Многогранник

Янка не перезванивала и не отвечала на звонки. Бэла даже позвонила на Янкину работу, и оказалось, что она еще на прошлой неделе взяла отгулы на три дня. Ну да, они же планировали уехать, и, видимо, Янка не хотела никуда торопиться. Но время, когда они собирались встретиться, уже прошло. Бэла выкурила почти пачку. Уйти куда-то она не решалась, но и сидеть дома было невыносимо. Она хотела было позвонить Эльке, но объяснять ей сложные хитросплетения своих отношений сейчас не было сил… Яна приехала ближе к вечеру. На звонок Бэла так распахнула дверь, что чуть не сорвала ее с петель, и застыла. В очередной раз за сегодняшний день она подумала, что, возможно, Света действительно права, и она недостаточно знает Янку. А, точнее, совсем не знает. Те метаморфозы, которые она запустила в своей женщине собственными руками, оказались ей совсем неподвластными. Она привыкла к Янкиной доверчивости, открытости, да и, что греха таить, поклонению, но как-то перестала учитывать, что она умна, наблюдательна и очень чувствительна к любым проявлениям эмоций. И теперь перед ней стояла любимая, но совершенно непостижимая женщина. Даже то, что в одежде она изменила своему любимому романтическому стилю, и сейчас под распахнутой курткой была одета в джинсы и строгую белую рубашку, подхваченную тонким, чуть провисающим поясом, нисколько не потеряв при этом своей обезоруживающей женственности. – Можно войти? Я хочу с тобой поговорить, – вот и голос, как всегда, завораживающий и заставляющий сердце колотиться сильнее, приобрел новые нотки. – Заходи, – Бэла отодвинулась, освобождая проход, и когда Янка оказалась совсем близко, с ужасающим откровением подумала, что, в самом деле, ей всё равно, где была Янка и в чьих руках, главное, что сейчас она рядом с ней. И, боже, она и к Свете относилась точно так же! Бэла кивнула в сторону комнаты: – Ты есть хочешь? Или выпить? Яна качнула головой: – Нет, спасибо, ничего не надо. Она вошла в комнату, как-то странно глянула на розы, которые стояли в вазе на окне, и села так, что они оказались у нее за спиной. – Яна, я… – начала Бэла, но Янка её прервала: – Разреши, я сначала всё скажу, а потом мы будем думать, как быть дальше. Бэла кивнула, понимая, что по сути её ставят перед фактом. Но что она могла предъявить в свете своей отнюдь не идеальности? Янка вздохнула и начала: – Понимаешь, когда мы оказались в Португалии, я очень быстро догадалась, что вы со Светой знакомы гораздо ближе, чем ты мне говорила. Слишком много было мелочей, которые выдавали, что друг о друге вы знаете значительно больше, чем люди, несколько раз встретившиеся в рабочей обстановке. Я не знала, какие у вас в точности отношения, но вы же не шпионы, зачем скрывать, если в этом нет ничего интимного? Нет, я не была свидетелем какого-либо вашего общения наедине, более того, я всячески старалась не вляпаться, потому что, честно говоря, ни в чем не была уверена, кроме того, я в той поездке полностью зависела от тебя, и, случись что, что я могла бы сделать? Оказаться на улице в незнакомой стране? Устроить скандал в чужом доме? Но не заметить, что вас что-то связывает, было невозможно. И, как оказалось, это увидела не только я. Когда мы ездили за ужином, со мной на эту тему заговорила Наташа. Она, правда, так осторожничала, как будто я была маленьким ребенком. Неужели я действительно произвожу впечатление столь инфантильного существа? – Нет, – ответила Бэла, – но тебя хочется защитить от всего. Янкин взгляд стал острым и злым: – Я заметила, – ответила она тоном, в котором сарказм невозможно было не услышать. Бэла понимала, что на фоне всех событий её слова выглядят странно, но это действительно было так. А Янка, выдохнув, продолжила: – В самом деле я прекрасно умею прятать голову в песок, чтобы не знать того, чего не хочу. Но мне очень хотелось понять, почему ты так поступаешь? Я же чувствовала, как ты ко мне относишься, я знаю, что ты меня любишь, я знаю, что ты меня хочешь… Но при этом почему-то ты встречалась с ней. Что было такого в ваших отношениях, чего не было у нас? Что ты добирала, скажем так, на стороне?.. И я не придумала ничего другого, кроме как попробовать влезть в твою шкуру. То есть, поступить так же. Мне было очень нелегко на это решиться. Даже не потому, что я такая правильная, что мне так трудно переступать через какие-то моральные принципы. Дело скорее в том, что… я не могла выбрать подходящего человека. Я понимала, что кто угодно не мог бы оказаться на месте Светы. Это должен быть кто-то, с кем хочется проводить время, ну, скажем так, к кому испытываешь глубокую симпатию. В общем, мне пришлось какое-то время подождать… Ну а по поводу вчерашнего дня…. Понимаешь, мне вчера было очень хорошо, и несмотря на то, что мы договорились встретиться сегодня, мне не хотелось тебя отпускать. Я уехала на такси, но попросила шофера отвезти меня к твоему дому. Я сидела в машине, улыбалась, ждала, что ты приедешь, и предвкушала, как ты удивишься моему появлению. Твоё такси подъехало, ты вышла, направилась к парадной, и когда я уже собиралась выскочить тебе навстречу, увидела Свету... А ты повернулась к ней, и так обрадовалась, как мне хотелось, чтобы ты радовалась только мне. Хорошо, что я не отпустила такси. Я уехала. И вот тут я уже не желала ничего другого, кроме как отомстить. Мне захотелось, чтобы ты почувствовала, как это может быть больно… Ну, в общем, эту фотографию отправила я. Бэла слушала и пыталась всё это как-то уложить в своей голове. Но было то, чего она никак не могла понять, и спросила: – Янка, я очень перед тобой виновата. Я могу понять, почему ты так поступила. Но исходя из твоих же слов, скажи, почему именно Диана? Почему она? И как ты её нашла ночью в городе? В Янкиных глазах появилось неприкрытое изумление: – Диана? А причем тут Диана? – она помолчала и сказала, – Да, я видела её в ресторане, но на этой фотографии не Диана. И, честно говоря, она была сделана не вчера. Бэла чуть было не закричала: «А кто?!! Когда?!!», но поняла, что на свой вопрос она ответа не получит. По крайней мере, сейчас. – Я всё-таки принесу выпить, – сказала она и вышла из комнаты. Когда было не понятно, где Янка, Бэла думала только о том, чтобы она вернулась. Но сейчас она не понимала, что делать. От того, что она заранее всё напридумывала, то, что было произнесено вслух, уже не было таким больным. Но неожиданно она почувствовала, что её накрывает желание. Как там Света говорила? Застолбить территорию? Скорее пометить. А в данном случае – перепометить… Бэла взяла бутылку вина, бокалы и вернулась в комнату. Янка стояла у окна, обрывала лепестки у роз и роняла их на пол. На шаги она обернулась, и в её глазах была отчаянная обида: – Вот почему именно она? Я же никогда не смогу её ненавидеть… У Бэлы затряслись руки. Она поставила посуду на стол, подошла: – Тогда ненавидь меня… – Вчера я очень близка была к этому… Но сегодня – нет… Янкины зеленые глаза выдавали всё её душевное смятение. Бэла почти физически почувствовала, как мир вокруг именно в эти минуты стремительно меняется, всё, что произойдет после, будет кардинально отличаться от того, что было до, и она протянула руку: – Яна, можно? Янка в ответ чуть заметно подалась в её сторону. Бэла подхватила женщину на руки. Никогда она не казалась такой лёгкой! Диван в комнате и кровать в спальне сегодня представлялись неподходящими, и Изабель понесла свою драгоценную ношу в кабинет. Чуть подбросив, перехватила Янку за бедра, разводя её ноги в стороны, и опустилась в кресло, посадив её на себя. Почему-то чувствовалось, что сегодня не хочется никакой нежности, в обеих бурлили обиды и злость. Бэла расстегнула пуговицу на Янкиных джинсах, резко дернула молнию вниз. Под разошедшейся тканью стало видно белье, уже потемневшее от вязкой влаги. – Что ж, не смотря на все твои эксперименты, ты не потеряла желание иметь дело со мной? – пошло спросила Бэла, и тут же её щёку обожгла пощечина, но вновь занесенную руку она перехватила: – Хватит, второй не будет. Завела Янкины руки за спину, обхватила одной ладонью оба запястья, а второй скользнула под джинсы. В этой позе рубашка натянулась, обрисовав возбужденно приподнявшуюся Янкину грудь, и Бэла прикусывала её прямо через одежду, вызывая стон из приоткрытых губ, а свободная рука вовсю хозяйничала на лобке и чуть ниже, там, где среди расходящихся складок прятался бугорок, прикосновения к которому сейчас вполне хватало. В таком состоянии проникновение даже не было обязательным, Бэла это знала, и действительно, ритмичное скольжение её пальцев очень быстро вызвало судорогу, и, вскрикнув, Янка попыталась сжать бедра, но Бэла не дала ей этого сделать, наоборот, протолкнула ладонь, чтобы словить жаркую пульсацию. Янка застонала и повалилась Бэле на плечо. Изабель, рвано дыша, осторожно отпустила запястья, которые всё это время держала, и освободившимися руками Яна обняла её за шею. Еще не отдышавшись до конца, Янка соскользнула с коленей на пол, и, подведя руки под поясницу, стащила за резинку с Бэлы штаны, закинула одну её ногу на подлокотник кресла, и, поняв, что никаких прелюдий не требуется, вошла пальцами внутрь, но долго не задержавшись, вытащила их, и влажным ребром ладони проскользила между ягодиц, заставив задрожать и сжаться. Преодолев возникшее сопротивление, ладонь с нажимом по промежности вернулась обратно, и пальцы совсем неглубоко закружили у входа, бессовестно и мучительно дразня. Бэла просто-таки выла, пытаясь насадиться глубже, но Янка была неумолима. Она только дразнила, заставляя Изабель до изнеможения впиваться пальцами в подлокотники кресла и метаться, а потом просто обмякнуть в бессилии. И тут резко прозвучало: – Что, нет сил? А не фиг было вчера напрягаться! Бэла дернулась, как будто её ударили, и следом действительно раздался ощутимый шлепок по промежности, и тут же вонзившиеся внутрь пальцы в несколько толчков дали то, чего она так бессовестно желала. Не закричать в голос не удалось, и только одна мысль непозволительно металась в мозгу: «Где она этому успела научиться?»