Это же Пандора.
Она прикрывает глаза, неспешно покачивая в прохладном стакане остатки того крепкого янтарного напитка, который вот уже последний час, составлял ей незаменимую компанию в чутком уединении собственной комнаты. Взгляд то и дело периодически скользит по строчкам мелких букв, но запоминают ровным счётом, целое ничего, ведь именно сейчас Амара была где-то очень и очень далеко, где был лишь тонкий аромат сладковатых благовоний, треск зажжённых свеч и собственное дыхание, которого было тихим и тёплым. Для вида, конечно, она перелистывала тонкие листы, прижимала и проводила у самого его корешка ладонью, заламывая страницу и конечно же делала мелкие глотки, что каждый раз обжигали нёбо и корень языка… Нет, воспоминание было слишком крепким и свежим, чтобы его можно было выкинуть из головы так просто. Ни алкоголь, ни собственная концентрация, идущая Железяке под колёса, не могли сейчас вернуть её обратно на землю, указав на собственное место. Мысль текла плавно, словно капли крови из только что сделанного аккуратного прострела в чужом лбу, из какой-нибудь особенно дикого оружия, которое даже в руках держать просто опасно, чего уж говорить про стрельбу из него. Слишком размеренно, а потому открытая книга быстро оказывается закрыта и отложена в сторону, а стакан сжат чуть крепче нужного, пока память услужливо подкидывает в сознание всё новые и новые картины произошедшего, позволяя их пережить по новой. Амара бы соврала, если бы сказала, что ей это не нравится, но временами, её собственное тело и разум идут далеко против её воли, словно живя собственной жизнью, а это могло знатно жизнь как испортить… Так и чёрт возьми, серьёзно разнообразить! Не зря же, однажды, в очередном окне между «найди и убей» или «найди, приведи, сделай» её об этом спрашивают напрямую, особенно любопытная персона, которую, правда, она даже по пьяни себе зареклась, никогда не трогать. У неё под ложечкой начинало сосать даже от мысли о том, чтобы попытаться соблазнить и затащить Мокси в постель. Даже если очень захочется. Даже, если она сама этого захочет. Ей хватило того случая с Киллавольтом, чтобы понять, насколько эта женщина может быть, не просто опасным противников, а скорее изощрённым киллером, с десятками, а то и сотнями связей по всей доступной галактике. Убьёт не своими, так чужими руками, да ещё и опозорит по полной. Убедилась, увидела – познавать подобное снова на своей шкуре точно не хочет. - Знаешь, иногда ты кажешься невероятно загадочной и даже странной… - обворожительная улыбка, что должна была добраться до самого сердца, встречается с не ярким огоньком в прищуренных глазах и цепляется за него, как за барьер, не проходя дальше. – Сирены сами по себе странные особы, но ты так и вовсе вызываешь сплошные вопросы. С одной стороны невероятно уверенная, способная взять не только силой, но и своей харизмой и в то же время… Мне даже стало любопытно, а кого вообще предпочитает столь сильная девочка, как ты, дорогуша? К примеру, как ты себя ведешь со своими партнерами в постели? Доминируешь над ними в угоду своего характера и полностью «оправдывая ожидание»? А может в постели с тебя спадает эта "большая и сильная" роль и ты предпочитаешь что-то более мягкое и приятное, как настоящая женщина? В тот момент, Амара лишь улыбается, прекрасно находя и принимая скрытый намёк в чужих, излишне лестных словах. Тогда, она лишь ведёт плечами, закидывает ногу на ногу и тихонько стучит пальцами по, не самой изящной, барной стойке, а перед ответом и вовсе переводит дыхание, щурясь намного сильнее прежнего. Нет, она и не думала пытаться запугивать или играть с Мокси, но и отвечать прямо и открыто сирена явно не собиралась – всегда нужно было оставлять пространство для фантазий и воображения. Особенно, если оно достаточно извращённое. - То, как я себя веду с партнёрами, зависит от того, привыкли ли они слушать приказы… Или отдавать их. Всё зависит от того, кто, как, где и конечно же почему он этого хочет. Тогда, этого ответа вполне хватает, чтобы усмирить чужое любопытство и оставить у спрашивающей лёгкое чувство удовлетворения, от казалось бы, столь короткой фразы, но сейчас… Амара с хрустом разминает шею, поднимаясь на ноги и неспешно двигается в сторону низкой круглой «кровати», что больше походила на огромную подушку и на которой она любила медитировать, приводя мысли в порядок. Подобным она занимается чуть ли не каждый вечер, а потому тело безошибочно опускается на немного потрёпанную мягкую ткань и расслабляется, когда как сопротивляющейся разум, в этот раз, продолжает гнуть своё. Воспоминание оказываются ничем иным, как тем самым полноценным ответом на вопрос Мокси, который теперь заставит сирену хорошенько подумать – а правда, насколько её ответ тогда был точным? Неизвестно, то ли выпитый алкоголь на неё так успел повлиять, то ли она сама была не в восторге, что эта тема оказалась затронута именно подобным человеком, но этого хватает, чтобы вновь сомкнуть веки, увидев перед глазами ответы на все свои вопросы. Увидеть лица каждого своего партнёра, с кем она успела побывать как по собственной воли, так и по каким-то причинам; вспомнить поведение каждого и именно сейчас, остановиться на самых последних, с которыми она успела провести чуть больше времени, чем обычно. Вспомнить тех, с кем даже простой секс оставил в её памяти такой опыт, который по настоящему можно было назвать… Уникальным. Запоминающимся, уж точно. Было в нём что-то такое, отчего до сих пор учащалось дыхание, сбивался пульс и хотелось безумно улыбаться. Зейн, даже несмотря на его возраст, оставался достаточно привлекательным, не менее наглым, чем она сама и конечно же настолько же обольстительным, особенно, когда в его крови плескалась пара стаканчиков хорошего пива. Чего только стоили одни его подколы в её адрес, которые единожды, даже закончились полноценной дракой с ломанием столов и стульев, правда, никто её так и не воспринял всерьёз, даже не глядя на полученные травмы. Амара прекрасно помнила, как мужчина плевался кровью из разбитых губ и трогал пальцами припухлый глаз, продолжая шутить и говорить о том, что с её-то способностями только оружие и таскать и в то же время, как его взгляд в её сторону уже менялся… А ещё он немного протрезвел, ведь полёт и пролом своей спиной стены явно не мог пройти для него настолько гладко. Она сама тогда отделалась лишь несколькими пулевыми в собственное плечо, что с лихвой латалось регенерирующей смесью из ближайшего автомата, но с того момента, воспринимать его подколы и шутки стало в разы легче, а когда же они и вовсе переродились в полноценное заигрывание… Целоваться с Зейном всегда было чем-то особенным, в плане того, что ты никогда не знаешь, с каким вкусом будут его всегда сухие, вечно потрескавшиеся, губы. Будет ли это выпивка, которую он успел в себя опрокинуть перед очередной стычкой с врагом или же это будет что-то солёное и стальное, схожее с кровью и потом – сплошная загадка. Последний раз, это был вкус стали, но не кровавой, как это бывает обычно, а именно оружейной – Зейн признался, что иногда зажимает обойму в зубах, чтобы иметь возможность быстро перезарядиться, когда стычка оказывается слишком жаркой. Вкус пороха, маслянистой смазки и немного проржавевшего металл – Амаре понравилось это ощущение и это сочетание, но если бы ей предложили его ощутить вновь, она бы точно отказалась. Одно дело целоваться с мужчиной, что только что выбрался из лап самой смерти, выпуская в неё последние остатки своего боезапаса и другое, целоваться с ржавой пушкой, которую давно было пора выкинуть на помойку. - Знаешь, здесь есть душ. Я бы мог принять его, чтобы, хотя бы, не пачкать эту «чудесную» постель грязью. Нам, вообще-то, ещё на ней спать! - Мы можем сделать это в кресле, если ты так боишься за постель. Боюсь, если ты ещё и в душ пойдёшь, то весь мой запал может сойти на нет и ты будешь спать в машине. - Боишься куда-то опоздать, моя прекрасная богиня? - Боюсь, ночь закончится быстрее, прежде чем ты сдашься… Зейн всегда был снизу, как бы часто они не встречались. Улыбаясь так же нагло, как и в тот день, когда они сцепились, поджимая сухие губы и конечно же продолжая говорить без умолку, даже когда у него начинает дрожать голос, а её руки уже добирались до всех самых его чувствительных мест – он привык быть снизу. Любил быть ограниченным, любил, когда ему действительно отдают приказы, которым он бы мог и которым он бы с охотой подчинился. Короткие, совсем не злые, но полные силы слова, которые он услышит, прокомментирует, а после зайдётся коротким и уверенным, как он сам, стоном, пойдя им на поводу. Он любил, когда им брали и когда контроль над ситуацией был не его, но над ним. Он любил сминать пальцами простыни, сжимать ими же края столешницы, какого-то механизма и вообще всё, что только можно было сжать, лишь бы не свалиться, будучи под чужим натиском. Именно с ним, Амара привыкла полностью руководить и самостоятельно выбирать тот путь, который им был бы максимально приятным. Её родная природа полностью брала над ней верх и именно здесь она имела полный простор фантазий – бери и делай что хочешь, только не убивай. «Доставь нам невероятное удовольствие, которое мы оба запомним и будем вспоминать на очередной весёлой попойке!...» Жаль, что для неё это не стало той «точкой», в которой она могла бы остановиться и «осесть». Одно дело, когда подобное касается только постели и совсем другое, когда дело доходит до настоящих отношений. Для Амары он был… Хорошим опытом. Он стал ей хорошим другом, но до её любимого партнёра, пары, ему точно было далеко. - Значит, любишь руководить? - Люблю, когда всё идёт по плану. Привычка. - А если я не подчинюсь? - Ты действительно хочешь этого? - Нет, и ты это прекрасно знаешь. - Знаю. Моуз была ему полной противоположностью. От и до. Достаточно было посмотреть в эти небольшие, но полные дикого пламени тёмные глаза, чтобы понять, насколько глубоко ты можешь в них увязнуть, а чуть дёрнешься, как сгоришь без всякого остатка. Амара до сих пор не понимала, как вообще они смогли с ней сдружиться, а после найти столько общего, что потерять друг друга уже стало банально невозможно. Слишком тяжело, слишком неприятно. Слишком больно, если на то пошло. Ей всегда нравились такие люди, которые могли собой «согреть» - могли создать «пламя», которое будет гореть, сжигая под собой вообще всё, если будет необходимо и при этом, становится тихим и спокойным, грея не хуже полноценной печки, особенно холодными одинокими вечерами. Конечно, сравнивать Моуз с печкой равноценно самоубийству, особенно, если попытаться донести до неё подобную мысль напрямую, но почему за глаза не сделать этого? Буйный огонь, что убивает, но в любимых руках способный на что-то большее, чем простое испепеление… И при этом, обожающий держать всё под контролем, особенно, если дело касается отношений или постели. В первый раз, у них это случилось достаточно спонтанно и даже грубовато – пьяный солдат, содержимое фляжки которой узнать было совсем не трудно, не менее пьяная она и её собственное временное убежище, как раз на этой самой огромной «подушке». Кажется, от неё до сих пор пахнет машинным маслом и содержимым той злополучной фляги, которая в процессе их возни умудрилась укатиться куда-то под стол, да там так и осталась лежать по нынешней день. Моуз не привыкла целовать легко или же «поверхностно» - её язык всегда был чертовски юрким, горячим и быстрым, уверенно проникая и захватывая, прижимая и не давая вырваться. Её ласка всегда оставалась лаской безумного «огня», который мог быть осторожным, дарить собой тепло и настоящий жар, а мог жечь так рьяно, что по утру приходилось неуклюже тащиться в лазарет, за порцией всё того же регенерирующего состава. Следы укусов и засосов всегда выходили отменными, с отчётливыми тёмными кровоподтёками, которые чаще всего, были не только на шее и груди, но и где-то очень и очень «ниже». Её не останавливала ни одежда, ни даже наличие врагов где-то на местности – Амара усмехается, вспоминая тот случай, когда от взрывной волны её откинуло прямо в раскрытое нутро Железного Медведя, а спустя всего минуту, в течение которой она пыталась унять свист и шум в ушах, чьи-то небольшие, но уверенные руки вжали её носом прямо в тёплую обивку сиденья и… Она даже не сопротивлялась. Это было безумно приятно и сладко, и как оказалось после, Моуз умеет не только рьяно и страстно целоваться. С ней она могла быть более… Женственной что ли, если вспомнить всё же те слова Мокси об этом. Не всегда ей нравилось быть сильной и уверенной в себе и иногда, так и хотелось просто сдаться, показать, что ты тоже можешь подчиняться приказам и быть покорным, можешь… Она сделала свой выбор в тот момент, когда они вернулись в Убежище после их грандиозной победы над безумцами, захотевшими слишком много в этом мире. Тогда, они впервые поменялись местами и Амара вновь стала тем сильным плечом, который был необходим для потерянного солдата, но спустя совсем немного, её снова попросили «отступить», чтобы спустя ещё немного – всё снова поменялось, изменилось и вновь повторилось. Они смогли достичь того, чего они обе искали так долго, а потому… Последний глоток заставляет поморщиться – алкоголь успел нагреться слишком сильно, а потому к привычной остроте и горечи добавляется ещё и то, что она не проходит так быстро, как должна была. Амара трёт глаза пальцами, медленно отводит руку в сторону и какое-то время тихо рассматривает собственную смуглую кожу под не яркой фиолетовой подсветкой комнаты, кажется, сбившись с мысли. Достаточно было лишь раскидать всё «по полочкам», позволить этим мыслям полностью овладеть ей, чтобы в голове наступила решительная и приятная «тишина», которой, впрочем, не суждено было долго задержаться вместе с ней. Она едва склоняет на бок голову, когда слышится шум поднимающейся железной двери и снова безвольно начинает улыбаться, слыша безумно знакомые тяжелые шаги, быстро тонущие в её пушистом ковре. Моуз смотрит на неё почти не моргая, щурится, пытаясь разглядеть её лицо, её эмоции и словно пытаясь прочитать в её глазах то, о чём она думала последние часы… Ясное дело, не удаётся. Она была солдатом, ветераном, а не чёртовым гиком, который мог залезть в чужую голову и прочесть все мысли, для каких-то своих целей… Потому, она не громко фырчит, спрашивая коротко и чётко, как привыкла это делать всегда. Ну, почти всегда, по крайней мере. - Ты здесь уже часа три сидишь. Я волнуюсь. О чём ты вообще думаешь, раз не услышала, как я пыталась с тобой связаться? - О тебе… - честно и быстро признается Амара, растягивая губы ещё сильнее, почти до боли, и отставляя пустой стакан в сторону. – Уже - только о тебе.И она не врёт. Теперь уже нет.