Нет названия

      Старый пошарпанный письменный стол возле окна, в него задвинут, сделанный ещё в советском союзе и купленный за копейки, вечно скрипящий стул. Единственный на всю комнату шкаф, ломящийся от книг и одежды, которую уже давно никто не надевал, закрыт на ключ. Относительно новый диван собран и заправлен. Пауки по углам плетут свои тонкие искусные полотна, соединяют стены, мебель, предметы меж собой. Слои пыли с каждой неделей всё больше и больше накрывают друг друга, будто хрупкое полупрозрачное одеяло, окутывает всю комнату. Ничего в ней не приходит в движение, ни что в ней недвижимо. Столько времени… Столько слёз…       Ключ вошёл в проржавевшую замочную скважину, дважды прокрутился до щелчка и остановился. Рука неуверенно легла на дверную ручку и, чуть помедлив, оттянула её вниз. Та издала характерный скулящий скрип и всё снова застыло. Некто открывающий эту дверь, затаил дыхание, словно от одного только вдоха может рухнуть весь мир, вслушивался в ночную тишину остальной части дома, боясь побеспокоить его жителей. Ничто не издавало звуков, кроме бешенного стука сердца и дальний шум с улицы. Словно вор в чужом доме. Тёмный силуэт проник в комнату и, чтобы снова не издавать лишнего шума, не стал закрывать дверь, а прикрыл, оставив небольшую щёлку.       Послышался облегченный и в то же время непомерно тяжелый вздох. Воздух в комнате содрогнулся, его запах ни с чём не сравнить. Застоявшийся, пыльный, чуть сладковатый как от старой ненужной книги. Пахло горечью, слезами, печалью, кажется, в ноздри ударил трупный запах, но это не так, его здесь нет, это лишь чувства, эмоции, вызываемые этим запретным местом.       Силуэт сполз по стенке на пол и подобрал руками колени, превращаясь в тёмный беспомощный комочек. Послышались тихие всхлипы. Сколько бы слёз не лилось, а их всё мало. Боль утраты ещё бушует в сердце, тяжестью отдаёт в виски, заставляя руки опускаться. Надо быть сильным, идти дальше, но в памяти каждый и каждый раз всплывает такая родная, искренняя улыбка, от которой на душе всегда становилось так тепло и легко. Как бы гадко ни было, всегда рядом, всегда поддержит, со всеми проблемами справлялись вместе.       –Паш, я не справляюсь… — тихо проронил женский голос, обращаясь, но не к паукам, не к птицам, которые свели гнёзда на дереве за окном, а к кому-то, кого здесь больше нет. — П-прости… Я не такая сильная как ты. Я старалась стать та-такой, но я не справилась… — девушка подняла голову с колен и начала вытирать слёзы тыльной стороной худенькой ладони. Глубоко вдыхая воздух, она пыталась успокоиться, чтобы доказать самой себе или тому, с кем общается, что она действительно старалась, и сейчас старается. –Это сложно… — она умолкла, предаваясь воспоминаниям, которые вновь нахлынули на неё. Паша всегда был сильным, в одиночку тащил их с сестрой на своих плечах, работал не покладая рук день и ночь, чтобы обеспечить их всем, чем можно. Она тоже старалась делать это, но оказалась толи слишком слабой, то ли не готовой к такому тяжкому бремени.– Я не могу так больше… Прости… Прости. Прости! –Она откинула голову назад и упёрлась затылком в стену. Закрыла глаза, глубоко вздохнула и вновь открыла их. Склонив голову набок, она исподлобья посмотрела вперёд, будто видела не стену напротив, а живого человека, с которым общается. — Знаю, ты был бы против, — с горечью произнесла девушка, — Ты столько плохого пережил там, но мне кажется, что так будет лучше… Я хочу отдать Алёну в детдом…       Дверь предательски скрипнула и лишняя пара подслушивающих ушей оказалась рассекречена. Послышался быстро удаляющийся топот лёгких ног, а за ним последовал ещё один, но уже потяжелее. Девушка пыталась догнать ребёнка, но тот всё время то перепрыгивал через кресло, то извиваясь, вырывался из слабых рук. Во всём доме стоял шум и детский визг, крик ребячьего голоса, проклинающего всех и вся. Всё перевернулось вверх дном, пришло в ход. Соседи давно бы вызвали полицию, если бы им было не всё равно, а родители однозначно не похвалили бы девочек за такое поведение, тем более в ночное время, если бы они были здесь и сейчас. Или хотя бы где-то на этом свете. Наконец, они упали на пол и Алёна оказалась под крепким замком рук старшей сестры, которые не собирались в этот раз так просто сдаваться.       — Отпусти меня! — кричала девочка, извиваясь и пытаясь вырваться, она пиналась ногами, но и они оказались обездвиженными, придавленными к полу ногами потяжелее. — Аня! Ты мне больше не сестра! Не хочу видеть тебя. Не хочу, не хочу, не хочу! — она кричала и ревела навзрыд, пока старшая сестра, как можно сильнее прижималась к ней, не желая выпускать из своей мёртвой хватки.       Они вдвоём лежали на полу и ревели навзрыд, некому было их успокоить, обнять, сказать, что всё будет хорошо. Больше некому. Они потеряли всех кого любили, кто любил их, потеряли семью и остались только друг у друга.       — Аля, я очень тебя люблю, очень… Но я не могу содержать нас двоих.–шептала девушка, зарываясь лицом в копну русых волос.       — А ты моги! — бессмысленно и безжалостно умоляла младшая, не понимая, что просит невозможного. — Паша мог и ты моги!       — Я не могу… я не могу… я не могу… — словно мантру произносила Аня, дрожа всем телом. И когда с уст ребёнка вновь сорвалось: «… а Паша…», она взорвалась. — А Паши нет! Его нет, он кинул нас, так же как и родители! — истерически кричала девушка, пугая, словно проснувшийся вулкан, который был спокоен многие тысячи лет и сейчас решил выплеснуть всё, что в нём накопилось наружу. — Все нас кидают, мы никому не нужны!       — Он нас не кинул… нет… — шептала Алёна после каждого слова судорожно вдыхая воздух. — Паша не мог так поступить… Не мог!       Она вырвалась и побежала в комнату, в которую ещё недавно не захотела бы заходить ни при каких обстоятельствах. Чуть замешкавшаяся Аня успела настигнуть лишь резко захлопнувшуюся перед её лицом дверь и звук закрывающегося замка. Этот бой проигран. Возможно, сестра когда-нибудь поймёт, что девушка хотела сделать как лучше, а пока остаётся лишь ждать.       Ждать утра, который вот-вот должен наступить, ведь на часах уже почти пять часов утра, а за окном медленно, но верно светлеет, начинают петь первые утренние птицы. Ждать, когда Алёна выйдет из комнаты, которую мысленно объявила своей крепостью на всю оставшуюся жизнь. Ждать и надеяться. Надеяться на чудо.