Темная сторона

Я смотрела, как ее губы шевелятся, говоря что-то важное мне, но я совершенно ничего не могла услышать. Шум крови заглушал голос, и я могла лишь загипнотизированно наблюдать за движением этих сочных губ, изгибающихся то в ухмылке, то в немом укоре, что я не слушаю. Ее руки взлетели вверх, складываясь на груди, а губы приобрели жесткое очертание, выражая мне недовольство. Я не знаю, как я так попала, но совершенно точно в моем сердце билась любовь к этой девушке. Я. Стук. Тебя. Стук-стук. Люблю. Стук-стук. Но она мне не верит. Сколько бы раз я ни говорила это, она каждый раз скептически слушает, и переспрашивает. Думает, будто у меня есть выбор. А я совершенно точно знаю, что его нет. Я также не могу понять, поверить, что она испытывает то же самое. И недоверчиво, испуганно каждый раз переспрашиваю: так ли это? Уверена ли она? Зачем я ей? Извечные вопросы, на которые никто и никогда не даст однозначных ответов. Но они и не нужны. Потому что даже глядя прямо в самое сердце, ты, мучимый собственной неуверенностью, никогда не поверишь в самое яркое пламя, горящее прямо перед твоими глазами. И вот, в очередной раз разочаровав ее своим невниманием, я ухожу в сторону, присаживаясь на табурет, задумчиво сверля одну точку взглядом, надеясь унять таким образом свой гнев. Мой вечный спутник. Заставляющий меня хотеть невозможного. Контроль. Это то, что каждый раз, как фоновая мысль, витает вокруг моего сознания. Нельзя. Невозможно. Вдох- выдох. Я вскакиваю с табурета, и на волне ярости мечусь по комнате, ища выход, но не из помещения, а из плена собственных мыслей и желаний. — Невозможно! — шепчут мои губы, впрочем почти беззвучно. — Почему же? Разве не могу я…? — Пауза. — Нет. Не могу. — Разочарованно сжимаю пальцы в кулак, до хруста суставов, чтобы боль отрезвила и вернула в реальность. Новый вдох и выдох. Затем еще раз, но глубже. — Никчемный человек! — Ядовито шепчешь в унисон боли в груди. — Трус! — Смех булькающими звуками вырывается из горла. — Какое же это… — Зай, ты где? — раздается из комнаты вполне миролюбивый вопрос. Она как всегда все мне прощает. — Здесь. — Сдавленно отвечаю. И тут же, чтобы больше никто не услышал, говорю сама себе: — Ну же. Сделай хоть раз то, что ты хочешь! — Едва передвигая ноги, плетусь в комнату, чтобы увидеть, как она лежит на животе на кровати, подняв голени и скрестив их. Стопы игриво переплетены и едва заметно поглаживают друг друга. Руки заняты телефоном, и она совершенно точно не знает, с какими демонами внутри я борюсь. Мое плечо врезалось в косяк, а глаза устало закрылись. Слишком много желания. Слишком давно хочется сделать то, что я не могу себе позволить. Вот сейчас она лежит такая вся беззащитная, что я могу взять все, что хочу. Но я не могу себе этого позволить, потому что я трус. Кровь новой горячей волной заполнила тело, вновь поднимая ярость, направленную исключительно на себя. Никогда не на нее. Никогда. Клянусь. — Ты такая красивая! — шепчу хрипло. Голос почти не слушается, и получается что-то похожее на карканье вороны. В ответ я слышу что-то неразборчивое, а может, это просто я опять отвлеклась, заворожено наблюдая за ягодицами, которые она приподняла, чтобы поправить одеяло, собравшееся в складки. Возбуждение, искрой пронесшееся по венам, заставило прийти в себя, подобраться, и, собрав все последнее чувство гордости, выйти из комнаты. Холодная вода, собранная в ладони и затем выплеснутая на лицо; капли, ледяные, торопливо стекающие вниз — ничего из этого не помогало отказаться от похоти, так стремительно овладевшей мной. Я не знаю, откуда это взялось, но, по всей видимости, все черное, что есть во мне, решило так или иначе вылезти наружу. Показать мое истинное лицо. Будто бы другого было до этого не достаточно. Я поднимаю взгляд и смотрю на свое отражение. Измученное, больное. Сумасшедший взгляд, такой же, как и моя сбрендившая фантазия. Но я больше не могу. Я больше не могу терпеть и ждать. Хлопковое полотенце стремительно убирает влагу с моего лица, оставляя легкую свежесть, длящуюся долю секунды. — Она возненавидит меня. — Утверждение, и факт того, что я проиграла войну. И по всей видимости, потеряю теперь Её. Но как я уже сказала вначале, я и без того каждый миг сомневалась, что это ее искренние чувства. Я сомневаюсь, что узнав мое другое лицо, мою другую часть натуры, она захочет быть со мной. Но я больше не могу. Я должна знать: примет ли она меня такой, какая я есть, или все ее заверения - это лишь слова, ничего не значащие для нас. Полотенце бросаю вниз и стремительно направляюсь в комнату. Открываю ящик, приготавливая то, что мне сейчас необходимо. Домашние брюки стремительно покидают мои бедра, а их место занимают ремешки страпона. Смазка неохотно вытекает из тюбика, холодной массой растекаясь по пальцам, а затем по черному силикону. Все это занимает не больше минуты. Она даже не повернула головы, лежа в той же позе. Наушники, ну конечно же. Впереди можно увидеть, как мелькают картинки ютуб ролика. Она даже не в курсе, что это последние мгновения, когда она еще, возможно, любила меня. И сейчас, через три секунды она будет меня ненавидеть. Первая — опускаюсь коленями на кровать, обхватываю ладонями, все еще в липкой банановой смазке, ее голени, разводя ноги. Вторая — пока она все еще не понимает, что происходит, сдергиваю вниз трусики до щиколоток. Три — опускаюсь сверху, одной рукой прижимая грудью к кровати, а другой приподнимая таз и входя в лоно. Без прелюдий и предупреждения. Она замирает, и я чувствую, как ее влагалище сопротивляется. Она дергается вперед, пытаясь снять давление, но я не даю. Фиксируя сильно и надежно. Я знаю, что это лишь временно, и если она захочет, то сможет освободиться. Ударить. Сказать, что ненавидит или заплакать. Но хуже всего, если она просто испугается меня. Я не знаю, чего хочу добиться этим, но точно знаю, что мне нужно, чтобы она принадлежала мне. Мне недостаточно ее слов, мне нужно, чтобы она подчинилась, отдалась так. Хочу знать, что она готова принять всю мою ярость и гнев. Что она знает меня достаточно хорошо, чтобы сейчас отдаться мне. И я чувствую, что она перестала рваться вперед, замирая, слегка подрагивая от, надеюсь, не слез, а понимания. Ее руки, до этого на секунду сжавшиеся в кулаки от боли, расслабляются, опираясь о матрас, спина выгибается сильнее, и она подается назад, позволяя полностью войти в нее. Пауза. Триумф. Сердце, как сумасшедшее бьющееся в груди от адреналина, заставляет дышать глубже. Я пытаюсь контролировать дыхание. Вдох-выдох. Моя. Она моя! — Моя! — уже вслух, сквозь зубы говорю ей. — Да, — запинаясь, отвечает она мне. — Твоя. Шумный выдох, и новая попытка усмирить адреналин, беснующийся в венах, требующий выхода, движения. Старого как мир движения. Меня всю трясет от эмоций, плещущихся через край. Животные инстинкты снова берут верх и тело начинает двигаться в ритме. Медленно и глубоко. Жестко. Медленный выход и быстрый, глубокий толчок вперед. До характерного шлепка. Вдох. Ты можешь справиться, говорю себе я. Ускоряешься. Она уже успела подготовиться. Ее тело, так услужливо увлажнило ее, что я уже могу спокойно и без зазрения совести двигаться внутри. Действительно моя. Хочет меня. Даже так. Путанные мысли, обрывочные, и такие же низменные, как и инстинкты, овладевшие мной, витают в голове, пытаясь сложиться в картину, а еще лучше в три слова, которые хочется ей сказать сейчас в благодарность за понимание и принятие. Ничего не получается, потому что сейчас я там, где мечтала оказаться очень давно, но боялась. Я лишь подтягиваю ее еще ближе, чтобы можно было входить еще глубже. Отдаю приказ руке, все еще крепко обхватившей ее таз, ослабить нажим. И так после моих пальцев останутся синяки. Они неохотно слушаются меня, сопротивляясь, не желая отпускать добычу, но затем, все же следуя приказу, перемещаются на ее клитор, медленно двигаясь по нему, в основном из-за толчков, заставляющих пальцы двигаться вперед-назад, так, как ей нравится — хорошее совпадение. Он такой влажный под моими пальцами и твердый. Другая рука, до этого расслабленно лежащая на спине, обхватывает ее плечо, направляя, возвращая обратно, насаживая. Ярость, которая до этого поглощала меня изнутри, вновь показала себя, но уже в другом обличии. Это была страсть, огненная как лава, горячая, сжигающая все на своем пути. Ее плети, все интенсивнее и интенсивнее поднимались от низа живота, постепенно отвоевывая новое пространство. Заполняя меня изнутри, оживляя, заставляя ощущать наполненность. Так много чувств принадлежности и собственничества было в этом, что мне казалось, еще пара секунд и я взорвусь к черту. Попаду в Ад, за то, что смею желать и требовать для себя. Точно, туда мне дорога, но только не сейчас, не за пару мгновений или толчков до оргазма. И пусть шум крови и собственное сбившееся дыхание приглушили ее стоны, я отчетливо чувствовала каждый спазм внутренних мышц, вновь не позволяющих делать гладкие, легкие толчки, которые еще недавно приносили нам обеим такое блаженство. Дрожь ее ног и дернувшаяся спина - еще один сигнал, что сейчас она готова простить мне снова все. Очередной раз. И я спешу за ней, вновь ускоряясь, набирая темп, чтобы не отстать, догнать ее в её же полете, и уже где-то там, в космосе, среди атомов прошептать ей: «Я тебя люблю» и «Прости», а затем обессиленно упасть сверху, вновь прижимая, но уже не фиксируя, а признавая свое поражение. Потому что очередной раз она оказалась лучше меня. Понимая то, что я не могу сформулировать. Давая то, что я не умею просить. Разрешая то, на что я не имею права. Любя меня. Теперь я это точно знаю.