***
Не проходит и получаса, как варвары выбивают прекрасные входные двери в тронный зал при помощи взрыва. Это было ожидаемо. Но все равно остается неприятная горечь внутри. Ведь не только двери пострадали, но и пол, колонна и несколько статуй. А ведь они со знакомым архитектором так долго все это подбирали и строили. А как радовались, когда работы были закончены и все это можно было отпраздновать большой пирушкой. И нет ничего тягостнее принятия разрушающегося прошлого. Радостного, светлого и никому плохого не сделавшего. — Сдавайся, правитель! Твой город взят и пылает в священном огне, а соратники убиты или взяты в плен. Лишь ты остался, — худощавый паренек горделиво задирает нос, однако видно, что усталость начинает брать свое. Похоже, он местный заклинатель. Жив. А значит придворная ведьма мертва. А ведь так и не приготовила ему эликсир правды. А все грозилась напоить. Мужчина молчал и лишь осматривал ворвавшихся скучающим взглядом. Ему было обидно, что он отправится на тот свет с их подачи. Гордость внутри прямо-таки вопила, призывая выхватить оружие. Но нет. Не в его стиле отступать в самом конце. Сражен мальками. Еще одна ирония. Всего в зале находилось с два десятка воинов, но выделялась лишь пятерка — так называемые герои. Два мага, один лучник, один копейщик и один мечник. Последний, скорее всего, и есть «сила добра», которой на роду написано сразить мечом и щитом «великое зло». Чуть приглядевшись, мужчина цокнул. Никакого разнообразия. Типичный «герой»: мальчик, с решительным взглядом младенца, познавшего кучу горестей, в кричащих доспехах и совсем не знающий жизни без «борьбы со злом». Как жаль. Как обидно. — Мои люди, что с ними? Голос монарха показался для них слишком глубоким — все разом дернулись и отступили назад. Будто репетировали не один раз. Мальчишка-герой вышел вперед, все еще держа наготове золотистый клинок. Был бы с него прок. — Никто не внял нашей просьбе сдаться, а поэтому большинство мертвы. — Мои рыцари погибли в честном бою? Он знал ответ на этот вопрос, но хотел, чтобы так называемые герои сами дали ответ. Однако они не спешили. Даже слегка потупили взгляд перед тем, как ответить. Голос подал все тот же мальчишка-заклинатель. Похоже, он у них что-то наподобие яро верующего в путь праведный. — Они дрались до последнего. — Понятно. Другого я и не ждал. Эти дураки всегда были прямыми, как палка, и не ждали ударов в спину. Мальчишка-герой дернулся. Стыдно. — Город, что с ним? Все ли уничтожено? Женщины и дети убиты или взяты в рабство? Слова резали горло, но голос был все таким же спокойным. Мужчина уже не смотрел на вторженцев, он вновь обратил взгляд к окнам, отмечая, что вдали пожар начал стихать, значит гореть уже было практически нечему. Там были мастерские и разные производства. Ответа на его вопросы так и не последовало, впрочем, это было неудивительно. Меч, прислоненный к трону, едва задрожал — слишком уж явственно раздражение и огорчение отразились в душе, а значит и в магическом клинке. Монарх даже на несколько мгновений нахмурился. — Вы… собираетесь сражаться? — «герой» сделал несколько шагов вперед. — Разве вы не собираетесь отомстить нам за все, что мы сделали? Устало переведя на него взгляд, мужчина слегка улыбнулся. И ведь объяснять надо, они так просто не подойдут и не проткнут грудь мечом. Жаль, что собственноручное лишение себя жизни не было в его стиле. Как много времени это могло бы сэкономить. — Мальчик, я не вижу смысла сопротивляться. Вы уже победили: сожгли мой город, убили моих людей и моих рыцарей, которые, я уверен, до последнего улыбались с моим именем на устах. — То есть, вы сдаетесь? — паренек явно был в замешательстве. Конечно, не это ему говорили, когда тренировали быть героем. «Зло» же всегда ждет последний бой, разглагольствует о сорванных планах, брызжет слюной на удачливых молодых героев. — Отдадите свой меч? — Я отдаю свою жизнь. Ты можешь подойти и проткнуть меня мечом — я не пошевелю и пальцем. «Это явно уловка», — тихий шепот прошел по рядам опешивших воинов. Конечно, они ищут подвох везде, ведь сами не прочь использовать грязные трюки. Это все начинало надоедать. Мужчина надеялся, что герой будет более вспыльчивым и скорым на расправу. — Вы не хотите принять смерть с честью? — Честь! Это красивое слово, которое теряет свое очарование с годами. А я, поверь, прожил достаточно, чтобы смириться со смертью и спокойно принять ее, не обращая внимание на высокопарные слова. И вот опять — стоит чуть пошевелить рукой в их направлении, как они дергаются, напрягаются, крепче сжимают оружие в ожидании атаки. Может это так последствия осады и резни в городе влияют? Ему поскорее хотелось уйти. Было сложно видеть, как твое творение, люди, его населявшие, испаряется по прихоти совета спятивших от власти людей, которые едва ли видели тебя раз в жизни. Такова участь тех, кто вселяет страх сам того не желая. Или почти не желая. — Может, вы все-таки возьмете меч? — парень уже опустил клинок и даже подошел к основанию ступеней подле трона. Ну наконец. Все же не до конца безнадежен. — Ну же, мальчик, — мужчина поманил его рукой в белой перчатке, — неужели боишься убить безоружного? Или все думаешь, что у меня кинжал за пазухой? Тебе все равно нужно убить меня, ведь так тебе приказали. Не медли. Можешь считать, что очищаешь меня от скверны. Как будто маленького ребенка убеждаешь, что вода в речке совсем не холодная и течение слабое. А он все мнется на берегу, потирает ручки, боясь пройти пару метров, чтобы оказаться в спасительных объятиях взрослого, который в любом случае не даст утонуть. Герой все медлил, но при этом продолжал подниматься по ступеням и вот он уже подле трона. От него пахнет кровью и железом, глаза голубые, круглые и совсем невинные, несмотря на отнятые жизни, — вот она, вера — пушистые волосы цвета каштана спутаны и заляпаны грязью. Прекрасный мальчик. Аккуратно вытянув из-за ворота цепочку с кулоном в виде небольшой капсулы, мужчина снял ее с шеи и протянул герою. Почему бы и нет. Все-таки эта вещь была ему по своему дорога. И пусть уж лучше она хранится у этого «героя», чем будет уничтожена. — Возьми в качестве трофея. Мой меч все равно заберет Совет Правителей. Это обычная безделушка без особых сил, но лучше не показывай ее своим друзьям. Можешь считать это последней просьбой. Парень, колеблясь не больше пары секунд, протянул руку и аккуратно взял серебряную вещицу в руки. Кивнув и повесив ее на шею, он встал в стойку и поднял меч. Руки его дрожали, глаза были чуть прищурены, а губы сжаты в тонкую линию. Неужели сочувствует? Что взять с этих героев… — Научись слушать себя и анализировать увиденное, мальчик. Надеюсь, ты поймешь урок, — прикрыв глаза, правитель уже не видел перед собой ничего: врагов, всполохи города на стенах, кровь друзей на чужих клинках, обломки двери, ознаменовавшей в свое время начало новой жизни для группы уверенных в себе людей. Он прожил прекрасную жизнь и втайне надеялся, что сможет оставить после себя нечто достойное. Нечто… легендарное. Жаль, что такое уничтожается на корню. Жаль, что великие нации исчезают под веянием новых, простых и возомнивших о себе многое. И все же, нужно было сражаться.Часть 1
6 декабря 2020 г. в 20:12
Из окон лился теплый оранжевый свет, окрашивая стены и пол из черно-белого мрамора причудливыми тенями и тусклыми красками. Витражи переливались, плясали на стенах, придавая обстановке напряжения, тревоги. Помещение, казалось, корчилось в муках, выло без сил, будто отзывалось на крики и визги вне его пределов. Один-единственный человек, восседавший на троне посреди зала, казался единственным, что сохраняло спокойствие и само источало ауру застывшего в ожидании изваяния, которому будто бы было подвластно время. Хотя, будь это так, ничего бы из того, что происходит, не случилось.
Человек по обыкновению, превратившемуся за долгие десятилетия в привычку, полулежал на троне, закинув ногу на ногу, и левой рукой подпирая голову. Он в задумчивом отрешении наблюдал как языки пламени пожирают его город, со вкусом облизывая вершины позолоченных шпилей близлежащих храмов и аккуратные разноцветные крыши зданий министров и прочих высших чинов. В ночи краски казались куда насыщеннее, переливались всеми оттенками красного, оранжевого и желтого, создавая ощущение занимающегося рассвета. Но до него было еще долго. Слишком долго.
Мужчина не мог слышать лязга мечей, криков детей и женщин, воинственно-радостного клича вражеских солдат и отчаянно-ожесточенных возгласов остатков собственных воинов. Но он всем своим естеством ощущал агонию умирающего города, исчезающей культуры, которая расцветала сотни лет, а теперь с такой легкостью втаптывалась в кровь людей, ее сотворивших, и грязь земли, на которой выросла. Тоска и боль курсировали по крови, ускоряя ее бег, стимулируя сердце вновь отбивать давно забытый ритм — ритм предвкушения, ритм жизни. Но недолго в душе монарха стоял юношеский адреналин. Под грузом мыслей все вновь пришло в норму, ведь за долгие годы власть рассудка над сердцем уже стала привычкой, которую не могла перебороть даже гибель города.
Он ожидал своих палачей с легкостью пирата, знавшего день казни за долгие недели до. Мысль, что кончина столь долгой и насыщенной, но оттого не менее тягостной, жизни настигнет его здесь, на любимом троне в окружении лишь безмолвных статуй, зародилась уже давно. Настолько, что воспринималась как ожидание ужина после долгой охоты или работы с государственными делами. Было грустно, что годы тренировок бою, стратегии, политике и прочему в конце концов не будут применены перед смертью. Как сказал бы молодой юноша: «Чести в такой смерти нет». Но, долгие годы жизни говорят иное: «Уходить нужно с достоинством, но без лишнего шума». Ведь зачем напрягаться, когда изменять уже нечего? Скрыться и устроить революцию? Основать новое государство? Нет, для этого он был слишком стар и слишком устал. Пусть молодые играют в свои игры амбиций и жирного эго. Ему-то всего лишь нужно тихо-мирно практиковаться в боевых искусствах и налаживать дипломатические связи. Однако этого всего его лишают в эти самые минуты.
Прикрыв серые — зеленые раньше, но выцветшие по прошествии времен — глаза, он прислушался к шуму уже внутри дворца. Бой приближался, а его приближенные, его друзья и товарищи умирали. Время идет. Впервые за долгие годы. Так странно. Так… хорошо.
Взять бы меч, да порубить пару десятков безмозглых солдат и пару-тройку молодых героев, «знаменосцев порядка и просвещения». Да настроя нет, мышцы не размяты и вообще, на кресле сидеть удобнее. Хмыкнув, мужчина вспомнил, как его близкие друзья — единственные, кому он по-настоящему доверял и за кого мог отдать жизнь — убеждали его скрыться, отомстить позже, как в старые добрые. С реками крови, отрубленными головами и хитроумными планами. И вот вроде знали друг друга много лет, а эти глупцы его так и не поняли до конца. А может он сам не заметил, как изменился? Перестал хотеть всех этих военных игр, битв стратегов и ораторов.
А вот сами «стратеги» и «ораторы» не хотели его забывать. И вот чем все обернулось. Была в этом своя ирония. Как бы ты ни был мудр, могущественен и на каком бы уровне не находились твои технологии, найдется кучка варваров, у которых дубинок будет больше, чем модифицированного оружия у тебя, да найдется пара козлов отпущения, именуемая героями свободы и справедливости. И вот соберутся они в кучу, скажут пару глупых слов, да пойдут в наступление, лелея веру, что воюют против «всемирного зла». А «зло» в это время даже не подозревает, что стало объектом массового презрения. Хотя предпосылки были, чего уж таить. Но это называется не «злом», а «грязной игрой». Но у каждого свои стандарты, разумеется.
Послышался взрыв. Где-то в зале почета. Ох уж этот старый верзила, всегда уходит с огоньком. Рукой слегка сжал подлокотник, но тут же расслабил. Труднее осознавать не собственную смерть, а гибель товарищей, кладущих головы на плаху ради тебя. Идиоты.
Подняв голову, мужчина без энтузиазма пробегал глазами по высоким потолкам, на которых были спроецированы звезды. Взгляд на автоматизме переходил от одного созвездия к другому, от менее тусклых звезд к более ярким. Его придворный технолог гордилась ими. Всегда улыбалась и говорила, что смогла найти то, что придется ему, жуткому педанту, которого нельзя удивить, по вкусу. И была права. И не счесть сколько раз эти звезды помогали ему в самых разных вопросах и при самых необычных обстоятельствах. Где же сама разработчица сейчас? Похоронена среди своих изобретений. В ее характере было выбрать себе могилу и сделать ее. «Никогда ничего не доверю другим. Зарубить бы вам это на носу, милейший».
Время идет. Но долго. Почему же несколько минут тянутся длиннее нескольких лет? Ожидание. Причина в глупом ожидании того, о чем давно думал. И все же лучше бы погибнуть в бою. Хотя и там, когда ты достаточно искусен, все размывается и длится вечность. Кровавую, кричащую и однообразную.