Вернуться домой

Надо было просто вернуться домой. Сейчас это все кажется таким глупым, бессмысленным и совершенно незначительным, как попытки тушить пламя ведром воды. Боль, раздирающая изнутри грудную клетку, отпечатывается на бумаге сильным нажимом карандаша. Весь лист испещряют круги и линии, больше напоминающие рисунки психически больных людей. Темно-серые графитовые спирали сходятся в почти черную, отсвечивающую стальным блеском точку, где лист и еще несколько листов под ним протерты насквозь. Кажется, это должно хоть немного отвлекать от мыслей, и воспоминаний, что крутятся в голове, как назойливые мухи над протухшим мясом. Но не помогает. От злости и раздражения, тело пробивает крупной дрожью и ни в чем неповинный карандаш летит в стену. Пальцы зарываются в волосы, а ладони пытаются унять гудящую боль в висках. Сердце снова разгорается от безудержной ненависти. К самому себе. Он резко вскакивает и идет на кухню, чтобы поставить чайник. Три ложки растворимого кофе сыплются в чашку. С громким журчанием чайник наполняется водой. Брякает железная крышка. Щелчок, и из горелки с характерным шипением вырывается газ, а зажженная спичка в руке жаждет опалить кожу на пальцах. Раз… Два… Три… Тикают часы с каким-то просто невероятным грохотом, отзываясь в болезненно пульсирующих висках. Четыре… Пять… Со щелчком горелка выключается и с губ срывается вздох. Слаб. Ты слишком слаб даже для того, чтобы просто покончить с этим. Резкой болью в пальцах отзывается пламя, что все же добралось до огрубевшей кожи, и начинает чувствоваться тончайший, но тем не менее отвратительный запах паленой плоти. Словно не замечая эту боль, мужчина резко бросается в коридор и, почти срывая с крючка куртку, выбегает на улицу, забыв даже закрыть дверь. Снег хрустит под подошвами.. Он бежит бездумно, бессмысленно, не отдавая себе отчёт в том, куда, зачем… Ноги возвращают его в то место, где все закончилось. Где облизанные пламенем оконные рамы покрылись чёрным налетом, как потолок, пол и стены. Где раскрытая дверь больше не приглашает гостеприимно внутрь, а будто гонит прочь, а разобранный ремонтниками фасад, что кучей досок свален на краю тротуара, обнажает что-то, что раньше было очень важным. Их дом. Обугленный диван. Розовые обои с нелепыми голубыми лилиями, купленные на распродаже, чумазые и грустные, они вспоминают все моменты любви, счастья, ссор, примирений, которые им приходилось бережно скрывать от глаз любопытной толпы за окнами. Они помнят первые шаги маленького человека, его первый зуб и бессонные ночи, когда вся семья вдруг свалилась с гриппом. Самое дорогое и ценное, за что он отдал бы все, даже собственную жизнь, лишь бы ещё раз услышать звонкий детский смех. Щеки щекочет полосами слез, а горло обжигает так и не сорвавшийся с губ отчаянный крик. Как в ту ночь. Когда он рвался прямо в пламя. Рев малыша терзал душу на куски. Его держали. Вой сирен, пожарные, треск горящего дерева и зарево, от которого ночное небо казалось таким же светлым, как днём. Надо было просто вернуться домой. Уставшая беременная жена выплеснула на него скопившуюся боль. Ей было нелегко управляться одной с ребёнком. Как будто было легко ему. Работа, семья. Они оказались не готовы столкнуться с такими трудностями. Они просто оба устали. Обида, что гнала его укрыться под крышей бара, обросла чувством вины, и больше не казалась значимой. Он должен был вернуться… Постоять пару минут на улице, успокоиться и зайти обратно в дом, победив чёртову гордость. Обнять жену и сказать, что они справятся, вместе. Но не справился он. Проплакав, она просто уснула. Веселый огонь с плиты перепрыгнул за брошенное рядом полотенце, а затем слился в танце с занавесками, медленно поглощая все вокруг. Несколько шагов до двери. Скрип половиц. Он прошёл в холодную гостиную и лёг на диван. Изо рта вырывались облака пара, а в спокойном небе, открывающемся за разбитым потолком, закружились снежинки. Глухо играла музыка, доносящаяся из соседних домов. переливы праздничных гирлянд отблесками светились на покрытых инеем стенах. Закрыв глаза, он почему-то ощутил внутри тепло и умиротворение, словно всего этого никогда не было. Оковы сна разорвал хлопок пробки, вылетевшей из бутылки шампанского и любимый голос: - Дорогой, просыпайся, Новый год проспишь. Глаза пробежались по небесно-голубым лилиям на стенах, огромной пихте, увешанной цветными шарами, и остановились на ребёнке, который, сидя на ковре, тянул за хвост ленивого котяру. Он вернулся домой. Наконец-то все закончилось.