Благодаря тебе.

— Ну что ты смотришь? Можешь подойти и посмотреть, я же не кусаюсь, — широко улыбнувшись, как можно дружелюбнее тянет Изуку, когда замечает, что черноволосый мальчик, одиноко сидящий на качелях, исподтишка смотрит на него слишком долго.  — Извините, — тот мигом отворачивается и, оттолкнувшись ногами от земли, быстро раскачивается так, что при каждом движении деревянное сидение проделывает путь едва ли не в половину окружности. Мидория неопределённо хмыкает и под повторяющиеся с одинаковой периодичностью скрипы железной цепи возвращается к своему изначальному занятию: расстановке на парковой лавочке фигурок Всемогущего в разных порядках, известных только ему — то высоте, то по дате приобретения, то уровню проработанности, то по цене, то по фаворитизму: от наиболее любимой до наименее (хотя это самое сложное, потому что он обожает все свои фигурки одинаково сильно). Решает прерваться он только когда противный скрежет, начавший постепенно затихать, полностью сходит на нет. Темноволосый кудрявый мальчишка, ухватившись обеими руками за одну цепь, уже открыто глазеет на зеленоволосого, неуверенно приоткрывает и тут же закрывает рот, пытаясь что-то из себя выжать.  — Ты, кажется, разрешил посмотреть, — наконец выпаливает он и тут же делает новый толчок, будто готовясь получить отказ.  — Конечно, иди сюда, — улыбается в ответ Изуку, наблюдая, как тот рывком спрыгивает с качелей и как-то неуверенно, боязливо плетётся в его сторону.  — Ух, ты! Круто… — как только он оказывается рядом, то тут же начинает внимательно рассматривать каждую стоящую на деревянном сидении фигурку, восторженно улыбаясь, и Мидория отчётливо замечает в карминовых глазах яркий счастливый блеск, подмечая, что его взгляд, скорее всего, выглядит точно так же, когда он видит какое-либо изображение любимого героя.  — Ты любишь Всемогущего?  — Обожаю просто, — отвлечённо шепчет брюнет, на коленях, гуськом, обползая лавочку, чтобы получше рассмотреть коллекцию со всех сторон.  — Меня зовут Мидория Изуку, и я тоже обожаю Всемогущего. Как и всех героев. Ты, если что, не стесняйся, можешь потрогать их, взять в руки.  — Я Шимура Тенко, — мальчик коротко отрывает взгляд от пластикового слепка Символа мира, подметив, что выполнен он очень качественно и правдоподобно. — И мне нельзя трогать твои фигурки.  — Ерунда! Я же разрешил, — Изуку берёт самую крупную фигурку из всех и перебрасывает её через лавочку, и Тенко инстинктивно её ловит, крепко прижав руками к груди. — Прости, я тебя не ударил? Мидория перегибается через лавку, пытаясь понять, не угодил ли его бросок в лицо нового друга, но ни синяков, ни разбитого носа, ни самой фигурки он не видит. Шимура с испуганным, затравленным взглядом, сидя на коленях, по-прежнему сцепливает ладони у груди, а когда решается их отнять, по его футболке, шортам, ладоням рассыпается мелкий сизый пепел. Мальчик вздрагивает и начинает судорожно отряхивать одежду.  — Прости, пожалуйста… — совсем тихо проговаривает он, но тут же собирается с собой и более уверенно добавляет: — Я же предупреждал, нельзя ничего мне давать в руки.  — Что это было… Твоя причуда? — поражённо шепчет Изуку.  — Прости за фигурку, я верну тебе за неё деньги, — Шимура, тяжко вздохнув, поднимается на ноги, готовясь уйти.  — Да подожди ты! — прихлопнув по коленям, мальчик с отливающими зелёным цветом волосами также встаёт. — Я не злюсь. Да и зачем? Это же всего лишь фигурка, кусок пластмассы и ничего более. У меня их много дома. Шестьдесят пять, а если считать и те, что попадаются в шоколадных яйцах, — то с повторяющимися все сто шестьдесят.  — Теперь на одну меньше.  — Ерунда. А сколько фигурок у тебя?  — Ни одной, — грустно отвечает Тенко, опускаясь на угол лавочки.  — Как? — нефритовые глаза Мидории шире распахиваются в удивлении. — Ты же любишь Всемогущего?  — Я люблю, — брюнет откидывается на спинку, поднимая взгляд куда-то вверх, в самое небо, и пытается сцепить ладони под затылком, но, будто бы опомнившись, отдёргивает руки и кладёт к себе на колени ладонями вверх, скрючив пальцы, — а вот отец не любит, как и героев в целом. Он говорит, что они все лицемеры и эгоисты, всегда рвутся спасать других людей, совсем не задумываясь о себе и своих близких. Моя бабушка была героиней и, как рассказывал папа, сплавила его в приёмную семью, когда он был совсем ребёнком, чтобы продолжить заниматься геройством.  — Но ведь… она сделала это ради благой цели, — Мидория шепчет это очень неуверенно. Он раньше и не задумывался, как чувствуют себя родные и близкие популярных героев, которые ежедневно рискуют собственными жизнями ради чужих, незнакомых им людей. Он думал, они могут испытывать только гордость. Как оказалось, не только её. — Но я не считаю, что детей можно так просто бросать, даже ради геройства. Кстати, а кто твоя бабушка?  — Шимура Нана. У нас с ней одинаковые родинки, — мальчик с некой гордостью ловко тыкает пальцем себе под нижнюю губу, указывая на маленькую чёрную мушку. — Она была наставницей Всемогущего. И она погибла ещё до моего рождения.  — Ого, это так круто! — не сдерживается и вскрикивает Изуку так, что некоторые люди на детской площадке поворачиваются в его сторону, но, поймав удивлённый красный взгляд, тут же гасит улыбку и слегка краснеет, смутившись. — Круто то, что она наставница Всемогущего, а не… другое. Подожди, только не злись!  — Я и не злюсь, — спокойно отвечает Тенко, поднимаясь с лавочки и указывая пальцем в сторону каменистой парковой дорожки, где стоит красивая стройная женщина с короткой стрижкой и машет им рукой. — Там моя мама. Это значит, что мне пора.  — Но мы же ещё встретимся? — с надеждой спрашивает Мидория, буквально мечтая услышать подтверждение в ответ. — Слушай, если тебе не разрешают держать дома фигурки героев, ты можешь играть с моими, я в следующий раз принесу больше. Ты ведь ещё придёшь сюда?  — Хочешь, чтобы я ещё рассказал про мою бабушку, не так ли? — брюнет вскидывает бровь и упирает руки в боки. — Нет смысла. Я и сам толком ничего не знаю, только однажды моя сестра взяла в кабинете отца её фотографию, а то, какой героиней она была, я узнал только из телевизора.  — Не обязательно рассказывать о ней. Есть же ещё много классных героев, — Мидория разом сгребает все принесённые фигурки в охапку, но несколько высказывает из его рук и падает прямо на траву, и Шимура бросается собирать их, странно отогнув мизинцы в стороны, пока зеленоволосый пытается удержать оставшиеся. — Мы можем говорить только о них. Или о Всемогущем. Или о том, какими героями станем мы сами. Я, кстати, и сам мечтаю однажды стать героем. А ты?  — Конечно, — чуть помедлив, темноволосый вручает новому другу его фигурки, но Изуку так и не понимает, на какой конкретно вопрос он ему сейчас ответил. ***  — Может, я и правда не стану героем? — Тенко, почесав раздражённую щеку, опирается на оградку перед входом в метрополитен и приподнимает руку на уровень своего лица, в миллионный раз разглядывая чёрную перчатку, прикрывающую только мизинец и безымянный палец, ставшую его незаменимым атрибутом ещё в далёком детстве. — Прошло столько времени, а я всё ещё не могу контролировать причуду. А если бы и мог, как её использовать? Отец говорит, что она создана только для того, чтобы всё разрушать. Серьёзно, я же без перчатки или, не оттопыривая палец, не могу даже просто прикоснуться к чему-нибудь. Может, отец, действительно, прав?  — Ерунда, не слушай его, — Изуку пристраивается рядом, опустив ранец прямо на тротуар и опершись локтями о резной металл. — Ты должен стать тем, кем сам хочешь стать, и не смей слушать, если кто-то говорит иначе. Твой отец просто до сих пор злится на твою бабушку, поэтому и предвзят к геройству в целом. Хотя бы в память о ней и её подвигах, ты должен стать героем. К тому же, у тебя есть реальные шансы, в отличие от меня.  — С чего так?  — У тебя есть причуда, пусть пока ты и не научился правильно применять её или управлять ею. Рано или поздно ты обязательно научишься это делать, а я нет. Потому что у меня причуды совсем нет. Шимура внимательно всматривается в веснушчатое лицо, разукрашенное свежим синяком, ярко выделяющимся на белой коже щеки. Мидория проговаривает всё это с привычной улыбкой, в искренности которой брюнет не смеет сомневаться, но с явной горечью в голосе, которую, надо сказать, не каждый сможет расслышать за мягким доброжелательным тембром. Тенко, вот, может.  — Лжец. Вот и как мне теперь тебе верить? — фальшиво усмехается черноволосый. — Всегда подбадриваешь меня, уговариваешь, а сам готов так сразу сдаться, как трусливый мелкий злодеишка.  — Кто сказал, что я сдаюсь? — усмехается теперь уже зеленоглазый парень. — Ни за что. Я пообещал стать героями вместе, и мы ими станем, если, конечно, сможем. Откуда синяк? Тенко, поймав на себе пытливый догадливый взгляд, не оставляющий никаких шансов солгать, отскочить от намеченной им темы или хотя бы отмолчаться, сам закатывает глаза и оттягивает воротник чёрной формы средней школы, под которым красуется крупное фиолетово-синее пятно, покрывающее собой ключицу.  — Отец. Я вчера засмотрелся геройские новости и не заметил, как он вернулся с работы. Чёрт возьми, как же я ненавижу его… — парень проговаривает всё это зло и небрежно, едва не скрипя зубами часто делая паузы между словами — как Мидория понял, он раздумывает, рассказывать ли другу подробности, но, очевидно, в итоге решает этого не делать. — Так ненавижу, что просто… — Зеленоволосый уже приоткрывает рот, чтобы вызвать на откровенность и заставить его выговориться хотя бы для облегчения собственной души, как тот разом переводит тему: — Откуда фингал?  — Каччан, — коротко и ясно отвечает Изуку.  — Когда-нибудь я разобью ему морду, — и без того разозлённый Тенко стискивает ладонь в кулак, слыша тихий скрип искусственной кожи, и тут же, рвано выдохнув, обратно разжимает пальцы, прекрасно понимая, что, чтобы действительно навредить кому-нибудь, ему нужно наоборот расслабить их, но ещё лучше понимая, что к этому он ни за что не станет прибегать. — Приду к вам в класс и набью. Я же знаю, он боится моей причуды. Что бы он ни говорил, а я-то знаю, боится. Все боятся. Я это знаю.  — Я не боюсь, — Мидория отвлечённо бегает взглядом по городскому пейзажу, по прохожим, не оставляя собеседнику и возможности увидеть его лицо. — Да и Каччан того не стоит. Сколько вы с ним уже дрались, а толку от этого ну никакого, только наказания от учителей и тумаки. А отец не стоит твоей ненависти. Сколько бы ты от него не получал и сколько бы ты не ненавидел его в ответ, от этого ваша кровная связь никак не разорвётся, но жизнь ты себе можешь испортить этим. Никто на свете не стоит насилия и ненависти. К тому же герои так не поступают.  — Но я не герой. Он не позволяет мне даже произносить дома это слово, — парень рывком срывает с ладони перчатку и нервно трёт шею, после чего не сдерживается и со всей силы проводит по ней ногтями, а потом ещё и ещё до тех пор, пока чужие пальцы сильно не сжимают его запястье. — Почему он не может просто поддержать меня? Я же его сын! Неужели нельзя забить на обиды и просто помочь своему ребёнку? Чёрт, он не примет меня как героя! Интересно, а если я пойду в злодеи, он расстроится меньше?.. Конечно, меньше, это же не геройство. Что угодно, лишь бы не геройство. Мать и Хана ничуть не лучше. Раньше я думал, что они просто боятся отца, но теперь я понял… — Шимура произносит это горячим быстрым шепотом, будто боясь, что кто-нибудь из прохожих его услышит. — Нет, я не хочу сказать, что мама за меня не заступается, но все же она никогда мне не говорила, что я смогу. Наверное, она так не думает.  — Как же я понимаю тебя, — Мидория грустно улыбается, продолжая сжимать дрожащую ладонь, всю покрытую шелушащейся кожей, совсем не боясь случайно попасть под действие страшной деструктивной причуды. — Когда я спросил у своей мамы, смогу ли я стать таким же, как Всемогущий, знаешь, что она сделала? Она заплакала, обняла меня и стала извиняться. А за что? Родители ведь не выбирают причуды для своих детей. Получается, она тоже не верит, что я смогу. Парень прикрывает изумрудные глаза и легонько откидывается назад, и, когда снова открывает их, видит уже голубое весеннее небо, пронизанное линиями облаков и серых городских дымов.  — Никто в нас не верит, Тенко. Но разве это повод опускать руки? Разве это значит, что мы на самом деле не станем настоящими героями? Разве общественное мнение — это определяющий фактор в этом вопросе? По-моему чужое неверие — это только дополнительный повод не сдаваться и двигаться вперёд, чтобы в конце пути утереть всем, кто с нас смеялся и называл идиотами, носы. У тебя так вообще геройство в крови и фамилии.  — Гена геройства не существует, — Шимура, следуя примеру друга, опирается спиной об оградку, чувствуя, как тонкий железный брус противно давит под лопатки, и заглядывает в небо, будто ища в нём ответов и успокоения, но находит лишь несмелые мечты о невозможном будущем. — Вот бы лично встретить Всемогущего или другого героя, который был знаком с бабушкой, и расспросить о ней. Я же её внук, но не знаю о ней совершенно ничего.  — Много хочешь, — усмехается Изуку, отчего в уголках губ собираются глубокие ямочки, и наклоняется к тротуару, где стоит его ранец. — Всемогущего ему лично подавай, меня только на интервью позвать не забудь. Я хотел отдать это тебе после уроков по пути домой, но раз уж об этом заговорили сейчас… Парень судорожно ковыряется в своём портфеле, перебирая книги и разбросанные канцтовары, однако в последнюю секунду что-то вспоминает, хлопает себя по лбу и расстёгивает другой отдел портфеля.  — Это, конечно, не лично Всемогущий, но тут ты тоже сможешь кое-что узнать, — Мидория пытается что-то осторожно вытащить наружу, но у него не получается, и он рывком (благо, существуют прозрачные папки) вытаскивает из ранца тонкую цветастую книжку, которая оказывается очень старым геройским журналом. Алые глаза Шимуры мигом вспыхивают искорками, когда он присматривается и понимает, кто изображён на обложке. — Пришлось столько сайтов с раритетом облазить, а в итоге купил у одного коллекционера.  — Эй, Деку, ты с ума рехнулся? — брюнет смотрит пристально сначала на протянутый журнал, затем на улыбающееся лицо своего единственного друга и легонько отталкивает от себя предмет. — Я даже боюсь подумать, сколько ты заплатил за это.  — И это я ещё после этого «Деку»? Вот и не думай, — Изуку настойчиво вручает свой подарок, и тому ничего не остаётся, кроме как принять его. — Ты имеешь право знать всё про свою семью, это бесценно. Зато, — парень невольно растягивает губы в застывшей на лице ухмылке, — теперь я узнал, что ты всё-таки умеешь улыбаться, а это стоило всех трат.  — Ты полный идиот, — внук героини, ненастоящими глазами смотрящей на Изуку с обложки журнала, бережно прижатого к чужой груди, пытается сдержать улыбку, но через несколько секунд тщетных попыток сдаётся. — Полнейший идиот и придурок, по-другому не назовёшь. Скажи, я же могу оставить его у тебя? Ты же знаешь, ко мне домой такое лучше на всякий случай не приносить…  — Да у меня в комнате столько твоих геройских атрибутов лежит, что я могу уже смело требовать с тебя арендную плату, — смеётся Мидория.  — Могу и заплатить.  — Нет, пусть это будет ещё один мой подарок, — зеленоволосый застёгивает ранец, громко звякнув молнией, опрокидывает себе на плечо и, устало вздохнув, отрывается от оградки. — А теперь идём. Если ты ещё не забыл, мы шли в школу. Шимура несколько несоизмеримо долгих для него секунд смотрит в чёрную спину друга, ещё не заметившего разрыв между ними, собираясь с мыслями, но всё не срывается догонять его.  — Эй, Изуку, подожди. Спасибо тебе. За всё.  — Рано за что-то меня благодарить, — Мидория останавливается и разворачивается, оббегая товарища своим повседневным доброжелательным взглядом без единой ярко заметной эмоции в нём. — Вот не предашь мои ожидания, станешь героем, тогда и будешь меня благодарить. Пока же, как и следующие несколько лет, тебе элементарно не за что.  — Как скажешь, — Тенко с напущенным равнодушием пожимает плечами и плетётся следом за одноклассником, пытаясь на ходу затолкать новоприобретение в ранец. Сегодня ему точно будет не скучно на уроках. ***  — А вот и я. Мидория, сидящий прямо на траве, подстелив под себя ранец, чтобы случайно не испачкать новенькую школьную форму, оборачивается и не может сдержать улыбки, завидев темноволосого одноклассника, также облачённого в серый пиджак UA.  — Мы всё же сделали это, — радостно замечает зеленоволосый, по-прежнему не верящий в происходящее, хоть и сам принимающий в нём прямое участие. — Никто не верил, но мы смогли сделать это. Теперь, наконец-то, мы станем героями, как сами того и хотели. До сих пор не верится!  — Да, — новоиспечённый ученик 1-А класса геройского курса опускается рядом с товарищем, совсем не боясь заляпать штаны. — Мы старались, и вот мы здесь. Изуку поворачивается в сторону друга, внимательно рассматривая столь знакомое и едва ли уже не родное бледное лицо, рассечённое напополам на уровне глаз тенью, падающей от здания их новой школы, за углом которого они и договорились встретиться с утра, обрамлённое чёрными кучерявыми локонами, непослушными и вечно лезущими куда не след, и яркие алые глаза, горящие блестящим огнём искреннего восхищения и предвкушения. Снова пробегается взглядом по мелким и едва заметным шрамикам под глазами, оставшимися после постоянного расчёсывания кожного раздражения, по небольшой чёрной родинке, расположенной под приоткрытыми в полуулыбке губами, слегка блестящими на солнце от слюны. Мидория, тоже невольно улыбнувшись, прослеживает взгляд друга, направленный на большие открытые окна старшей школы UA.  — И вот я здесь. Спасибо тебе за это.  — А я тут причём? — Тенко поворачивается к собеседнику лишь на мгновение, будто не в силах оторвать околдованный взгляд от здания. — Ты и правда этого заслуживаешь. В том переулке ты вел себя как настоящий герой, и даже сам Всемогущий признал это, иначе не стал бы брать к себе в ученики и передавать… свой настрой.  — Да ладно, он ведь и о тебе обещал позаботиться. Мне кажется, ты очень напоминаешь ему наставницу. Похоже, ты намного больше похож на свою бабушку, чем сам думаешь, но я говорю сейчас не об этом… Спасибо. Если бы не ты, я бы сейчас здесь не сидел. Всё это время ты был единственным, кто поддерживал меня и подбадривал, когда я падал духом, единственный, кто не смеялся и не дразнил меня. Я мечтал стать героем с самого детства, но, как бы лицемерно с моей стороны это ни звучало, я ужасно сомневался, что смогу чего-то достичь. Но ты разделил мою мечту и стал моей опорой, которой мне так не хватало, и моим лучшим другом. Если бы тогда в парке ты не решился подойти ко мне, я бы точно в один прекрасный момент сломался. Но ты подошёл, и за это тебе огромное спасибо. Алые глаза поражённо распахиваются, с удивлением вперившись взглядом в веснушчатое лицо, направленное туда, куда Тенко сам смотрел минуту назад.  — Шутишь что ли?  — Ни капельки.  — Предатель.  — Знал, что ты так скажешь.  — Мы же вроде договорились не благодарить никого, пока не станем настоящими героями. Нарушаешь собственное слово, — брюнет легонько, но весьма ощутимо, стукает кулаком зелёную макушку, отчего одноклассник зажмуривается. — А нам до героев ещё как до луны.  — Ну, я же ни о чём не договаривался. Я просто запретил благодарить меня раньше времени, — Мидория тихо усмехается и потирает рукой затылок. — Извини, если это было как-то важно для тебя. Просто я решил, раз мы ученики UA, раз это наш новый этап, не конечный, разумеется, но промежуточный, которого мы таким упорством и трудом достигли, значит, уже можно подводить определённые итоги, пусть сегодня лишь первый день.  — Вот, значит, как? — выдаёт Тенко, и в его тоне отчётливо слышатся по-змеиному шипящие нотки нескрываемой злости, отчего зеленоволосый чувствует себя немного неловко, ведь в течение всего прошедшего года и не задумывался, что его наскоро брошенное перед спуском в метро наставление было в своё время мало того, что воспринято всерьёз, так ещё и не забыто после. — Новый промежуточный этап? Я, между прочим, серьёзно тебе поверил.  — Хорошо, если хочешь, можешь также нарушить моё слово и сказать мне всё сейчас, — примирительно оттопырив мизинец, произносит зеленоглазый парень. — Прости, я просто не рассчитывал, что ты придал моим словам какое-то значение.  — Ладно, — шипит черноволосый, — только глаза закрой, а то я не могу слова сформулировать, пока ты пялишься на меня. Изуку, не без немого вопроса в глазах кивнув, послушно опускает веки. Шимура, чуть помедлив, придвигается чуть ближе, колоссально ближе, как ему сейчас кажется, и пару минут просто наблюдает контраст света и тени на лице одноклассника, на веснушчатых щеках, на расслабленных веках, на губах, то и дело приоткрывающихся для вдоха, размеренно шевелящего грудь под фирменной униформой. Тенко чувствует необъяснимый страх и трепет, но всё же придвигается совсем близко и перехватывает пальцем, свободным от перчатки, его протянутый мизинец, опасно сокращая расстояние между их лицами. Как бы ни пугала его собственная затея, злость, рождённая только что в душе, колотит сердце звучными толчками куда сильнее, и темноволосый парень действует на одной только этой злости, всегда работающей для него как энергетический напиток, попавший в организм. Он всегда хотел оттянуть этот миг до разрешённого другом момента, и, если бы этот дурак сейчас не удумал копошить карты в колоде его плана, Шимура бы ни за что не стал рисковать раньше времени. Но теперь хочет сделать всё просто от злости, бросающей в кровь адреналин, придающей решимости и некой даже самоуверенности. Просто чтобы подразнить или наказать Изуку. А потом отругать самого себя за постоянную импульсивность. Сердце отбивает чечётку быстрее, чем на вступительном экзамене. Уже ужасно хочется бросить задумку и отступить до лучшего момента. Но Мидория всегда учил этого не делать, поэтому Шимура, чувствуя, как недавняя злость полностью заменяется на жуткое предчувствие неизвестности, сделав контрольный глубокий вдох и накрепко, до боли в веках, зажмурившись, наклоняется и осторожно, боязливо и неуверенно, как бы он ни пытался из себя эту уверенность, отчего-то в один момент улетучившуюся, выжать, прислоняется губами к краюшку его губ, не рискнув сделать поцелуй полноценным. Изуку вздрагивает всем телом, и брюнет тут же спешно пытается отстраниться, но, отклоняясь назад, чувствует, как столь желанные для него губы догоняют его, накрепко прижимаясь и обжигая свои касанием. Оба парня перестают шевелиться и даже непроизвольно задерживают дыхание, боясь испортить прекрасный момент. Всё, что им остаётся — тонуть в нём, тонуть друг в друге, тонуть в одном лишь прикосновении и теплоте, тонуть в этих волнах, распространяющихся по всему телу, вызывающих мелкую волнующую дрожь, скользящую от груди вниз по животу, и крепче сжимать сплетённые пальцы. И только наслаждаться.  — У тебя лицо совсем как у Кацуки, когда он узнал, что мы тоже поступили, — Тенко, у которого первым закончился воздух в лёгких, медленно отстраняется и, всё ещё сжимая плечо одноклассника другой рукой, внимательно вглядывается в его покрасневшее застывшее лицо. — Ты как? Не противно?  — Нет. Совсем нет, — Мидория, совершенно растерявшись, трясёт головой, радуясь, что прохладный весенний ветерок обдувает его и немного студит загоревшиеся щёки. — Это очень… необычно.  — Я не знал, как ты отнесёшься к подобному. Но, даже если бы ты меня оттолкнул, это не имеет никакого значения, — устроившись обратно на траве, Шимура неловко протирает лицо ладонями, чувствуя неприятное касание искусственной кожи, хотя минуту назад сходил с ума от совсем другого касания. — Ты первый это начал, а, значит, я тоже нарушу своё слово и поблагодарю тебя. Спасибо тебе за всё, Изуку. Спасибо, что был мои другом все эти годы. Спасибо, что помог мне продолжить мечтать о чём-то, когда, казалось бы, все мои мечты растоптаны в прах. И за то, что помог мне принять самого себя и свою причуду, хоть я и до сих пор не могу ею управлять. И за то, что не позволял мне впадать в отчаяние и ненависть, когда я думал, что другого выхода нет. Только теперь я понимаю, что отец не имеет права указывать мне, кем быть, и, кажется, я больше его не боюсь. И это тоже благодаря тебе. Но самое главное, спасибо, что поддерживал меня всё это время. Всё, чего я достиг до сегодняшнего момента и достигну в будущем… Это всё благодаря тебе. Ты сделал меня тем, кто я есть. Спасибо.  — Удивительно, — Мидория усмехается и поднимает улыбающееся лицо вверх, навстречу солнечным лучам, — я ведь тоже думаю, что достиг всего только благодаря тебе. Кажется, у данного явления даже есть название — симбиоз. Знаешь, мне сейчас кажется, что пока мы с тобой вместе, мы сможем достичь всего на свете, какими бы недостижимыми ни были наши цели. А ты как думаешь?.. — Изуку смотрит на одноклассника, но его взгляд вдруг соскальзывает за его спину, и парень, не дождавшись очевидного ответа, вскакивает на ноги, протянув непонимающему брюнету руку. — Там ребята в форме UA бежали в сторону входа. Церемония, наверное, сейчас начнётся. Пошли. Мы же не хотим опоздать в первый же день?  — Конечно, — улыбнувшись в ответ, Тенко сжимает протянутую руку и поднимается. Мидория снова не может понять, на какой из двух вопросов он только что ответил. Но это и не важно.