Пуговицы вместо глаз

      Тик-так. Тик-так. Часы на кухне равномерно отбивают свой ритм, а в кухне царит полнейшая тишина. Тусклая лампочка слабо освещает кухню, делая это место ещё более призрачным, чем оно есть на самом деле. За окном непроглядная, бездонная тьма, хотя совсем недавно из него был виден двор, деревья, небо, и всё это в мрачных, серых тонах. Но сейчас мир за окном распался, как карточный домик и оставил после себя пустоту. Даже туман, и тот пропал. И только этот дом остался реальным, хотя лучше бы и он тоже исчез, как мир за окном.       Часы продолжают отбивать свой бесконечный ритм. Коралина на кухне одна.       Она проиграла. Не смогла спасти родителей и души детей-призраков, не смогла вернуться домой. И самым отвратительным было осознание того, что это конец. Уже ничего не изменить, не вернуть. Она обречена и вынуждена оставаться здесь, в этом чёртовом параллельном мире, за этой чёртовой дверцей в стене. Она не смогла, подвела всех, кто в неё верил. И за это она себя ненавидела.       Коралина рассматривает это место, все предметы, которые здесь находятся. Как же эта кухня похожа на настоящую, из реального мира, и одновременно непохожа совсем! Это просто жалкая пародия, бездушная подделка, которая в точности копирует настоящую – в каждой вещи, которая здесь есть, Коралина узнаёт свою кухню. Но нет в ней самого главного – простого тепла и родного, светлого уюта. И именно из-за этого эта кухня кажется до боли знакомой, и вместе с тем – холодной и совершенно чужой. Даже смешно!       Коралина думает об этом и продолжает рассматривать кухню. Ей вдруг показалось, что она не видит ничего вокруг, что она уже ослепла, хотя операция ещё не началась. И ещё Коралина чувствует ужасную боль в глазах, как будто их уже пронзила игла. Она чувствует буквально каждый её укол, ощущает её противную остроту. В глазах нестерпимо колит. И Коралина знает, что это не от слёз, а от нарастающего страха и предстоящей боли.       Коралина сидит на стуле, положив руки на подлокотники. Она никак не привязана, не прикована к этому стулу, её никто не держит – она с лёгкостью может просто встать и уйти, убежать из этого жуткого мира, но...смысл?       Какой смысл возвращаться домой, если она ничего не добилась? Жить без родителей, зная, что оставила их, бросив на произвол судьбы? Жить с ужасным чувством вины и ненавидеть себя всю оставшуюся жизнь? Нет, Коралина ни за что не позволила бы себе трусливо сбежать! Легче остаться и презирать себя здесь, чем там, в реальном мире, зная, что уже ничего не исправить.       Когда отвратительная резь в глазах прекратилась, Коралина вдруг твёрдо решила – она не станет кричать или плакать, когда ей будут пришивать пуговицы. Она не будет вопить, рыдать, умолять, просить, она не опустится так низко, чтобы молить о пощаде. Другая мама не услышит от неё ни звука и не увидит её слёз. Ни за что и никогда. Коралина этого не допустит, как бы больно ей ни было. Пусть это будет её месть Другой маме. Она должна быть смелой. До самого конца...       Тик-так. Тик-так. Часы всё отбивают свой нескончаемый ритм, а в кухне стоит всё та же гробовая тишина. Казалось, весь дом находится в каком-то вакууме, потому что ни из коридора, ни откуда-либо ещё не слышно даже слабого шороха.       Коралина уже стала думать, что про неё все забыли и к ней никто не придёт. Ох, если бы так и было! Умом она, конечно, понимала, что такое очень и очень маловероятно, но слабая и робкая надежда всё же теплилась у неё в груди.       Коралина напряжённо вслушивалась в тишину, пытаясь уловить хоть что-то, кроме тиканья часов. Отсутствие звуков пугало, и Коралине стало казаться, что за ней кто-то следит. Этот кто-то затаился где-то в глубине дома, в самом тёмном его уголке и внимательно наблюдает за девочкой своими чёрными пуговичными глазами. И если Коралина обернётся, этот кто-то обязательно её напугает, кровожадно сверкнув блестящими пуговицами.       По спине Коралины пробежали мурашки. Ей показалось, что она буквально чувствует затылком присутствие этого кого-то...       Тик-так. Тик-так. Всё та же, ничем не нарушаемая, тишина. Коралине даже стало скучно, страх немного отступил куда-то на второй план. Интересно, сколько она уже тут сидит?       Тиканье часов вдруг показалось ей похожим на постукивание длинным пальцем по круглой пуговице. Тиканье постепенно менялось, всё больше напоминая равномерный стук по полированной поверхности пуговицы. Коралина вздрогнула, а все её внутренности разом ухнули вниз. Она медленно повернула голову...       На пороге кухни стояла Другая мама, постукивая длинным пальцем по своему пуговичному глазу и улыбаясь своей неживой, жуткой улыбкой. Её белая кожа в тусклом свете лампы казалась ещё белее, и от этого она была похожа на мраморное изваяние. Коралина почувствовала, как задрожали её коленки.       Бэльдам перестала стучать по глазу и медленно прошла на кухню. И чем больше она приближалась, тем сильнее стучало сердце Коралины.       Ведьма остановилась перед столом, заслоняя его от Коралины своей спиной. А когда она отошла, вновь открывая его взору девочки, Коралина увидела, что на столе, непонятно, как и откуда, появилась коробочка с пуговицами и иглой и ещё какие-то инструменты. Взглянув на коробочку, Коралина похолодела: совсем скоро этим пуговицам предстоит стать её новыми глазами...       Коралина судорожно сглотнула. «Я должна быть смелой!».       Другая мама посмотрела на девочку каким-то голодным взглядом. Было видно, что она наслаждается её страхом, получает удовольствие от её душевных терзаний. Коралина была уверена, что в такой тишине бешеный стук её сердца слышен на весь дом, но ей не хотелось, чтобы его слышала Другая мама. Она не хотела, чтобы ведьма поняла, что ей страшно. Девочка попыталась хоть немного успокоиться и унять своё сердце, но от этого оно стало стучать только громче и быстрее.       - Что ж... Ты проиграла, Коралина. – Прошипела Бэльдам, подобно змее, сверкнув глазами и оскаливая свои острые зубы в широкой улыбке. – И мы обе знаем, что теперь тебя ждёт.       Она нарочно говорила медленно, растягивая каждое слово, чтобы оно успевало отдаваться в ушах Коралины ужасающе, чтобы проникало в самое сердце. Коралине очень хотелось её поторопить, но она молчала, всем своим видом стараясь показать, что ей абсолютно всё равно на её слова.       - Теперь ты останешься здесь навсегда, - не сдавалась ведьма, ещё больше растягивая слова, - и я должна пришить тебе пуговицы вместо глаз...       Последнее прозвучало, как приговор. Как колокольный набат. Как гром среди ясного неба.       - К сожалению, не я выбирала правила игры. Ты сама приняла такое решение...       Давит на самое больное. Мол, ты сама выбрала себе такую судьбу. А будто Коралина не знает? Знает. И ненавидит себя за это. Сказала, не подумав. Поставила на кон самое дорогое, не рассчитав свои силы – родителей и собственные глаза, собственную жизнь. И не справилась.       - Но попробуй посмотреть на это с хорошей стороны: скоро у тебя будут новые глаза, намного лучше прежних! Ты рада? – Насмешливо спросила Бэльдам, будто бы стараясь приободрить.       Коралину это лишь раздражало. Впрочем, этого и добивалась Другая мама. Она отошла к столу, начиная приготовления.       - Но ты не переживай. – Сказала Бэльдам, возясь с инструментами. – Уверяю тебя, мир сквозь пуговичные глаза выглядит намного лучше, чем сквозь обычные. Тебе понравится, можешь не сомневаться. Да и с пуговицами тебе будет лучше. Они определённо тебе пойдут.       Коралина всё ещё не была привязана к стулу, на котором сидела, но ей казалось, что она приросла к нему, не в силах двинуть ни рукой, ни ногой. Страх сковал её тело. Вот-вот ей придётся расстаться со своими глазами... Но она не должна кричать. Она должна быть смелой.       Другая мама закончила приготовления и обернулась к Коралине. В руке у неё был пинцет, хищно блестевший на свету. Сердце Коралины стало стучать так быстро, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. В памяти всплыли слова Другого папы: «Игла такая острая, что ты ничего не почувствуешь...».       Бэльдам медленно подошла к Коралине. На её мертвецки-белом лице была свирепая улыбка, а пуговичные глаза кровожадно сверкали. Коралине очень хотелось спрятать страх, затолкать его как можно глубже... Она будет смелой. Всё это рано или поздно закончится, нужно лишь немного потерпеть...       Другая мама приблизилась к девочке. Ведьма возвышалась над ней, как паук над беспомощной жертвой, попавшей в паутину. Коралина дрожала всем телом.       Бэльдам поднесла к правому глазу девочки пинцет. Коралина ощутила, как холодное лезвие коснулось поверхности её глаза. Жутко неприятно. Но она терпит. И вдруг резкая боль...       Пинцет проник под веко и обхватил глазное яблоко с внутренней стороны. Коралина в шоке застыла от слишком неожиданной боли, задержав дыхание. Но продолжала терпеть.       Внезапно снова боль. Чудовищная. Бэльдам вырвала правый глаз, быстро и без предупреждения. Коралина чуть не задохнулась, но даже не пискнула. Ужасная боль резью отдавалась в повреждённом нерве пустой глазницы. Девочка чувствует, как по щеке медленно стекает что-то тёплое, оставляя на месте вырванного глаза странное чувство ещё большего опустошения.       Бэльдам убрала потускневший, некогда красивого карего цвета глаз куда-то на стол. Коралине на мгновенье удалось его разглядеть, и её затошнило.       Ведьма тем временем уже просунула пинцет под левый глаз. Всё та же боль, та же неприязнь и дискомфорт. Коралина думает, что все эти ощущения уже так привычны после правого глаза и не так больно, как в первый раз. Так странно, даже забавно.       И снова рывок, от которого Коралина в ужасе застыла. Та же боль, ужасная и неожиданная. Вот только на этот раз вместе с этой болью всё резко обрывается и пропадает... Коралина остаётся в полной темноте и понимает, что ослепла. Хочется закричать от боли и окружающей её черноты, от осознания того, что она не видит. Но Коралина терпит.       Так страшно сидеть настолько близко к Другой маме и не видеть её...       Коралина чувствует стекающую ручьями по щекам, противно горячую жидкость, и ей становится жутко от мысли о том, как она выглядит со стороны. Но всё же боль понемногу утихает.       - Ну а теперь приступим к самому главному... – Шипит над ухом голос Бэльдам, и от него у Коралины кровь стынет в жилах.       Девочка слышит, как ведьма взяла иглу и коробочку с пуговицами. Внутри всё сжалось...       Коралина почувствовала, как к её правой глазнице приложили что-то гладкое и холодное. А потом вдруг острая боль пронзила место глаза...       Коралина дёрнулась и сжала зубы, застыв, как каменная статуя. Игла вонзалась в глазницу, каждый раз создавая новые ранки и причиняя боль старым. Немного поутихшая боль наступила с новой силой. Каждый укол отзывается неимоверной резью, словно глазницу протыкают ножом, а не иглой. Но Коралина терпит.       Она вцепилась в подлокотники стула мёртвой хваткой, костяшки её пальцев побелели. Она старается заглушить боль от иглы, сжимает зубы до скрипа – всё, что угодно. Только не кричать.       Но даже несмотря на то, что Коралина была слепа, она могла бы поклясться, что на лице Другой мамы нет этой мерзкой, самодовольной улыбки. Её губы вытянулись в тонкую нить, пуговичные глаза смотрят как-то расстроенно и даже немного печально, а лицо выражает некое разочарование. Разочарование от того, что Коралина не кричит, не извивается в её руках, даже не плачет. Только алые струйки крови текут по её щекам, но это лишь от повреждения, а не от плача. На такое ведьма совершенно не рассчитывала. Она надеялась, что Коралина будет кричать от боли, молить о пощаде. Но нет. Ничего такого не происходит. Такое с Бэльдам случилось в первый раз.       И именно разочарование и неудовлетворение ведьмы, отсутствие на её лице довольной улыбки доставляло Коралине удовольствие, даже невзирая на нестерпимую боль. Это было самой лучшей наградой за все её мучения и страдания.       Наконец игла сделала последний укол, нитка образовала последний стежок и чёрная блестящая пуговица прочно засела в глазнице, туго затянутая нитью. У Коралины появился новый глаз, но она до сих пор не видела. И это пугало.       А Бэльдам уже приступила к левой глазнице, прикладывая к ней точно такую же пуговицу. Её вдруг охватила злость, ей захотелось причинить Коралине такую боль, чтобы она охрипла от своего крика. Эта дрянная девчонка не должна сидеть здесь, не издавая ни звука, так не должно быть! Бэльдам сделает так, чтобы Коралина корчилась от боли, чтобы она взвыла. И ведьма, охваченная неуправляемым гневом, резко вонзила иглу в левую глазницу.       Коралина ахнула и в панике дёрнула головой, от чего боль только усилилась. Девочка не ожидала, что игла станет так сильно и грубо впиваться в глазницу. Коралина ещё сильнее вцепилась в подлокотники, поджала ноги под стул. Она с очень большим трудом пыталась не закричать. Хотелось вырваться, убежать от иглы, которая наносила всё новые и новые уколы, словно удары. Боль была ужасающей. Молчать не получалось, как бы девочка не сдерживалась. С губ сорвалось хриплое, почти беззвучное «хватит», но оно было настолько тихим, что его не услышала ни Бэльдам, ни даже сама Коралина. Девочке показалось, что у неё начались судороги – она дрожала с головы до ног. Разум помутнился, Коралина уже практически не понимала, что происходит и где она находится, лишь вздрагивала при каждом новом уколе иглы.       Немыслимо. Невозможно.       Но вот боль неожиданно прекратилась – так же резко, как и началась, и к Коралине постепенно стал возвращаться рассудок. Когда девочка очнулась от забытья, перед новыми глазами-пуговицами стояла лишь красная кровавая пелена. Девочку всё ещё била мелкая дрожь, место глаз ужасно болело, и всё же она не могла поверить своему счастью. Неужели всё, наконец-то, закончилось?       Когда же красная пелена перед глазами стала проясняться, и Коралина начала различать очертания кухни, первым, что она увидела, была Другая мама. Ведьма смотрела на девочку своими блестящими пуговичными глазами (такими же, как и у Коралины теперь...) и широко улыбалась. Коралина вздрогнула. Лучше бы она этого не видела!..       Но слишком довольный и всё ещё хищный вид Другой мамы насторожил Коралину. Почему она так улыбается? Кажется, ничего ещё не закончилось... Как будто что-то ещё должно произойти. Коралина чувствует это...       - Ну, как тебе твои новые глаза? – Спросила Бэльдам, улыбаясь.       Коралина даже не успела придумать, что ответить. Её внезапно пронзила острая боль, такая сильная, что стало ясно – это несравнимо ни с чем, что сегодня произошло, несравнимо ни с одним чувством в мире. Больнее этого ничего не может быть.       Коралина решила, что умирает: нельзя, просто невозможно вытерпеть такую боль. Она ударила в тело, в голову всего на мгновенье, но этого хватило. Коралина вскрикнула и...ничего. Боль быстро отступила, и девочка погрузилась во тьму.       Ей показалось, будто её выдернули из собственного тела, настолько быстро и стремительно, что Коралина не успела что-либо предпринять, даже как-то среагировать на это. Происходящие страшно пугало, и девочка совершенно не понимала, что к чему.       Коралина поняла, что уже не испытывает боли и не дрожит, даже ужасная боль в глазах ушла. Она не ощущает буквально ничего, кроме странной, и даже пугающей лёгкости.       Вдруг темнота рассеялась, и Коралина вновь оказалась в кухне. Только девочка почему-то находится почти под самым потолком. Очень странно...       Коралина посмотрела вниз и увидела Бэльдам, убиравшую всё после операции и...себя. Коралина видела себя же, сидящую на стуле, но не двигающуюся. Совсем...       - О, эти глаза я буду особенно беречь... – Проговорила Другая мама, беря в руки мисочку с глазами девочки. – Буду хранить их, как самое сокровенное.       Она довольно улыбнулась и посмотрела на безжизненное тело Коралины на стуле. Она сделала, что хотела. Покончила с этим.       А Коралина под потолком начинала медленно осознавать смысл происходящего. До неё постепенно доходило. Она...умерла. Бэльдам забрала её душу, проглотила её жизнь... И то, что сейчас парит под потолком – это всего лишь призрак Коралины, смутное воспоминание о смелой кареглазой девочке с иссиня-чёрными волосами. А то, что находится на стуле – просто безжизненная оболочка...       Перед Коралиной всё закружилось. Мозг не хотел воспринимать произошедшее, она отказывалась верить: не может всё вот так закончиться, это просто не может быть правдой...       Откуда-то сзади, из коридора, задул слабый, но настойчивый ветерок, и Коралину потянуло назад. Она в последний раз взглянула на кухню, Бэльдам и своё тело и полностью отдалась этому ветерку. Ей уже было всё равно, что будет происходить дальше. Всё потеряло смысл...       Коралину несло по коридору куда-то вглубь, в темноту. Она безразлично смотрела на предметы, мимо которых пролетала. Она теперь стала лёгкой, как облачко...       Мимо проплыла гостиная. Дверь туда приоткрыта, и Коралина мельком заглянула внутрь. Внутри всё такое чужое, мрачное... И дверца в стене открыта. А в ней – длинный коридор, который соединяет два мира. Где-то там, совсем близко, в конце этого коридора, реальный мир. И дверца в стене так манит к себе и будто дразнит – мол, посмотри, как близок твой мир, на расстоянии вытянутой руки. Зайди, вернись в него, тебе же ничего не стоит этого сделать... Вот только ты опоздала...       Гостиная отдалилась вместе с дверцей и путём в свой мир. Коралине показалось, что это был последний шанс вернуться туда, хотя уже давным-давно ничего не изменить.       Девочка поняла, что прилетела в самый конец коридора, к большому зеркалу. Она посмотрела в него, но увидела только коридор и больше ничего. Она не отражалась в зеркале...       Коралину потянуло внутрь, и она пролетела сквозь зеркало, оказавшись по ту сторону, в мрачном, тёмном чулане. Ветерок, принёсший её сюда, стих, и Коралина сама полетела в угол, к старой кровати. На ней, под тонким одеялом, виднелись три огонька, слабо мерцавшие в темноте. Коралина подлетела к ним, и из-под одеяла осторожно выглянули дети-призраки. Они подплыли к девочке, становясь вокруг неё. Их лица несомненно были бы грустными, если бы могли выражать хоть какие-то эмоции.       - Не печальтесь, мисс. Вы храбро сражались. – Ободряюще проговорил призрак хорошенькой девочки с явной грустью в голосе.       Но Коралина и не печалилась. Она смотрела на чёрную поверхность зеркала, словно смотря сквозь него, и думала о том, что это конец. Конец для неё. Но, может быть, когда-нибудь появится новая Коралина, которая придёт и всех спасёт? И положит конец всему. А пока Коралина будет ждать. И не важно, сколько потребуется времени на это – месяцы, года, столетия – в тёмном чулане за зеркалом время тянется одинаково медленно.       Но Коралина будет ждать. Ждать столько, сколько будет нужно.