Губка для мытья

— Мятный леденец? — Гермиона на мгновение задумалась, вдруг он примет леденец, обсосет его до острого кончика и изящно воткнет ей в глазницу. Однако Тео закатил глаза и хитро подмигнул ей. — Да ты флиртуешь. Она посмотрела на аккуратно расставленные пустые кофейные чашки возле сиденья. — Давно ты здесь? — Час, может, два, — пробормотал Тео, длинными пальцами разворачивая конфету; разрыв пластиковой упаковки эхом отдавался в узком коридоре, спрятанном от людей, застрявших в больнице на Рождество. Гермиона переступила с ноги на ногу, и ее правая рука на мгновение соскользнула с края горшка… Тео не замедлил завязать обертку на узелок у основания леденцовой трости. — Что у тебя там? — спросил он, следя за крошечным драже, катящимся позади нее. Она чувствовала себя глупо, в первую очередь, просто пытаясь спрятаться от Нотта: он был частью их, и был удивительно наблюдателен, и, по-видимому, учитывая, как она покраснела под его радостной ухмылкой, любил мучить людей, лишь бы выбить признание о каждом их мало-мальски важном решении. — Елка. Для... всех палат в больнице. Я… совершаю обход. — Понятно. Но, — не пряча улыбку, он достал изо рта леденцовую трость, — …я бы сказал, нужно принять душ. Сдавшись, Гермиона прижала горшок к животу, уткнулась носом в рукав и принюхалась. Она не могла отличить запах йодоформа от своего собственного. — Разве я воняю? — Не ты, — Тео взмахнул конфетой в сторону комнаты, описывая круги, как будто размахивал волшебной палочкой, — а он. Этот идиот провел в операционной полдня. — О, — Гермиона вдруг задумалась, в последний раз она чувствовала его запах больше пяти дней назад, и его кожа имела вкус ее тела и кожи. — …насколько плохо? — По крайней мере, на этот раз дело не в пулях. — Тео, как и ожидалось, изъяснялся осторожно и без конкретики, так что она не собиралась давить на него и переступать через их приятельские с недавних пор отношения. — Кто падает с ножом в руке? — предложила она свою интерпретацию, иронизируя. — Малфой, вот кто. Пытается быть злым героем. Твоя смена закончилась? Гермионе пришлось оглянуться через плечо, чтобы убедиться, что коридор все еще пуст, так как Нотт просто небрежно вставил обрывки их мира в последующий вопрос. То, как напрягся уголок его правого глаза, сказало ей, что большего он не добавит. — Да, — она знала, что должна подыграть: чем скорее она завершит сеанс вежливости с Ноттом, тем скорее сможет проглотить комок в горле, успокоиться и войти, — он мой последний пациент. — Отлично. Я подожду и отвезу тебя домой. — И он снова принялся за леденец, зубами отщипывая кусочки. Бесполезно было спорить с Ноттом, когда он мог просто выбить дверь и за два шага покинуть помещение с ней на плече, не давая никаких ответов. А на ней не было хорошего нижнего белья. — Я ненадолго. Под еще одну понимающую ухмылку Нотта Гермиона оставила его в карауле наедине с леденцами — странно восторженного и нехарактерно веселого.

***

— Ты пришла с губкой для обтираний, которую я просил? Ее вид не радовал глаз: пучок на голове был заколот карандашом, пряди волос беспорядочно рассыпались по плечам, но она, казалось, не замечала этого; две верхние пуговицы блузки были расстегнуты, правая часть воротника слегка топорщилась от веса причудливой шариковой ручки и нелепых красно-белых леденцовых тростей… и он подумал, что Грейнджер была яростной противницей сладостей. В комнате было так темно, что ее глаза словно вспыхивали янтарным огнем, а свет из проема двери позади окружал ее, подобно ореолу. Драко обвинил поэзию и морфин в зудящем желании прикоснуться к ее обнаженной ключице. — Никто ничего не получит по меньшей мере… — Гермиона наклонилась и пробежала глазами по его карте. Ушибы ребер, порез и перелом плеча — результат аварии на мотоцикле. Справедливо. — …еще два дня. Что-нибудь болит? Раздражает? Драко наблюдал, как она неосознанно откинула волосы назад двумя пальцами и закатила глаза; его член дернулся под простынями. Неужели он действительно не может контролировать то почти мазохистское удовольствие, которое получал при виде лечащей его раны Грейнджер? — Возможно, придется немного увеличить дозу лекарств, док, — предложил он почти с надеждой: если ему не придется дышать больным боком после нескольких ночей медикаментозного сна, это может превратиться почти в отпуск. — Никак нет. Она бросила профессиональный хмурый взгляд на мониторы, и он заметил тень, отбрасываемую на ее черты, увидел ее усталое и бледное лицо. Она быстро моргала и двигала челюстью, когда концентрировалась. А потом он взглянул на то, что она поставила на тумбочку: — Неужели у них кончились цветы и поэтому ты подарила мне эту чертову елку? Гермиона прикусила губу: он был не из тех, кто хотел бы, и, честно говоря, не в том положении в данный момент, чтобы праздновать самый веселый из праздников. Мысль о том, чтобы выбрать для него небольшое деревце, была настолько инстинктивной, что она почувствовала себя глупо, глупо и нервно — и сейчас это ударило ее в живот, когда он одурманенно ухмыльнулся и посмотрел на нее масленым взглядом. — Извини, если дерево жалкое и крошечное, и я не смогла найти ничего лучше, чем… Лекарства. Он винил в своей неадекватности лекарства. Драко приподнялся, не обращая внимания на жжение в руке, которой коснулся ее халата — черт бы побрал ее в этой униформе, кстати, — запустил пальцы в ее распущенные волосы и потянул вниз. Запах больницы в изгибе шеи, влажные губы и всезнающий рот… Она была вкуса мандарина, горечи виски в гоголь-моголе и Рождества.