поцелуи солнца

Солнце бьет лучами сквозь криво завешенные шторы, проникая внутрь комнаты и оглаживает кожу. Акааши жмурится, когда солнечные зайчики соскакивают ему на веки, оставаясь там незримыми ожогами. Он переворачивается, подминая одеяло. Открывать глаза совершенно не хочется — только продолжать лежать ничком на мягкой кроватке, да наслаждаться. Вчера долго сидел за редактурой, так что поздно лёг из-за болящих глаз и не менее болящей спины. Глаз вновь что-то касается, но уже мягкое и немного мокрое. Кейджи вздрагивает, ресницы вздрагивают вместе с ним. Следом это что-то трогает нос, щёки и чертит подбородок. Потом оставляет следы на лбу и виске, как будто заставляя проснуться. — Доброе утро, Кейджи, — ласково шепчет Бокуто, касаясь губами и носом чужих ушей. Акааши в ответ нечленораздельно стонет, потягиваясь до хруста в костях. — Доброе, — и улыбается, все ещё не открывая глаз. Гладит Бокуто по лицу шершавыми пальцами на ощупь, как может. Только потом разлепляет глаза, тут же сощуриваясь. — Светло. Котаро смеётся слишком громко для только что проснувшегося человека и раскидывается по кровати, стаскивая все одеяло на пол. — Конечно светло, сейчас же утро, — и заулыбался так, что мог бы сейчас работать вместо лампочки у них в комнате. Бокуто тут же полез открывать шторы, так что Акааши пришлось быстро перевернуться на другую сторону, чтобы его ненароком не задавили. Зато открылся отличный вид на мышцы Котаро, перекатывающиеся под молочной кожей, на мощную спину и бицепсы. Все это было только его, бесконечно только для Акааши — для его ладоней, для его губ и его пальцев. Весь Бокуто был для Акааши и весь Акааши был только для Бокуто. Каждой клеточкой своего тела. В каждом атоме только «Котаро-Котаро-Котаро» и только он. Бокуто открывает шторы, которые с визгом расходятся в разные стороны. Свет льётся в комнату водопадом, освещая все углы и наполняя их желтым. Солнце очерчивает фигуру Котаро тенями, делая похожим на какого-то Бога, пока он смотрит в окно. Скорее на греческого — тоже весь такой статный, величественный, мускулы как из чистейшего мрамора. Ему бы пошёл белый стелящийся хитон, закреплённый на одном плече. Выглядел бы очень величественно. Акааши бы с радостью поклонялся такому богу, сбивая колени в молитвах и нежился в чужом благословлении, но боги не могут любить обычных людей. В реальности Котаро вновь плюхается на кровать, упав лицом в живот Акааши и смяв его чёрную футболку, утыкаясь носом в рёбра. От Кейджи пахнет домом. Бокуто это нравится. Чувствовать дом. — Давай поедим, — Котаро тянет последнюю «и», потираясь носом о бок Акааши и щекоча дыханием. Акааши с его руками вокруг своей талии мелко вздрагивает, ощущая, как табун мурашек проходит по спине и ногам. В ответ вновь что-то мычит, прикрывая лицо сложенными руками. Акааши настоящее солнце не особо жалует — огромная горящая звезда может уничтожить Землю и это не самая главная причина нелюбви. Просто Кейджи это солнце не нужно, ну светит и пусть дальше светит. Зачем ему оно, висящее на небе, когда рядом с ним есть Бокуто? Его собственное маленькое солнце, которое умудряется согревать даже внутренности, пронизывая их ласковыми лучиками. Акааши иногда борется с желанием спрятать Котаро и никому не показывать, никому не отдавать, чтобы не смели забрать. Но понимает, что Бокуто может светить всем. Освещать дорогу другим людям, смотря с билбордов и подписывая футболки. — Хочешь полежать? — Бокуто поворачивается, укладываясь головой на живот Кейджи, теперь уж щекоча его своими ещё не уложенными волосами. Сейчас их можно перебирать, пропускать сквозь пальцы и собирать в небольшие хвостики. После того, как Котаро собирает их в цельную прическу — только потрогать твёрдые залаченные части, боясь испортить всю конструкцию. Акааши кивает. Они несколько минут просто лежат, наслаждаясь. Бокуто то мял ногой края одеяла, то разглядывал потолок, то следил за тем, как на лицо Кейджи опускаются лучи, подсвечивая глаза. Потом вдруг перевернулся, движимый каким-то внезапным порывом и поцеловал Акааши в пупок. Тот вздрогнул от неожиданности, но отстраняться не стал, привыкший к излишней любвеобильности Котаро. Тактильность шла как приятный бонус. Берете одно, второе получаете совершенно бесплатно. Вместе с Бокуто в своей жизни Акааши получил целый пакет. Тем временем поцелуи продолжаются — Котаро целует его рёбра, забираясь руками под футболку и сердце начинает биться сильнее. Но это не что-то страстное, скорее просто очень тёплое. Очень нежное. Осторожные короткие поцелуи, как будто оставляющие ожоги на теле. Ожоги, которые пузырятся и не проходят, навсегда въедаясь в кожу. Просыпаться вместе с поцелуями Бокуто уже вошло в привычку. Акааши нравится эта привычка. Котаро осыпает его руки поцелуями, удерживая в своих и намерено, в шутливой манере доходит дорожками до самых локтей. Локтей, на которых уже нет синяков. Целует пальцы, на которых уже нет тейпа и содранной кожи. Теперь даже как-то приятней — поцелуи не щиплют. У Бокуто Котаро поцелуи солнца, как будто оно клеймит Акааши лучами, передавая частичку своей энергии, заряжая на весь день. — Я люблю тебя, — шепчет Бокуто, улыбаясь и улыбка у него тоже солнечная. Слишком много солнца-солнца-солнца. Кейджи плавится, тает. Потому что солнце в его руках, потому что у него на веках запечатлены солнечные поцелуи. В комнате тоже разлили солнце — оно растеклось некрасивой лужей по полу и потолку. У Акааши горят губы, потому что солнце даже на них, когда Бокуто целует его. Акааши любит Бокуто в ответ.