exile.

Томми спрыгивает с лодки на светлый песок новых земель, куда ему пришлось перебраться. ну, как перебраться. его просто в очередной раз выставили из Л'манберга, но в этот раз никто другой, как зелёный мудак собственной персоной, для многих более известный, как Дрим. даже самолично доставил его сюда на ебаной лодке. либо Иннит его в край заебал, либо он, всё-таки, садист, который откровенно издевается над ребёнком и пытается закрыть это тупыми шутками. когда их с Вилбуром изгнал человек в строгом костюме, у которого были явные проблемы с алкоголем, агрессией и манией величия, все понимали, что они вернутся рано или поздно. и это действительно случилось, спустя некое подобие почти детской войнушки (где-то глубоко внутри Томми было стыдно назвать это настоящей войной: всё получилось слишком просто. он даже не показал всем парочку крутых приёмов, избивая кого-то с помощью переливающегося приятным фиолетовым цветом зачарования незеритового меча.), ящик чего-то крепкого и один сердечный приступ у Шлатта. допился, ничего не скажешь. они даже выстояли против подрыва почти всего города и Техно, который, видимо, просто за компанию съехал с катушек вместе с Виллом. хотя это было обычное его состояние — сказать что-то пафосное и начать убивать всех без особого разбору. каждый веселится как хочет, да? Томми был уверен, что Блейд нанёс больший ущерб своими развлечениями, чем он. но из Л'манберга, почему-то, изгнали только первого. за хуйню, откровенно говоря. все были уверены, что новой войны не будет. и её действительно не случается — Туббо, в котором Иннит был уверен, как в себе, предпочитает другу город. да, замечательный ход для президента, но до невозможности подлый для друга. Томми, будь он на его чёртовом месте, боролся бы за своего товарища до последнего, отдал бы что угодно, но никому не позволил бы изгнать его. но они разные. как оказалось, совсем разные. обида и боль, съедающие сердце без остатка, неприятно жгли в груди, когда Томми остался один в новых землях, где он был единственным живым человеком на ближайшие десятки километров. он молча сел на песок, прожигая взглядом удаляющийся силуэт Дрима. свет от лампы — единственного средство освещения на сколоченных для плавания досках — вскоре исчез из поля зрения, уменьшившись до слишком крошечных размеров. это значило только одно — теперь Иннит точно остался в гордом одиночестве изгнанника. он упал спиной на землю и сложил руки на животе в замок, до рези в глазах всматриваясь в тёмное ночное небо. сотни… нет, сотни тысяч звёзд зависли над его головой, словно кто-то нарочно забрызгал люминесцентной краской иссиня-чёрное полотно. выглядело завораживающе, он давно не видел такого ясного неба ночью. огни города перекрывают такую красоту, хочешь ты того или нет. он было нашёл что-то хорошее в своём изгнании, но как только его мысли вернулись к Туббо, к тому, как он обошёлся с ним, наслаждаться видом больше не было никакого желания. он вновь сел, обняв свои колени. рационально мыслить, не дать эмоциям взять верх… тишину этого места прерывает удар палки о дерево. и ещё раз. и ещё. она почти разлетается в щепки, трещит и разламывается в нескольких местах, когда Томми, захваченный собственными чувствами, со всей силы лупит бедное дерево так, словно оно в чём-то виновато. он замахивается для ещё одного удара, но замирает, осознавая, что делает. на смену удару приходит тихий всхлип — злость превращается в отчаяние. он остался один. Туббо променял его на Л'манберг. на тот ебаный город, за независимость которого они воевали бок-о-бок, на тот город, в котором, как все надеялись, больше не будет никаких проблем, потому что милый мальчик, питающий любовь к жужжащим жёлтым созданиям, просто не способен создать проблемы. Томми клянётся, готов поспорить с самим дьяволом о том, что это ничто иное, как запоздалое влияние Шлатта на его слишком мягкого друга. эти мысли не помогают, наоборот, делают хуже. Иннит, проклинает себя за то, что позволил тогда Туббо остаться. надо было забрать его с собой, в Погтопию. если бы не это, если бы не вся эта история, возможно, тот пострадал бы меньше. и выбрал бы не город, а живого человека. Томми вытирает горячие слёзы руками, размазывая их по щекам, и совершенно не знает, что ему делать. он не знает, что чувствует, он не знает, потерял он друга или нет. но ему обидно, обидно до такой степени, что хочется кричать и он определённо сделал бы это, если бы был уверен в том, что его никто не услышит. чёрт знает, что и кто тут может обитать, тем более, по ночам. уткнувшись носом в собственные колени, он, подрагивая от холода и шторма, который бушует в его сердце, сидит ещё некоторое время, пока не чувствует, словно кто-то обнимает его. рядом с ним в несколько мгновений появляется полупрозрачный силуэт. Вилбур здесь. да, привыкнуть к его такой форме было нелегко, это немного напрягало, но сейчас любая поддержка была на вес золота. он расслабленно выдыхает, чувствуя некое облегчение. всё же, хоть кто-то с ним. это лучше, чем ничего. спустя несколько минут они вдвоём сидят у костра, перебрасываясь редкими фразами насчёт их планов по обустройству местности тут, всё так же на берегу, всё так же в изгнании. Иннит, согретый теплом огня и уставший из-за всплеска эмоций, вскоре засыпает под боком у призрачного и когда-то сумасшедшего Вилбура. Сут смотрит на Томми и думает о том, что он слишком ребёнок, чтобы оставаться одному, и что пойти за ним было однозначно хорошим решением, гладит его по волосам, аккуратно, стараясь не тревожить; выходит слишком по-отечески. это и было единственной причиной, по которой Вилл сейчас сидел на берегу рядом со спящим Иннитом — его хотелось как-то оберегать. тем более, после того, что случилось. Вилбур заснул ближе к рассвету, отдав единственный плед, который он смог прихватить, уже спящему Томми. последняя мысль Сута была о том, что ему определённо нужно, просто необходимо будет написать об этом книгу, но это будет позже. когда они вдвоём смогут построить тут город не хуже того, что остался позади.