Немного нервно

— Вот так этот мир к ебеням меняется — первое, что слышит Чанбин от своего нового знакомого. И эта фраза запоминается ему надолго. Море осенью уже холодное и мрачное, но все такое же непонятное. Его ледяные темно-серые лапы бились о берег, слизывая мелкие камешки куда-то внутрь себя. И было абсолютно непонятно, почему приходить на безлюдный пляж стало привычкой. Может быть, последствием бессонных ночей. Но это казалось нормальным. Даже, кажется, очаровывало как-то по-особому, заставляя сидеть маленькими вечностями на булыжниках и смотреть на то, как светлеет небо. Как в окнах близкорасположенных домов гаснут огни и люди выползают на улицу. Неохотно, заспанно, недовольно перебирая паутины своих мыслей. Это вызывало щекотку где-то в подсознании, но удавиться хотелось не меньше. Иногда казалось, что настал вечный день сурка. Проснуться, в ванную, выпить кофе, на работу, в магазин, поужинать для галочки и в студию, оттуда домой, снова дописывать тексты, случайно засыпать где получится и просыпаться. Монотонно. Примерно как раскаты волн соленой воды. Море было чем-то вроде ориентира стабильности, Чанбин все чаще ловил себя на мысли, что хотел бы раствориться в этом грязной пене. Казалось, что так будет легче. Но легче не становилось. Ни через день, ни через два. Круг все так же прогонял его по девяти кругам ада и лишь отпуск по болезни внес какие-то изменения. Организм вымотался, пропитался этой влажной серостью, затекшей в уши подобно воде. Она перекрывала весь окружающий мир, но позволяла просто сидеть и смотреть в одну-единственную точку, находившуюся где-то за пределами горизонта. Может быть, даже человеческого сознания, если бы оно имело известные физические горизонты. Единственное, что изменилось в жизни как-то внепланово, так это новое знакомство. Он появился словно из ниоткуда, но Со был готов поклясться, что из этой самой морской пены. И почему-то его защитная реакция именно сейчас дала сбой, пока слух улавливал шорох чужих шагов по камешкам. Этот странный парень шел босиком, несмотря на холодную погоду и ветер, в его руках были крепко зажаты конверсы с небольшой платформой, но на них были видны разводы от морской воды и редкие капли срывались вниз. — Все повторяют: «Человек звучит гордо!» — почему-то отвечает Чанбин, чувствуя, как неприятно разлепляются обветрившиеся губы. Незнакомец тихо смеется и его смех чем-то напоминает шум прибоя — такой же низкий и клокочущий, но приятный слуху. Парень подходит и садится рядом с ним, но держится немного на расстоянии. Его одежда не выглядит подходящей к погоде, больше походя на свободный парус, но, несомненно, немного вычурное пальто сангинового цвета выделялось среди серо-зеленой гаммы. Оно напоминало и кровь, и какой-то цветок, но почему-то оттенок совсем не тревожил. Даже наоборот, почему-то напомнил о доме. — Тебе не страшно? — чужой голос прорывается сквозь шум моря, заставляет Чанбина оторваться от созерцания чего-то неизвестного и перевести взгляд на парня. — Страшно от чего? — его мысли не хотят возвращаться обратно в черепную коробку и кажется его собеседник их вот-вот сможет увидеть, а может и руками потрогать. Но чужие карие глаза внимательно смотрели куда-то в самого Чанбина, будто не замечая телесной оболочки. Этот взгляд будто уже все знал заранее. — Обычно люди боятся подобный мест. Ну, знаешь, тут одиноко и ощущение реальности изменяется. — на грани слышимости незнакомец произносит ответ и ставит свои конверсы сбоку, стаскивая с плеч лямки небольшого рюкзака. — Мне не страшно. Не знаю почему. Это выглядит слишком…неважным? — Чанбин трет ладони друг об друга и дышит на них, чувствуя едва оставшийся запах его мятной зубной пасты. Кожа рук краснеет от трения. — Меня, кстати, Ли Феликс зовут. — улыбается парень, поднимая взгляд на человека, сидящего на булыжнике. Они обмениваются взглядами пару секунд и ветер перебирает пряди волос, смешиваясь с соленым морским запахом. Отдает сыростью. — Хочешь? — он протягивает небольшую фляжку. Чанбин зависает ненадолго, усмехается, но берет в руку протянутый предмет. — Конечно. — чужая полуулыбка не дает покоя, и он щурится, — Ты ее отравил? — Нет, я не маньяк, если ты об этом. Просто выглядишь потрепанно. — снова очень тихо отвечает Феликс. Он положил рюкзак на ноги и накрыл его ладонями, которые выглядели такими же миниатюрными, как и его аксессуар. Со, делая глоток, давится, но прикрывает рот рукой. Все же проглатывая, он тихо смеется, закручивая крышечку. — Это что, суп? Что за хрень? — смех прорывается наружу, заставляя болеть легкие, он пытается это хоть как-то контролировать, но все вокруг воспринимается иначе. Может быть от того, что они вдвоем сидят на пустом пляже, осенью, и, черт возьми, Чанбин только что первый раз в жизни пил суп из фляжки. — А что ты ожидал? Виски? — отвечая вопросом на вопрос, Ли сам немного отпивает и прикрывает глаза, подставляя лицо ветру. Его видимо совсем не заботит то, насколько странно все выглядит. Он просто слушает чужой смех, смешивающийся с шумом моря и, кажется, криками птиц. Мир вокруг них замирает, отгороженный маленькой сферой странной атмосферы. Когда приступ смеха проходит, у Чанбина болят щёки, но абсолютно отсутствует чувство дискомфорта. Они снова переглядываются, Феликс улыбается краешками губ и Чанбин пересаживается поближе, аккуратно отодвигая чужую мокрую обувь. — Честно сказать, это самое странное знакомство, что было у меня в жизни. Приятно познакомиться, меня зовут Со Чанбин. — он протягивает ладонь и начало их общения скрепляется контрастным рукопожатием, ведь маленькая ладошка Феликса кажется какой-то ледяной. Феликс вообще казался ни к чему не привязанным. Он просто был. Появлялся, когда хотел, исчезал точно так же. С первым снегом его сангиновое пальто сменилось длинным черным пуховиком, из-за чего парень стал похожим на большое ожившее суши. Но Чанбин ни разу не возражал, когда тот просто оказывался рядом. И когда поддерживал в трудные моменты, ругался за то, что снова уснул на кресле из-за чего продуло шею. Даже когда вместо снега неожиданно пошел дождь, Ли появился на пороге его квартиры со своим рюкзаком, из которого вытащил на стол контейнер с домашним печеньем. Факт того, что младший — как оказалось, не смотря на разницу почти по всем параметрам, парень оказался донсеном — очень быстро привык к Чанбиновской квартире и вскоре по-хозяйски ходил по ней, едва слышно наступая ногами в толстых теплых носках везде, где ему вздумалось. Даже притащил себе упаковку чая с ароматизатором и уже успел утащить одну из любимых худи старшего. Тот ворчал только из привычки и вредности, но не обижался, лишь изредка закрываясь в своей комнате чтобы ему не мешали. Им было комфортно просто так, без каких-либо условностей. Но в какой-то момент Со понял, что что-то изменилось. Младший стал приходить все реже, в его взгляде появилось нечто непонятное, вызывающее тревогу на подсознательном уровне. Казалось, чем ближе подступал конец года, тем эфемернее становился запах шарлотки и хлопка в квартире. Однажды Чанбин увидел пропавшую еще в октябре худи — она висела на сушилке для белья, стоявшей на балконе и моталась на ветру из стороны в сторону как флаг. Когда Ли пропал на неделю сразу, Чанбин решил не придавать этому особого значения. Просто вместо обычного утреннего кофе заварил себе ароматизированный чай и, морщась от непривычного вкуса, ушел на работу. Но чем дальше сменялись дни, чем сильнее начинали затачиваться когти кошек, скребущих в его душе. Феликс всегда выражал поддержку слабыми похлопываниями, но Чанбину хотелось целовать его в губы. Осознание этого пришло спокойно, подобно первому снегу. Со наконец поборол свой страх и в вечер пятницы набрал уже выученный наизусть номер телефона. «Абонент не абонент» произнес голос автоответчика и гудки показались раскатами грома над морем. Поэтому, когда чужие тихие шаги вновь раздались в коридоре под вечер понедельника, Чанбин встал со своего места, отложив подтекающую гелиевую ручку на страницу с недописанным текстом. Его сердце стояло перед выбором — остановиться сразу или начать марафонский забег, но пока что получалось только прислониться к дверному косяку и ждать. Феликс перемещался по кухне привычно, будто не пропадал никуда. Подключил газ, даже не зажигая подсветку над столешницей. Вытащил кружку с Рапунцель, которую ему подарил Чанбин не так давно. Его плечи были напряжены, волосы сменили свой цвет с осенне-золотистого на каштановый. Нравился он от этого не меньше, Со хотел подойти и прикоснуться к чужой теплой коже как можно скорее. Лишь бы снова в квартире появился привычный теплый аромат и чужой грубоватый голос говорил странные фразы бесконечным словарем. — Я вернулся. За тобой. — Ликс обернулся через плечо, не двигаясь с места, развернулся полностью и обхватил плечи руками. — Какой необычным способ тратить время. — усмехнулся Чанбин, подходя к младшему и замирая нерешительно в нескольких мгновениях от желанного тепла. Они переглядывались почти как в тот раз, когда встретились впервые. Только сейчас изменилось время и место, изменились они сами. Изменилось то, что было между ними. Может быть поэтому, когда Чанбин подается вперед первым и мягко целует, он не встречает отпора. Это осторожность, нежность и что-то еще, только оба не могут оторваться, пытаясь отдать больше чем имеют. Нравится, безумно нравится, странно, для кого-то покажется неправильным, но для них это самый правильный ответ. Тепло в груди кажется вот-вот вырвется наружу солнечными лучами, прогревая квартиру Чанбина снова. Феликс цепляется за чужие плечи своими ладошками и мягко отстраняется, полумрак вокруг оборачивает из в кокон, напоминающий серый морские волны. В пересечении их взглядов нет страсти, есть нечто, ломающее цикл внутри Чанбина, ломающее кандалы страха на руках Феликса. Сейчас наконец получается дышать свободно, Чанбин улыбается, укладывая букет алых тюльпанов на холодный булыжник на берегу зимнего моря, прощаясь навсегда.