Рождественские посиделки

Она бездумно пялилась в узенькое окошко у лестницы, оперевшись холодным лбом о холодное стекло. На улице виднелся один лишь сплошной белый снег, что отливал синими тонами под лунным светом. Крупные хлопья кружились в медленном танце, сугробы росли прямо на глазах. Это была первая её ночь в Норе. То есть она, конечно, приезжала сюда и год назад, и два, и даже три, но каждый раз была лишь в качестве близкой подруги младшей части Уизли, начиная от малышки Джинни, и заканчивая идиотами близнецами. В этом же году она приехала отмечать с этой прекрасной семьёй рождество в качестве... девушки Фреда? Как же странно это было осознавать. Чертовски странно. Они встречались уже пару месяцев, но пролетели они так быстро... Свидания, ночные прогулки, любовные записки, спонтанные побеги прочь от этого мира, неловкие поцелуи в макушку и щёки, опять свидания, детские игры в снежки и догонялки. Прогулки, прогулки. Это всё происходило настолько волшебно, потрясающе, что казалось просто единым затянувшемся сновидением. И вот, эта фраза, словно то самое «ущипните». «Мама, хочу познакомить вас заново, немного не так, как ты привыкла. Это моя девушка». Она не знала наверняка, сколько времени прошло с того момента, как она покинула спальню Джин, и уселась на этот широкий деревянный подоконник, неловко вытянув на нём ножки. Она словно бы впала в транс, но через какое-то время оказалась разбужена. —Олииивия?—приятный, сонный, так полюбившийся уже голос. Девушка испуганно вздрогнула, и обернулась на звук. Забавная картина ей открылась. Рыжий, мужественный на вид шкаф, в толстенных шерстяных носочках, что кололи одним своим видом. В старых растянутых серых штанах, и бежевой ночной кофте, буквально обсыпанной оранжевыми меленькими цветами. Краешек её губ передёрнуло в улыбке. —Фреееед? Тот поёжился, ответно глупо улыбнулся, и потирая кулаками свои глазёнки, мелкими перетаптывающимися шагами подошёл поближе к тому углу, где располагалась дама. —Ты чего тут делаешь в такой час? Она пожала плечами, надувая губы, вроде как: «Ничего не знаю». —А который сейчас час? —Третий! Ночи, между прочим. —Надо же, как интересно... Ещё мгновение зрительного контакта, и Оливия отвернулась обратно к окну. Фред долго себя ждать не заставил. Он наклонился к уровню её головы, оперевшись руками о согнутые колени, и постарался уловить взглядом то, что так пристально рассматривает девушка. Это оказалось очень сложно, ведь её и без того чёрные как омут глазки было практически не разглядеть в ночном полумраке. Он ради приличия отсчитал десять секунд про себя, и сглотнув ком в горле, заговорил уже шёпотом. —Можно присесть? Его дыхание чувствовалось особенно горячим в столь прохладной обстановке, особенно учитывая то, насколько близко он невзначай оказался к её скуле. Она беззвучно кивнула, и собиралась было подобрать ноги под себя, чтобы освободить место, но твёрдая рука резко остановила движение, ухватившись за оголённую щиколотку. Девушка словно бы окаменела, затаившись подобно мышке. По её холодным ногам побежала целая орава мурашек, побежала прочь от массивной, красивой, горяченной ладони. Она подняла на него свой взгляд исподлобья, просто надеясь не встретиться наверху с его. И ей относительно повезло, они и не встретились. Фредди уселся ровно напротив, левую ногу подогнув, и протянув вдоль окна, а правую откинув и вовсе с подоконника, болтаться в воздухе. Выглядел он до жути сосредоточенным на своём деле. Если точнее, он, приподняв вверх для начала только одну ногу своей дамы, тщательно разминал её замёрзшие пальцы через розоватый носок. Сначала пальцы, потом округлённую подушечку стопы, а затем и пятку. Чуть позже, он проделал это и со второю её ногой. Он нажимал большим пальцем на какие то особые точки, заставляя вздрагивать всё её тело, а тепло распространяться под кожей. —Что ты...—наконец опомнившись, с глупой улыбкой во весь рот хотела было вопросить Оливия, но оказалась перебита. —Ещё тоньше не могла носки надеть?—он поднял на неё взор, и лицо его имело то же укоризненное выражение, что и тон. Та, в свою очередь, облизнув пересохшие губы, лишь стыдливо потупилась вниз. Он же, выпрямив ровно пальцы, начал что есть мочи растирать её ногу с двух сторон ладонями, создавая трением между ними тепло.—О шортах твоих вообще молчу. Кончик носа залился румянцем, а её речь превратилась в скорее мямлянье. —Это не шорты даже, а старые пижамные штаны, обрезанные всего-то по колено. —Нет, не пойми меня неправильно, я был бы только рад видеть тебя в них, обрежь ты их ещё короче. Но при этом, ты должна быть как минимум у меня в постели, под тёплым одеялом и в комнатной температуре, ну или хотя бы сидеть в моих объятьях. Румянец расплылся от носа по щекам. Она совершенно не знала, как на подобное реагировать, и поэтому истерично начала поправлять непослушные волосы за уши, лишь бы занять себя хоть чем то. —Ты всё шуточки шутишь...—тихо проговорили бледные уста. Губами, что еле-еле отрывались друг от друга. —Какие тут шуточки, дорогая, только факты.—непринуждённо ответил он. В нём, как в человеке многогранном, сейчас боролись целых три эмоции. Первая—это несомненное умиление и восхищение своей девушкой. Он не особо видел цвет её кожи, но знал, она раскраснелась. Точно это знал. Он вообще наизусть знал все её повадки, особенности мимики, привычки. Всё потому, что не было этому юноше большей радости, чем изучать драгоценную свою Оливию Паркер. Он мог просто часами рассматривать её, пока она читает книжку или рисует, стараясь не смущаться от непрерывного взгляда на себе. Она была его драгоценностью. И огромной тупицей. Вторая эмоция—это раздражение, взволнованность. Почему это среди ночи она сидит у лестницы в холоде одна, да с такой грустной мордашкой? Это же бред какой-то, она так легко сможет же подхватить простуду, или ещё чего похуже, а Фред будет винить себя. Не уследил. Да и какая радость наблюдать, как твоя любимая мучается на больничной койке? Никакой. Ну, а третья эмоция—это простое счастье видеть её перед собой. Такое появлялось каждый раз, когда они встречались, виделись. Это чувство переполняло грудь, заряжало электричеством кончики волос... И это, в какой-то степени даже пугало. —Дура, форточку бы хоть закрыла.—с этими словами он поднял руку вверх, и ловко провернул оконную ручку, прикрывая поток холодного воздуха и мелких таящих на лету снежинок в помещение. Оливия как бы с укором наклонила голову набок, щуря свои глазёнки. Она бы хотела сострить, ответив что-то по типу: «Не всем дано быть длиной с рельсы, да с руками шпалами». Но она прекрасно знала, что Уизли не любит шуток о своём росте (странно, казалось бы, Фред любит любые шутки, лишь бы посмеяться, но это на самом деле не так вовсе), так же как и она сама не любит шуток о своём. Но друг над другом шутить они любят. Дилемма. —Я не дура, и...—она замолчала, так как с её ногами вновь начали происходить махинации. На этот раз куда менее замысловатые.—Ооо, Мерлин, ну не перегибай ты. Он, своими проворными пальцами, надевал на неё вторые носки. Такие же, какие были и на нём самом, но на пару размеров меньше. Как оказалось, эти чудные вещицы не колются совсем, а даже наоборот, очень приятные и мягкие. Кто бы сомневался, толстая вязка то была сотворена добрыми любящими руками миссис Молли. Шерсть окутала её так же, как сейчас Фред окутал излишней на её взгляд заботой, и ногам стало окончательно тепло. Так же, как и на душе, как бы не тяжело это было признать. Увы и ах. Уизли, закончив со своим делом, поднял руки наверх, капитулируясь, и откинулся на стену позади себя. —Всё, всё, на этом всё.—она скупо промолчала. Но от парня не скрылись искорки в глазах, что были свидетелями её непризнанной радости и умиления. На коже больше не наблюдалось ни одной мурашки. Его миссия «согреть» действительно была выполнена. От этого и сердце зарадовалось, и губы расплылись в улыбке.—Ну, так же значительно лучше?! Оливия ничего не ответила, а лишь вяло улыбнувшись, ударила его кулачком в плечо. Не слишком сильно, нет, зачем ей делать ему больно? Но и не сказать, что вовсе не прикладывая усилий. Он же наигранно рассмеялся. «Ха-ха-ха!» Это предполагало, что он должен откинуть голову назад, как делают это в комедийных детских сериалах злодеи, да вот... Не смог он отвести от девушки глаз. Глаз, в которых читалась не просто подростковая симпатия и влюблённость, а нечто большее. Можно ли назвать это любовью? Никто из них, или даже из нас, не знает наверняка. Поживём увидим. —Уу, драться будешь?—и ещё короткий смешок. Она не ответила вновь. С оттенком печали только уставилась куда-то вниз. Параллельно с этим она натягивала рукава свитера на ладони. Ох, и не добрый же это знак, совсем не добрый. Фред уже по серьёзному напрягся. Он едва наклонился вниз, или скорее подался вперёд, сокращая расстояние между собой и возлюбленной, и сменил голос на более тихий, сладкий, открытый, интимный. Желающий показать, что она всегда может ему довериться. Взглядом он пытался проникнуть в самое сердце Оливии, к ней в душу, прочитать мысли, что ли... Жаль, что даже в мире волшебников, такие процедуры не возможны. —Что стряслось, карамелька? —Почему что-то должно было стрястись? Она отвернулась к окну, всё так же пряча свои глаза. Он опустил подбородок вниз, зажал губы, и сморщил весь лоб в складочках. Немой вопрос: «Серьёзно?» Она не услышала, но поняла его. Тогда уж ничего не оставалось, кроме как вздохнуть, настроить зрительный контакт, и тихо-тихо выпалить те слова, что просились наружу. Не громко, а очень неуверенно и почти беззвучно, будто кто-то может подслушивать. Будто бы, ей даже... стыдно? —Мне кажется, я не нравлюсь миссис Уизли. Ещё с секунду он сидел не шевеля ни единой мускулой, обрабатывая информацию, и по правде говоря, находясь в состоянии необъяснимого шока. То есть, не то, чтобы, но... Что? С глупой улыбкой, что по жизни является его защитной реакцией на абсолютно всё, он отрицательно замотал головой. Да так энергично, что растрёпанные его со сна золотисто-рыжие волосы разлетелись в разные стороны, в конечном итоге ещё более неосторожно приземляясь на милое округлое личико. Оно же в мгновение обрело серьёзность, когда Фред понял, что это не шутка. Оливия даже удивилась, никогда прежде она таким его не видела. —Ты что, головой ударилась? После этой же фразы, ей стало ужасно не по себе. Стало как-то, через чур напряжённо, сложно. —Нет, серьёзно, как тебе это вообще пришло в голову? Моя мама обожает тебя ещё с твоих одиннадцати, моих тринадцати. Ваши отношения же были прекрасными всё это время, разве нет? Она набрала воздуха в лёгкие, и рубила с плеча, хоть это было и тяжело. —Ты не понял. Безусловно, я нравлюсь ей как человек... Мерлин, да покажите мне вообще человека, который бы не понравился тётушке Молли. Но я думаю, она не так вовсе представляла свою невестку. Наверное, я не подхожу на эту роль совсем, и...—перебивать. Да, как же это в его стиле. —Стооп стоп стоп. Я знаю, как сильно ты любишь себя накручивать, поэтому давай сейчас ты просто меня послушаешь, хорошо? Короткий кивок. А что ей тут ещё остаётся? —Ты самое лучшее, что могло случиться с моей жизнью. И рядом с тобой я... действительно счастлив на все сто процентов, по настоящему.—Было видно, насколько трудно ему даются эти простые слова, но он правда старался как мог.—Ты идеально дополняешь мой мирок, разукрашиваешь его в новые, неизведанные краски. В общем... Моя мать, как любая хорошая мать, будет счастлива, если счастлив я. И Джордж, и Рон, и Билл... И все все все. Ты не можешь ей не нравиться просто по определению. Пойми уже, ты же потрясающая! Сумасбродная, добрая, весёлая. Твоё сердце, оно... Я хочу сказать... Чёрт, крошка, ты себя так недооцениваешь. По её щеке потекла слеза, в частности от последних слов, ведь это било по больному, и в ней отражался весь блеск сегодняшних ночных звёзд. Она тихонечко всхлипнула, а Фред немедля приблизился, и взял хрупкий округлый подбородок в свои пальцы, большой и указательный. Он поднял её личико на себя. —Посмотри мне в глаза,—тихо, еле слышно вымолвил он. Тогда, после этой фразы, её чёрные огоньки встретились с его. У него были большие, светлые глаза голубых оттенков. В них можно было разглядеть цвета ясного утреннего неба. Или речки, что протекала неподалёку от огромного здания Норы. Всё это казалось таким родным, таким любимым и неизменным. Она невольно улыбнулась. —Я даже готовить не умею. —Плевать,—со смешком выдал он, указательным пальцем ловя падающую солёную каплю её души.—Научим! Думаешь, за навыки в кулинарии мой папа полюбил маму? Разумеется нет, глупости какие. Ещё долго они просидели вот так вот, молча уставившись друг на друга. Словно весь мир вокруг замер, давая им насладиться этим бесконечным мгновением. Ей богу, даже объёмные снежинки за окном стали пролетать мимо этой пары медленнее обычного. Волшебство, необъяснимое самому Мерлину. Волшебство любви. В какой-то момент, осознав, что тело этой мерзлячки может заледенеть снова, Фреда едва передёрнуло. Он протянул вперёд свои руки, и удобно разместил широкие ладони на женских мягких бёдрах. Пальцы легонько надавили на кожу, заставив скрутиться все органы живота девушки и потянуться вниз. Оливия испуганно сглотнула, в то время как он начал подтягивать её к себе, медленно и незаметно, как бы невзначай раздвигая перед собой её ноги. Но сопротивляться она не стала, а даже наоборот, помогла их сближению, плотно обвив его торс ножками. Девушка чувствовала, как его шаловливые пальчики пробежали по ляжкам, по ягодицами. О, на них он особенно задержался, чуть приподнимая её саму вверх, заставляя неосознанно выгнуться. Паркер стыдливо пялилась вниз, теребя цветочки на его кофте. Она закусила краешек нижней губы, от такого сильного ощущения его рядом... Ощущения его рук на себе, его дыхания над макушкой, его шумного биения сердца прямо под носом. А он медленно поднимался, изучая её тело. Пальцы едва одёрнули коричневый вязаный свитер с множеством горизонтальных мелких рисунков, и его ладонь смогла прикоснуться к оголённой коже спины, прочувствовать изгиб её позвонков. Она вздрогнула, он тут же остановился. Ей это не понравилось, но возражений своих она не высказала. Вместо этого, так же остановилась с издевательством над его кофточкой. Уизли тепло улыбнулся, до искорок в этих добрых игривых глазах. —Мерлинова борода, а ты чертовски хороша в этом моём свитере! Этот незамысловатый комплимент (если его можно так назвать), заставил её разулыбаться тоже. А она то всё думала, обратит он внимание, или не обратит. Глупая. Но улыбка сошла также быстро, как и появилась, как это обычно и бывает. Странные какие-то у них посиделки выходят. Предельно странные, и необычайно необычные. Юная особа подняла нос повыше, и едва отодвинулась головой назад, чтобы оказаться лицом к лицу к своему парню. Правда, этого всё равно не вышло, ведь он нависал над ней сверху, хоть и не значительно, но довольно-таки ощутимо. —Фред, я...—что она хотела сказать? Неизвестно. Она просто терялась в его милом взгляде. И, к слову, сами того не понимая, ребята оказались прижаты друг к другу. Носом к носу. Неожиданная близость, вызывающая салюты внутри их организмов. Продолжения её фразы не последовало, он перебил опять. —Я люблю тебя, Оливия Паркер. —А я те... Вспышка яркого света. Его бархатистые губы впились в её, потрескавшиеся от суровой зимы, не успела она и опомниться. А он и возможности то не дал. Сразу начал целовать её с напором, не ожидая согласия или зелёного света. Он и так знал, что она хочет. Они оба этого хотят, и об этом говорит, нет, даже кричит буквально всё. Он заставил её наклониться и опереться на его сильную руку, что проползла меж лопаток, и поглаживала её гладкую кожу с миллиметровым милейшим пушком, прежде чем она ответила на поцелуй и постаралась взять на себя инициативу. Девушка обхватила лицо и щёки Фреда в свои ладони. Она начала посасывать нижнюю его губу, и случайно прикусила её по неопытности, за что получила плотное сжатие ягодицы. Парень мгновенно поправил положение, впуская в ход свой язычок. Он провёл им вначале по своей укушенной губе, потом по её целой и невредимой, потом проник и дальше, тут же сталкиваясь с препятствием в виде её собственного языка. Завязалась настоящая борьба. Эмоции оказалось не передать словами. Они целовались крайне редко, все разы можно пересчитать по пальцам. А вот так вот они не целовались никогда. Страстно, пламенно... Они буквально обжигались друг о друга, но не отстранялись, а наоборот, лезли в этот огонь с новой силой. Хотели чувствовать это. Казалось, даже воздух заискрился в такой момент. Да, в нём витали искры и аромат ели от кофты Фреда, ведь этим вечером они всей толпой украшали множество маленьких зелёных деревец, расставленных по Норе. Ещё от него пахло корицей и прочими сладостными пряностями. Конечно, кто же, как ни он, любит торчать у печи с вкусностями на кухне, в тепле и уюте, пока остальные возятся во дворе со снегом. Ещё был запах её каштановых завитушек под названием волосы. Он особенно ощущался, ведь рыжий засранец сейчас старательно гладил их, перебирал, запутывал длинные пальцы в этом изумительном беспорядке прядей. Парень питал к этим волосам слабость уже не первый год, а они постоянно издавали благоухание разных ягод, иногда фруктов. Сейчас например, это были мандарины. Символично, в канун Рождества то. И всё это сливалось воедино. Ароматы, Паркер и Уизли... Как обязательно пошутил бы последний: «Будущая Уизли и настоящий Уизли». Молодые влюблённые ещё долго будут вспоминать эту ночь. Повороты голов, в попытке найти более удачное положение, сплетение языков, жаркий пыл и настойчивое желание большего. Фред будет неуместно пошло шутить после этого, а Оливия краснеть за него, одними губами шепча: «Дурак». Но жалеть не будет ни один из них. Как можно жалеть о простом человеческом счастье, обретённым в короткое мгновение. Мгновение счастья. И сколько ещё таких у них впереди?:)