Христос окислился на крестике, плача за судьбы людей на Земле

Христос окислился на крестике, Плача за судьбы людей на Земле. Жаждут за сор и за брёвна возмездия Люди, лукавый свет видя во тьме. Дождь зловонный льётся на нас: «Если не веришь, я выколю глаз», «Бога жестокого вам создадим, Чтоб в рай гнилой нам идти не одним». Четверть я века живу – не пойму: Про небо крича, вы идёте ко дну, Тянете «грешных» людей в свою тьму. Если всё так, я без рая умру. Псевдослужители странного «Господа», Что ж здравомыслие вам и любовь, Как и добро, нестерпимые? Острыми Вилами колете. Всех исколов, Вы ими пишете (только не ходите, Как ваш учитель умел проходить) Всё, что в душе чернотою исходит. И... В том «сотонизм виноват», ма-а-ать, итить... Вы превираете, вы исправляете Праведность, свет на одно лишь «убий», Но что грех это, увы, вспоминаете, Только как мальчик всех в клипе убил. Жопы вам «рвёт» лишь вопрос риторический, Кто же хозяин вам? Может, рога Вы не заметили, гордо, эпически Всех атеистов прокляв навека? С «Пекла» и «Бога...» плюясь, будто пламенем, Вы не способны призвать лесовоз, Чтобы желчь с ядом, прикрытые каменем Сердца, и брёвна из глаз вмиг увёз. Дождь зловонный льётся на нас: «Даже коль веришь – я выколю глаз. В бога жестокого, грешник, поверь! В доброго веришь? Иди нахуй, зверь!» Христос окислился на крестике, Вряд ли печалясь от Лёвы, Шуры В то время, как перемешаны истины, Света поклонники – вечно у тьмы. Вас ведь снабдили землёю прекрасною, В белых одеждах вас спас человек. Духом не пав, жертвой пал не напрасною. Только на вас он, глядя второй век, Шепчет испуганно: «Папочка, надо ли Мне приходить к ним ещё один раз?» Может, Отец скажет: «Надо, сын, правдою, Люд наш спасти. Будет пусть ещё шанс». Ну а пока... Дождь зловонный льётся на нас: «Веришь, не веришь – я выколю глаз. Хочешь не хочешь – а я Сатану, В каждом увидев, дерьмом обосру».