I see the Fire in your Ice

Слышишь ли ты меня, каред? Я нуждаюсь в твоём совете, как никогда, должно быть, прежде.

Солнце, не встречая препятствий, ударило в окно, и Арзюр даже сквозь сон почувствовал, как морщит лицо. Чихнув, он проснулся окончательно и сел — резче и быстрее, чем стоило бы, но ноги после этого не отказали. Хорошо. Привычно затянув на себе корсет, он хлебнул из заботливо оставленного на столе кувшина, продел руки в петли на костылях и осторожно подошёл к окну. Лес вдалеке прозрачно зеленел, где-то рядом радостно орала птица, во дворе пробивалась через прошлогоднюю траву свежая — кажется, сегодня случился первый по-настоящему тёплый весенний день. Почему-то даже улыбнуться захотелось, хотя было некому. Разве что вон невидимой и не узнанной им птице. Но на улыбки времени не было. Ругнувшись, что опять поторопился, Арзюр сел на кровать, сбросил костыли и потянулся к одежде. С сапогами пришлось повозиться, но возня эта никак не аукнулась, и он встал, даже на мгновение почти решившись оставить костыли хоть на пять минут. Нельзя. Оставлял уже как-то, болван самонадеянный, потом дико страшно было, что заново по костям уже не соберут. Обошлось, но с тех пор он в принципе без них нигде не бывал. Ему отвели комнату у самой лестницы, и коридор даже немного удивил его своей тишиной. Впрочем, после такой встряски отсыпались наверняка все. Наверняка все, кроме Танета — тот всегда вставал рано. Ворон когда-то дразнил его «ранней птахой», а Арзюр ржал — птицей Танет был, но птахой — очень вряд ли… Он тихо, стараясь никого не потревожить, заковылял к комнате, где предложили ночевать Танету. Дверь туда была приоткрыта, и Арзюр замер за добрых десять шагов до неё. На зрение он, стрелок несчастный, не жаловался никогда — и теперь ясно мог видеть, как Танет, сняв свою дурную перчатку, неуклюже шнуровал платье на спине Сирши. В какие-то мгновения он даже перехватывал корсетную ленту зубами, но судя по спокойствию Сирши, её это абсолютно не волновало. В движениях Танета было что-то… что-то такое… Арзюру почему-то вспомнилось, как в своё время Танет сам помогал ему застёгивать особо заковыристый камзол: он не справлялся, нервничал и ругался, и тогда Танет молча, невзирая на больную руку, подошёл и помог. Танет затянул последний узел — и скользнул ладонями сверху вниз. Скользнул так, что у Арзюра из головы мигом вылетели все мысли об отцовской помощи. И совсем от них не осталось следа, когда Танет, сделав шаг вперёд, склонился и уткнулся лицом в незаплетённые пока волосы Сирши. Кажется, её правая рука метнулась вверх, накрывая его ладонь — это было последним, что увидел Арзюр, прежде чем зажмурить глаза и потрясти головой. Нда-а-а. Чудны дела твои, Эндро, богиня жизни, Мать твою… Арзюр осторожно потёр лоб кулаком. Нет, ладно, он никак не мог ожидать от Танета… не просто такого, но чего-то подобного вообще. А с другой стороны — его ли это дело? Если им хорошо… Если Танету хоть немного рядом с ней хорошо, Арзюр не имел права даже удивляться. Мог — только порадоваться, но и то про себя. Ему казалось, что Танет вряд ли придёт в восторг, если поймёт, что их видели. Поэтому Арзюр тихо, но глубоко вдохнул, открыл глаза и старательно громко и медленно застучал костылями по вытертой ковровой дорожке. Дверь Танета захлопнулась тут же. И, добравшись до неё, Арзюр коротко постучал в косяк, старательно думая, что просто пришёл договориться об отъезде. Как ни крути, а ехать надо было побыстрее. Он ничего не видел. Танет открыл спустя два-три удара сердца — уже в перчатке, с привычно бесстрастным лицом — и это Арзюра почему-то успокоило. — Доброе утро, — тихо проговорил он, надеясь, что его собственное лицо хотя бы вполовину спокойно настолько же. — Уже довольно поздно, а нам всем надо ехать. Разбуди принцессу, ладно? Он в последнее мгновение удержал слово «свою». Мало ли — вдруг Танет понял бы это не как «дочь твоего Дома», а… ну, в общем, понял бы правильно, но так, как понимать бы не хотел? И вообще, принцесса в этом поместье сейчас была одна-единственная. — Хорошо. — Танет, казалось, мялся — ему же сейчас, видимо, полагалось аккуратно отстранить Арзюра и постучаться к Сирше, но по понятным причинам он этого сделать не мог. Арзюр повёл плечом. Костыль качнулся. — Я вниз, — спокойно проговорил он. — Узнаю, что с завтраком. Он пошёл обратно, не дожидаясь ответа, слушая сонное ворчание из-за двери Гюрваля и Изельд и думая только о том, хватит ли провизии ещё и на путь до Серого Города. На обратный — там можно найти… … Косы Сирши, когда они с Танетом спустились к завтраку, лежали чуть неровно и заплетались наверняка неуклюже, и Арзюр коротко улыбнулся в чашку. *** — Во'он, Во'он! Можно на коленки? Аэль де Кюжель, двухлетнее чадо Шенан и Тревёра, просительно дёргала Ворона за штанину. Несмотря на вежливую просьбу, взгляд её оставался требовательным, почти полностью исключая возможность отказа. Коротко подумав, насколько Аэль похожа на обоих родителей, Ворон с усмешкой подхватил её и усадил на себя, стараясь, чтобы она уместилась на левом бедре и не пинала правую голень: — Можно, конечно. — Осторожнее, дорогая. — Шенан, сидевшая перед очагом на корточках, подожгла лучиной какое-то варево, быстро накрыла котелок крышкой и поднялась, плавно оборачиваясь вокруг себя. Не был бы Ворон порядочной птичкой, он бы залюбовался. — Ты же помнишь?.. Она не договорила, но Аэль понимающе кивнула. Ага, да, «понимаешь, маленькая, у Ворона больная лапка, так что ты аккуратно её тыкай, договорились?». Ладно, наверняка они были правы, а Ворон в любом случае понятия не имел, что делать с такими маленькими детьми. Весь его опыт воспитания — ха-ха — ограничивался шестилетним Арзюром и теперь вот — школьниками постарше. А Аэль, положа руку на сердце, росла прекрасным ребёнком, и вообще, если Кюжели рассказали ей про его… трудности без него — да вообще-то стоило им за это спасибо сказать. — Спасибо, — сказал Ворон. Шенан только коротко улыбнулась, усаживаясь за стол. Что она там варила, Ворон не знал, но от запаха мёда и пряностей даже голова кружилась. — Мы ско’о будем обедать? — поинтересовалась Аэль, увлечённо ковыряя вышивку на Вороновом камзоле. Шенан повела плечом: — Как только папа вернётся. Захотелось ему, видишь ли, что-нибудь сладкого на стол… — А притащит кислое, —- съязвил Ворон, и оба рассмеялись. Аэль тоже хихикнула — водилось за ней это: если уж веселились взрослые, то ей тоже надо, и неважно, по какому поводу. Кюжелям Ворон был обязан очень многим, подозревал иногда, что вообще в каком-то смысле и жизнью, хотя они ни разу об этом не заговаривали. Тогда, два года назад, когда он, как ему и полагалось, явился в Серый Город с Сиршей на плечах наводить суету, именно они коротко рассказали, как обстояли дела в Скрытых Истинах. Обмолвились они и о Танете, и о том, что происходит в его Доме, а самое главное — предоставили возможность отсрочки в полдекады. И за это время Танет успел убраться подальше, и слуху-духу от него до сих пор не было — живой, значит, зараза белокрылая — а сам Ворон смог убедить Скрытые Истины в том, что он им позарез необходим. И дать присягу. От тех же Кюжелей он знал, что Серен, явившись под двери королевского Дома по его душу, потом долго выражалась исключительно на низком южнобрезийском. А проще — материлась так, что стёкла дрожали. Даже у неё не хватало наглости пойти против присяги, данной королеве. Ха. Судя по тому, что Танет был в полном порядке и нигде так и не всплыл за всё это время, а про Сиршу тоже новостей не было, Серен вскоре угомонилась. И хвала… а, кому там? Ворон уже и не знал, кого благодарить и просить. Кюжели его ещё и прятали — жил он какое-то время в их доме. А заодно и подсматривал у них, что мог и хотел — шпионское ремесло не могло не быть прибыльным, и дело не в аурах с архантами, а кое в чём подороже. И вот теперь, устроившись после Перелома Зимы в Школу надзирателем, частенько захаживал в гости. И по старой дружбе, и выспросить кой-чего. Времена, кажись, наступали такие, что скоро его кошель должен был истощиться (даже друзьям надо платить за риск и информацию!), но лучше кошель, чем сердце. — Я дома! — радостно известил Тревёр под грохот входной двери. Шенан одновременно поморщилась и улыбнулась, Аэль слезла с колен Ворона и побежала встречать отца. Вернулись они скоро — дочку Тревёр усадил себе на шею, потому что в руках нёс здоровый и румяный пирог. — О, и ты здесь. — Сгрузив пирог на стол, он попытался потрепать Ворона по волосам, получил дежурный тычок под рёбра и, смеясь, отстал. — Давайте, налетайте, тёплый ещё! Ссадив Аэль на стул, он сам взялся за нож. Шенан поднялась: — Где ты его взял? — На углу, — отозвался Тревёр, орудуя ножом. Пирог крошился. — Ну, ты знаешь… — О боги. — Шенан сморщилась. — Ешь. Но кормить этим Аэль я тебе не позволю. — Почему это? — Отрезав, наконец, здоровый кусок, Тревёр замер с ним в руке. Шенан опять улыбнулась — теперь язвительно: — Спасибо, конечно, дорогой, но я бы не стала есть что-то с лотка, вокруг которого день-деньской снуют мыши. — Ой, подумаешь! — Тревёр махнул свободной рукой, но делиться пирогом с Аэль всё-таки не спешил. — Можно подумать, у нас по таверне мыши никогда не бегают. — Если и бегают, то быстро перестают. — Выражение лица Шенан не изменилось. — Унеси его на кухню, будь так любезен. Тревёр закатил глаза и показательно куснул. Ворон, подперев голову рукой, ждал. Дождался он того, что Тревёр надул щёки, кашлянул и оторопело уставился на оставшийся кусок. Из теста красноречиво свешивался розовый хвост. — Мышка… — грустно констатировала Аэль. Шенан быстро отвернулась к окну — похоже, сдерживаться и дальше было выше её сил. Ворон заржал в голос. — Твою… — Тревёр осёкся, глянул на Аэль, стиснул зубы и унёсся из столовой, отшвырнув злосчастный кусок подальше. Он приземлился на самую верхушку пирога, и Шенан дала себе волю — захохотала громче Ворона. — Никогда не научится, — хмыкнул тот. Шенан, кажется, даже всхлипнула: — Он у нас такой хороший человек, правда? «Поддержу, — говорит, — знакомых». Лучше бы он их поддержал в том, чтобы мышеловки поставили. Ладно. Развлеки тут Аэль, если можно. Я выброшу это безобразие, и сядем за стол. …Тревёр появился минут через пять — чуть зеленоватый и с дикими глазами, но в целом спокойный. Аэль окинула отца каким-то недетским придирчивым взглядом, но ничего не сказала, и они наконец-то сели обедать. Шенан, как оказалось, варила что-то чуть хмельное — Аэль не досталось — и жутко вкусное, впору было просить добавки, но Ворон не стал. К вечеру его ждали в Школе, и пусть ночной пост сегодня был не его, всё равно не стоило общаться с детьми в подпитии. — На Западе интересности творятся, — заговорил Тревёр после супа. — Зашевелились. Раньше, чем мы думали. Ворон тщательно выскреб миску: — Какие ещё интересности? Шенан спокойно раскладывала по тарелкам рагу, но лицо её было напряжено. Тревёр ухмыльнулся: — Твоя бывшая грандеза, уж прости, шибко заинтересовалась Соколами. Ворон не сдержался и присвистнул. Чего-чего, а такого он ожидать не мог. — На что они ей? Ну ладно, она в одном шаге от того, чтобы их земли себе порезать, но?.. — Да если б земли… — Тревёр благодарно кивнул жене. — У неё свои осведомители. Соколы Сиршу твою прятали, вот она и зашевелилась. Ворон чуть вилку не выронил. Горло сдавило, и он уставился на Тревёра в упор. Наверное, смотрел он бешено, потому что тот заговорил поспешно: — Не поверишь — ушла ни с чем. Соколы стояли намертво, говорят, там и сама Сирша помогла, и Звёздный Лёд ещё откуда-то там взялся, а уж когда Рукавицы своё ополчение привели… Голова пошла кругом, и Ворон счёл за лучшее отложить приборы. Сама Сирша помогла? Как, на милость, к ней колдовство вернулось? А Звёздный Лёд-то вообще при чём?.. Хотя, если был на Севере Совет… Может, они теперь с Соколами в союзе? Впрочем, зная Эффламену, та в Бездну сошла бы скорее, чем попросила бы помощи. Значит… значит… а что это, собственно, значит-то, дери их всех аргоады?.. — Богатые у тебя знания, конечно. — Он всё-таки взялся за мясо. — И кто там от Звёздного был? — Не настолько богатые, — фыркнул Тревёр, уплетая за обе щеки. — Просто те, кто видел, видели чёрные плащи. И огонь. Ворон от души понадеялся, что никто не заметил, как он дёрнулся, хотя и понимал: глупо. Все заметили, работа у них была такая — замечать. И пусть чёрный плащ Звёздного Льда и огонь — это Изельд, всё равно он… Да ну его. — Так или иначе, — Тревёр хлебнул медового варева, — а Соколы отбились. Сирша жива и не в Призме. А что там дальше было — у меня сведений, уж не серчай, не имеется. Эх… Шенан шевельнула бровями. Тревёр только головой качнул. — Это ему зачем? — негромко поинтересовалась Шенан. Тревёр приподнял кулак, будто хотел стукнуть по столу, но явно не решился пугать дочку. — А это не ему. Это забесплатно. Я, может, горем с другом поделиться хочу, ты не подумала? Шенан криво улыбнулась. Ворон нахмурился — это не нравилось ему ещё сильнее, чем рой вопросов, кружащий вокруг его головы после слов о нападении на Дубраву. — Что у вас происходит? Тревёр протяжно вздохнул: — Цыпляток моих помнишь? Ворон нахмурился и осушил чашку. Цыплятками Тревёр называл такую же пару, как они с Шенан, только помладше годами — Энну де Мескан и Инира де Ревина, вышедших когда-то из Школы прямо в тёплые объятия Скрытых Истин — и для того же, для чего Кюжели. Но Лаваренн, видимо, их двоих не жаловал: информацию они приносили куцую, собственных осведомителей у них было мало, и кое-кто уже шушукался, что их непонятно зачем тут держат. Тревёр обучал их каким-то премудростям и хитростям, считал, как это принято в Домах, своими младшими, и теперь… — Помню, — отозвался Ворон. — Что случилось? Тревёр накрепко зажмурился и потёр правую руку. Сердце Ворона пропустило удар. — Как? — Да чтоб я знал, — скрипнул зубами тот. — Просто пришли они к нам как-то, Инир весь никакой, а она вот так ладонь накрывает. Я, ясное дело, о погоде речь завёл, но всё понял. Я не знаю, что она им пообещала, но просто говорю тебе — ты с ними осторожней теперь. Ворон медленно кивнул, потом мысленно плюнул, потянулся через стол и сжал Тревёру плечо. Он даже и представить себе не мог, насколько паршиво тому было вот такое говорить. Зато лучше других знал — вопросы вроде «и ничего нельзя сделать?» тут были бессмысленны. — А у меня интересное, — откашлявшись, заявил он. — Приехали тут на днях из Солнечного Света. Оруженосцев забирать. За месяц до каникул, представляешь? Шенан подняла брови, пошевелила беззвучно губами, потом нахмурилась: — Только из Солнечного? — Вроде бы. — Ворон честно напряг память, но кроме улыбчивой шателин и такого же рыцаря Солнечного Света вспомнить никого не смог. — Это важно? Шенан потёрла переносицу: — Сдаётся мне, что да. Попробуй сложить всё, что мы знаем. Люди шептались про Совет на Севере. После него Серен нападает на Дубраву и, судя по всему, несёт потери. А одни из тех, кто на Севере собирался, стремглав едут за своими детьми. Если Совет закончился каким-то военным союзом, то она… Ты лучше нас её знаешь. Что бы она сделала, понеся потери и подозревая, что против неё ополчились остальные Дома? Признаться честно, головокружение за этот вечер Ворону уже надоело. — Она захочет себе остальных, — охрипшим голосом произнёс он. — Всех. Даже тех, кто записан не на неё. К сожалению, Шенан была права — он знал Серен лучше, чем они двое. Хмурые лица напротив только подтвердили его догадку. Аэль беззаботно возила вилкой по тарелке. — Ты можешь что-нибудь сделать? — Тревёр отмер первым. — Солнечный вот сообразил, а другие… Может, Звёздный Лёд тоже за своими ехал, так и в стычку втянулись, но я не знаю. Ворон, а? Нам-то всё равно, но ты ж наверняка не хочешь этого допустить. Ворон ухмыльнулся ему в лицо. Просто так, чтоб не расслаблялся и не врал. Всё равно тут не было никому — ну, кроме Аэль, по малости лет. — Могу, наверное, — ответил он, помедлив. — Но для этого мне придётся невежливо откланяться. Уж не серчайте за этакое хамство. Шенан по-девичьи хихикнула. Тревёр тоже улыбнулся: — Давай, птичка. Крылышки не повреди. Ворон скорчил ему рожу и споро поднялся из-за стола. Крылышку, чтоб его, действительно грозила хотя бы сильная усталость. Боги, Мать вашу, пусть это хотя бы возымеет… смысл. *** Рука была выпачкана чернилами и болела, кажись, сильнее ноги. Школьные соколы разлетелись, на гонцов ушло полжалованья, а ещё жутко хотелось пива, но брать его не стоило. Поэтому Ворон шагал обратно к Школе усталый, встревоженный, трезвый и злой. Хотелось, честно говоря, не обходить спальни перед отбоем, а сразу завалиться дрыхнуть, но не для того он строчил письма главам Домов и родителям тех, кто в Дома ещё записан не был, чтобы после этого наплевать на детей. Мало ли что. Мысли ворочались в голове тяжёлым комом спутанных верёвок. Если Северный Совет заключил союз против Призмы, и кто-то из них не подумал о возможно грозящей их оруженосцам опасности, их-то достаточно было просто предупредить. А вот родители… Ворон закусил губу. Он старался не писать откровенно, но на слова «выжать из ваших детей всё во имя побед» всё же решился. И теперь подумывал, что зря. Он не знал людей, которым писал. Он понятия не имел, сколько из них сочтут такое не злом, а благом. Будь ты проклята, Серен де Мадарх, ну честное слово. Ворон давненько не плясал, а площадки для танца — могилы бывшей грандезы — всё никак не попадалось под ноги. …Сразу после того, как он вернулся от Кюжелей, Школа встретила его привычной суетой послеобеденных занятий. Сейчас, за какие-то минуты до отбоя, вокруг было тихо, а на первом этаже и вовсе темновато — свет частично затушили заранее. Из-под лестницы раздалось какое-то шебуршание и ойканье, и Ворон, разумеется, замедлил шаг и прислушался. — Ты болван, — шипел кто-то. — Правильно Ник говорит: болван ты! — Ну, болван, — тоже шёпотом огрызнулся другой голос. — Я болван, он придурок, мы в расчёте. — Иди в Аргоад, — живо отозвался третий. Ворон улыбнулся. — Я что? — продолжал второй. — Даже не спорю, что болван, за что меня в Аргоад-то? А ты придурок. И шкаф не закрываешь. — Тихо вы, — шикнул четвёртый голос, окончательно развеивая сомнения Ворона в том, что сидели они тут всей компанией — не считая младшей, те-то уже спали. — Я шаги слышала. Тишина под лестницей повисла практически идеальная, и Ворон едва удержался от хихиканья. Ну да-да, в своё время воспитатель этих… учеников виртуозно умел подслушивать и оказываться незаметным. Сердце омыла привычная волна чуть горького тепла. Увидеться бы… Нет, он понимал, что вряд ли есть смысл об этом даже думать, но не думать, конечно, не мог. — Вечно ты, — прошептал первый голос. Методом исключения — это была Морвид. — Нет тут никого. — А если бы был? — рассудительно ответила Ивен. — Сэймиг, ну что? — Ничего, — бросил тот. — У меня и так ничего не болело, я не знаю, чего вы тут развели… — Ври больше, — тихонько бормотнул Ник. Послышалась возня, потом — тихая ругань. Аргоадская. Ишь ты, Арзюриг, ты чему детей учишь?! — Это ты у нас неженка! А у меня всё нормально! — Я на тебя полпузырька извела! — Ворон был уверен: если бы они не рисковали быть услышанными, Морвид бы орала. — И это тебе «нормально»? Кто-то шмыгнул носом — наверняка Сэймиг, не найдясь с ответом. На первый взгляд, с Морвид он ладил лучше, чем с остальными, но это только на первый. Просто с ней почему-то придерживал язык. Хотя с Ивен — даже чаще, но это наверняка потому, что ругаться эта девочка не умела: при намёке на конфликт просто вставала и уходила. Признаться, терпели это только её приятели, и Ворон лучше многих понимал, почему. — И скажите ещё, что я не прав, — буркнул Сэймон спустя какие-то мгновения. — Вы и сами хотели ему всыпать. — Ты успел первым, — хихикнула Морвид. — Но да. Эх, надо было пнуть вдобавок… — Это неблагородно, — фыркнул Ник. — Хотя с этим играть в благородство… — Всё. — Судя по звукам, Морвид заткнула пузырёк. — К утру получше должно стать. Синяк-то ладно, мало ли обо что ты там ударился, а костяшки… — Мало ли, об кого он ударился. — Ворон почти увидел, как Ник корчит рожу. — Он у нас болван, вон мог разозлиться и стенку побить… — Я тебя сейчас побью!.. — Нет, вы слышали?! Я его сюда дотащил… — Я сам шёл! — …мазь из лазарета спёр, вас позвал, а он — бить! Сэймон, ты… — Тихо оба! — яростно прошипела Ивен, хотя и знала прекрасно: мальчишки никогда не ссорились всерьёз. Впрочем, её, конечно, беспокоила вовсе не фальшивая ругань. — Отбой скоро, пошли, пока не хватились. Ворон аккуратно шагнул в тень. Его душил смех, но он затаился. Из-под лестницы показалась светлая макушка Ивен — она тщательно осматривала пространство вокруг, но Ворона, судя по взмаху рукой, не заметила. Держась друг за друга, компания выползла из-под лестницы, Ник чихнул, Морвид шикнула на него, и Ворон решил, что пора. Он вышел из тени и скрестил руки на груди, пытаясь выглядеть тем, кем полагалось — в меру суровым надзирателем, застукавшим воспитанников невесть где и невесть за каким занятием, когда до отбоя оставались минуты. Но улыбка рвалась на губы против воли. Эффект, конечно, получился замечательный: Морвид ойкнула, Сэймон отступил на шаг, Ник нервно покосился на лестницу. Ивен закатила глаза и метнула на Морвид взгляд, по всей видимости, означавший: «Нет тут никого, да?». Морвид в свою очередь беззвучно пошевелила губами, явно дразнясь. Из её кулака предательски выглядывала жёлтая крышка. — Э-э. — Ник опомнился первым. — Здрасьте, лорд Ворон. Так повелось с самого его назначения — «де Герайнта» многие и выговорить толком не могли, а «лордом Бранвенном» называться не хотел уже он сам. Фантазия у детишек была богатой, и выход из положения они нашли быстро. «Лорд Ворон» прилип к нему намертво, и хотя некоторые преподаватели и кривились — мол, это сокращает положенную между детьми и надзирателями дистанцию — Ворону это как раз и нравилось. — И вам не хворать, — жизнерадостно отозвался он. — Хотя с этим, я смотрю, вы не слишком справляетесь. Сэймон вскинул руку, явно намереваясь потрогать красивый синяк под глазом, но остановился. Костяшки его правой ладони тускло поблёскивали — впрочем, как и синяк. — Ой, да не обращайте внимания, лорд Ворон! — Морвид, как это у них водилось, выступила вперёд, принимая на себя роль наиболее владеющей языком. — У него так, тренировка неудачная случилась. А мы помочь решили, мы же друзья, вы ж понимаете… Ник отвернулся к стенке. Сам Сэймон покусывал губы, Ивен же старательно смотрела в пол — идеальная провинившаяся ученица, да и только. — Это бывает, — миролюбиво согласился Ворон. — Только что ж под лестницей-то прятаться, да ещё, считай, ночью? Пошли бы после тренировки в лазарет, попросили у знахарки мазь, неужто отказала бы? — Да зачем зря беспокоить леди де Харп? — Морвид очень убедительно округлила глаза. — Она ведь старенькая уже, спит неважно, вон ушла уже к себе… А что ночью… ну… Он не давался! — Да. — Ник перевёл на Ворона взгляд, старательно пытаясь вытравить оттуда хитринку. — Вы ж его знаете, он же упрямый. «Само заживёт» да «само заживёт», насилу уговорили. — И зажило бы, — буркнул Сэймон, всё ещё пряча глаза. Ворон прищурился — похоже, причина драки его на самом деле очень беспокоила. Ладно, надо будет завтра отловить его в одиночку и попробовать поговорить. — Вечно вы… — Кто тут ещё что «вечно»! — Морвид дружески ткнула его локтем. — Лорд Ворон, можно, мы мазь вернём и спать пойдём, а? А то вам же потом нас искать придётся, вы же сейчас спальни обходить будете? Ворон жёстко закусил губу, чтобы не ржать. Нет, им сильно повезло, что напоролись они именно на него. Кто другой на такой бред бы не повёлся, особенно если бы тоже слышал их перешёптывания. Но он знал их. Он приглядывал за ними с того мгновения, как увидел против их имён подпись гранда Ниниана и маленькие звёзды. Если он что-то понимал — это были дети Арзюра. Да впрочем, что тут понимать — тот же Сэймон вскоре после знакомства ляпнул: «Знаете, лорд Ворон, а нам про вас рассказывали». Кто ещё бы рассказывать стал, Ниниан? Смешно, хоть лимоны ешь… Словом, он не верил им сейчас, но верил в какие-то зачатки их разума. Если не хотят рассказывать — значит, их дело, и постараются разобраться. А Ворон поможет как-нибудь. — Дай сюда. — Он протянул руку за пузырьком. — Сам верну. Незачем задерживаться. Марш по спальням, и умыться не забудьте. Морвид явно колебалась, но мазь ему всё же отдала. Судя по лёгкости, оставалось в пузырьке на донышке. Ник качнул головой, Ивен теперь чуть настороженно смотрела на Ворона. Сэймон не поднимал глаз. Да что такое-то… — И да, — как ни в чём не бывало продолжал Ворон, — скажите-ка мне быстренько, у кого-нибудь ещё была неудачная тренировка? Сэймиг дёрнулся. Ник и Морвид быстро переглянулись, Ивен прикусила губу. Ворон, не выдержав, улыбнулся и подмигнул. И чего им, интересно, Арзюр понарассказывал, что они боятся? Хотя… Если он правильно помнил себя в четырнадцать — о, он хорошо помнил себя в четырнадцать! — и правильно понимал детей, то бояться они могли не столько его, сколько того, что он расстроится. Или напишет — мда, держи карман — в Звёздный Лёд об их поведении, и там расстроится уже Арзюр. Надо бы как-то донести до них, что лично ему Ворон не пишет, что он вообще лично не пишет на всякий случай, даже письма об опасности Призмы он писал, стараясь менять почерк и анонимно. Ник шумно выдохнул: — Я не то чтобы видел… — У Кюлерата, — мрачно отозвался Сэймиг. Вскинул взгляд на Ворона, рассмотрел, видимо, его выражение лица и добавил с очевидным мстительным удовлетворением: — Правда, у него более неудачная. Морвид хихикнула, тут же осеклась, но Ворон хмыкнул в ответ: — Дайте-ка догадаюсь — его даже и на лазарет уговорить некому? Ребята замотали головами. Ник бормотнул под нос что-то, подозрительное похожее то ли на «больно надо», то ли и вовсе на «так ему и надо», но Ворон решил пока не уточнять. Завтра, завтра он попробует разговорить Сэймона, а там поглядит. — Спать, — велел он, опуская флакончик в карман. — А то сейчас вас пойдёт искать кто-то, кто не я. Детей как ветром сдуло. Ворон даже не сомневался, что про умывание они позабыли. …Через час, войдя в тихую мальчишескую спальню, он аккуратно опустил флакончик с остатками мази на столик у кровати Кюлерата. Во-первых, это всё-таки было его какой-никакой обязанностью, и ребята это поймут. А во-вторых — и это они тоже поймут — скрывая свои следы, неплохо позаботиться и о следах противника. Расти им ещё и расти, разумеется. *** Конечно же, Лита ожидала какого-то наказания по возвращении в Призму — но совершенно точно не того, что её отведут в Зеркальную Комнату. За короткое, по чести, время, что она провела в Доме, ей посчастливилось не побывать там ещё ни разу, и потому сначала она только удивилась, поняв, куда её с обманчиво мягкой настойчивостью подталкивает рука с золотыми ногтями. Страх пришёл потом — когда нахлынули воспоминания о чужих рассказах едва слышным шёпотом в общей спальне под одним одеялом. В основном это были рассказы Линед. Страх за мгновение переплавился в панику, а паника — в истерику, когда за спиной щёлкнул замок. Лита смотрела сама на себя отовсюду — со всех четырёх сторон света, с небес и земли — и даже дверь в этой комнате оказалась зеркальной. — Не надо, пожалуйста! — Никакая гордость не могла помешать ей умолять, упав на колени перед этой клятой дверью; она вынесла бы любое унижение, какое только грандеза сумела бы придумать, лишь бы не это — но из-за двери только раздалось холодное: — Тебе будет полезно подумать. Рыдать оказалось хорошо — так глаза были закрыты. В какой-то момент Лита нашла себя скорчившейся в комочек в самом углу комнаты — тело её, по крайней мере, воспринимало это как угол. На полу было холодно, но лёжа она хотя бы чувствовала… себя. Постоянно держать глаза закрытыми не получалось — и не столько потому, что они уставали, сколько потому, что всё чаще и чаще под веками вспыхивал тот миг, когда она выпустила на поле битвы свою водяную стрелу. И стрела эта ушла прямо в грудь той девочки из Дубравы. Лита не помнила, как её звали, и это почему-то было больно. Она ругала себя — дура, ты её убила, убила, она мертва, ты видела, как она падает с баррикады, что уж теперь стыдиться того, что ты даже имени её не помнишь?! — но ругань не помогала. Она даже горсть воды в ладони не могла себе наколдовать — магия не шла на зов. С магией было связано всё — собственное лицо, убийство юной оруженосицы Дубравы, промедление в ответ на огонь противника… К тому же вода тоже могла отражать. — Кого ты видишь? — начала разговор грандеза, появившись в комнате в первый раз. Лита жадно смотрела ей в лицо — казалось счастьем видеть хоть что-то, кроме мечущейся себя и умирающей… девочки. — Убийцу, — прошелестела она, впитывая взглядом всё — кудрявые волосы, тёмно-красное с золотом платье, ногти, мыски обуви… и бесконечно спокойный взгляд, когда грандеза приподняла её голову за подбородок, вынуждая смотреть себе в глаза. Лита отражалась в её глазах. Она зажмурилась в ужасе, но золотые ногти вцепились в щёку. — Возможно, — равнодушно ответила грандеза. — Но кого ты убила, Лита? Слёзы, кажется, не останавливались: — Я не знаю, Хозяйка. Я не знаю, как её зовут. По исказившемуся на миг лицу напротив Лита в ужасе поняла: ответ она дала неправильный. — И незачем знать такие мелочи, — сухо отозвалась грандеза, отпуская её подбородок. — Подумай ещё, девочка. Когда она отступила на шаг, Лита рухнула на пол, готовая схватить её за ногу, как ребёнок — но не успела. Дверь опять закрылась. Лита в отчаянии колотила руками по зеркалам, но это было бесполезно: либо она слишком ослабла, либо стёкла оказались зачарованы, и их нельзя было разбить. По полу гулял сквозняк, и она снова скорчилась в углу, как-то накрывшись плащом — хотя бы одежду ей оставили, а то она слышала, будто бывало так, что и… не оставляли. «Прости, — мысленно шептала она, смотря закрытыми глазами в лицо своей безымянной жертве. — Прости меня, прости. Мне сказали, что это война. Я не хотела. Я не хотела, не хотела, не хотела…» «Твои желания не имеют значения». Кому и когда грандеза это сказала?.. Кому, когда?.. Это было неважно. Сейчас — неважно. Лита понимала только одно: пока она не даст грандезе правильный ответ на каждый заданный ею вопрос — она отсюда не выйдет. О чём она думала? О чём, о чём? За что Лита была наказана? Что она сделала не так — по мнению грандезы?.. — Кого ты убила, Лита? — Наших союзников, Хозяйка. — Лита смотрела на её обувь. Красивые тёмно-красные туфли с золотыми пряжками. И бриллиантами на них. По три на каждой. — Я промедлила, когда в них угодил огненный шар. Если бы я сразу потушила пламя… — Верно. — Казалось ей, или грандеза усмехнулась? — И из-за твоего промедления мы лишились не только наёмников, но и потраченные на них деньги ушли… в землю. Или в воду, Лита? Она вздрогнула. Она не знала, что ответить на это. — Я должна быть уверена, — голос грандезы, казалось, тоже отражался от всего вокруг, — что в следующий раз ты сможешь использовать магию, как и когда полагается. Мне нужен поток воды, Лита. Немедленно. Мелькнула соблазнительная мысль обрушить этот поток прямо ей на голову — вместе со всеми причёской, платьем и туфлями с пряжками и бриллиантами — но соблазняла эта мысль всего мгновение, прежде чем смениться удушающей тошнотой. Лита отступила на шаг, глубоко вдохнула… — Ты должна сделать это, открыв глаза. Как ты собираешься колдовать, не видя перед собой цели? Она не могла. Не могла. Грандеза снова усмехнулась — половиной рта: — Что ж, продолжим разговор утром. В этот раз Лита не стала падать на колени. Магия. Магия, магия, магия. Правильный ответ не стал ключом — то есть, наверное, стал, но лишь одним из двух. Ей нужна магия, ей нужна её вода — её поток, её жизнь… да, её жизнь, так несправедливо и жестоко оборвавшая жизнь чужую. Нет, нет, нет, нельзя думать об этом, иначе она не вернётся никогда… Лита не знала, было ли действительно утро, когда дверь открылась в третий раз — и на пороге грандеза появилась не одна. Рядом стояла Брегед, и по одному её быстрому взгляду, брошенному на Литу, та поняла. Угадала — заранее, ещё до того, как грандеза сухо отдала ей приказ. Угадала — и закричала. Она не могла зажмуриться. Она чувствовала жар справа и слева — да, это были всего лишь две огненные струи, пущенные Брегед, они не задевали Литу, но толку от того? — она видела только себя. Себя в огне. Она поняла, что обрушила на комнату, только когда вода мягко, пусть и холодно, обняла её — ниже колен, но много выше щиколоток. Отражения преломились, за порог хлестало — и Лита, задыхаясь, провела над водой руками, забирая её обратно в себя, испаряя гораздо быстрее, чем могла… могла раньше. Брегед смотрела на неё дикими, испуганными глазами, и Лита едва смогла качнуть головой. Она хорошо понимала её сейчас. «Тебе тоже просто дали приказ. Мне и Геневер велели сражаться, тебе — что тебе сказали? Что ты так мне поможешь? Вряд ли, тогда что?..». — Что ж, — сухо уронила грандеза. — По крайней мере, себя ты защитишь. И это… приемлемо с учётом того, что ты ещё можешь принести пользу. Приведи себя в порядок и спускайся к завтраку. Лита поклонилась в пояс — пусть и хотелось ей только упасть и проспать в своей постели хотя бы полдня. Или плюнуть в эти отражения. …За столом собрались все — Геневер аккуратно ела привычную пресную кашу, Брегед жевала хлеб, у Махрета чуть бегали глаза. Раньше Лите стало бы интересно, почему. Эмрис глянул на Литу через плечо и вдруг отодвинул ей стул рядом с собой. — Твои манеры практически безупречны, Эмрис, — ядовито похвалила его грандеза. Лита постаралась не вздрогнуть, только неловко, боком, уселась на стул. — Стараюсь, Хозяйка, — с привычной добродушной миролюбивой усмешкой отозвался Эмрис. — Манеры ведь могут сослужить добрую службу в Сером Городе, правда? — Разумеется, — всё ещё сочился отравой голос грандезы, — но ты туда не поедешь. Геневер отложила ложку и выпрямила спину. Вопросительно глянула — не на грандезу, на Махрета. Лита осторожно взяла в руки чашку. Ладони тряслись, но пить хотелось смертельно — вечная беда всех чародеек, кому был дан дар обращения с водной стихией. — Мы должны забрать всех, — ответил Махрет на невысказанный вопрос Геневер. Грандеза метнула на него острый взгляд, но он почему-то даже не дрогнул. — Вы и сами видите, что становится тревожно, и нам не помешают… — Лишние рты, — фыркнула грандеза. — Но и лишние… или нелишние силы. Лита спрятала лицо в чашку — онемевшие губы потихоньку начали теплеть, и ей захотелось улыбнуться: среди оруженосцев и оруженосиц Дома Хрустальной Призмы числилась её родная младшая сестра, Силуин. И пусть теперь, после сегодняшнего, Лите вдруг захотелось, чтобы грандеза от неё как-нибудь отказалась, увидеть её будет счастьем. Хоть что-то, похожее на счастье, должно же оставаться?.. Эмрис словно невзначай придвинулся чуть ближе, и Лита коротко, едва заметно кивнула ему. Он, по крайней мере, искренне пытался позаботиться. *** В обжорном зале постоялого двора было шумно и многолюдно, и Нейт с порога встревожился, что комнаты ему не достанется. Впрочем, ладно: не комната — так хотя бы кровать, на крайний случай — половина, всё равно он не собирался задерживаться здесь дольше, чем на ночь. Он протолкался через толпу к стойке, попросил пива — здесь, у Рукавиц, его варили отменно — и, ожидая кружку, справился о ночлеге. — Да вы не волнуйтесь, — подмигнул ему хозяин. — Постояльцев-то немного. Это всё в основном рыбаки да купальщики, забрели пропустить пару кружек, скоро уж по домам отправятся… — Не холодно ещё для купания-то? — Нейт улыбнулся. Хозяин грохнул перед ним кружкой и нырнул зачем-то под стойку — как оказалось, за ключом: — Ну это, видать, для вас, южан да островитян, холодно. А нам в самый раз. Весна пришла… Третья справа от лестницы комната у вас будет. Два аура за ночь и пяток архантов за пиво ещё. Натаниэль отсчитал деньги, благодарно отхлебнул и повернулся к стойке спиной. И замер. Моргнул пару раз — не обман ли зрения? — но нет: толпа, чуть сместившись, открыла ему сидевшего в углу зала человека, замотанного в тёмный плащ, не снявшего с головы капюшон, но ему это было не нужно, чтобы Натаниэль его узнал. К стойке очень удачно подковылял пожилой рыбак в некотором подпитии, и Нейт скользнул в сторону, освобождая и дорогу, и место. Локтями работать почти не пришлось — прошёл вплотную к стене. — Вы ждёте кого-то? — Отказать себе в возможности поиграть немного Натаниэль, естественно, не сумел. Юзуру приподнял голову, блеснула улыбка под капюшоном: — О да. Но принимая во внимание окружающую обстановку… пожалуй, не стану возражать, если вы составите мне компанию. Нейт, кусая губы, чтобы не ухмыляться совсем уж открыто, уселся напротив. На стол легла ладонь, затянутая в чёрную перчатку; Нейт, помедлив, опустил свою рядом — хотя и на расстоянии. Более чем прилично. — Как ты узнал, что я здесь буду? — Шум толпы надёжно заглушал голоса, но Натаниэль всё равно почти шептал. Однако великолепно расслышал досадливый вздох Юзу: — Логически. Это единственный перевалочный пункт на пути из Тихой Песни к твоему дому. Оставалось дождаться. — А если бы я уже был дома? Юзуру дёрнул плечом: — Я планировать прождать… с полдекады и отправить тебе письмо. Не в Тихую Песнь, конечно же, а домой. Если бы ты мне ответил, мы бы договорились встретиться где-то ещё. А если бы нет — я ждал бы дальше. — И в итоге тебе ответил бы Теган, — Нейт развеселился пуще прежнего, — причём безо всякого шифра и с применением восточных выражений. А ещё я сам получил бы от него письмо, и дети Тихой Песни ну очень бы обрадовались за меня, что мои родные так сильно волнуются. В общем, хорошо, что встретились. Юзуру прикрыл рот свободной рукой — тоже смеялся. Но посерьёзнел буквально через мгновение: — Ты слышал о стычке в землях Дубравы? Натаниэль нахмурился и отпил полузабытого уже пива. Когда о нападении Призмы на Соколов стало известно в Тихой Песни, он не слишком удивился — странно было бы предполагать как раз то, что у них нет глаз и ушей по всей Ретерии. Но именно эти известия и заставили его спешно засобираться домой — кажется, война умудрилась начаться быстрее, чем они предполагали, и в свете этого злоупотреблять гостеприимством Тихой Песни Нейту больше не хотелось. Вообще-то он планировал добраться до семьи, выяснить что да как… Заодно и узнать у отца, насколько ещё в силе сказанные им в замке Звёздного Льда слова «если после этого гостевания тебя ещё куда-нибудь понесёт». Нужно побыстрее набросать родным записку и отправить сокола. Вряд ли Юзуру искал — ждал — его затем, чтобы потом разъехаться. — Слышал, — ещё тише чем прежде отозвался он. — И… Что ты думаешь?.. Он не видел выражения лица напротив, но плечи Юзу чуть дрогнули. — Я был там, куда мы собирались, — почти прошептал он. — И там всё тихо. Там вообще всё тихо… после этого. Поэтому я… — Он качнул головой. — Напиши своим. Узнай, насколько ты нужен дома. И если тебя отпустят отдохнуть — мы просто уедем вместе. Хотя… Он вздрогнул уже яснее, ладонь его дёрнулась, словно он хотел взять Нейта за руку и в последний миг опомнился. — Что? — Натаниэль в три глотка осушил кружку. Юзуру понятливо встал — хотя это ещё был вопрос, кто из них оказался понятливее. Они протолкались к выходу, дверь хлопнула за спиной, отрезая их от жаркого зала, и Нейт покрепче запахнул плащ — простыть ещё не хватало, выскочив из тепла в вечерний холод! Юзуру тем временем целенаправленно прошагал куда-то вправо и будто исчез — Нейт даже не сразу разглядел узкий проход куда-то к сараям. Протиснувшись по нему, он оказался на небольшом пятачке земли, окна сюда не выходили, в сумерках едва угадывался силуэт Юзу у стены одной из построек — словом, место было идеальным, чтобы… Додумать Натаниэль не успел — Юзуру, резко развернувшись, схватил его за руку, стиснул пальцы — до боли, шпагу он так не мучил — и уткнулся лбом ему в плечо. Нейт оторопело приобнял его в ответ. Да что с ним… нет, он и сам соскучился, да, но не до такой же… — Я только сейчас подумал, — прошептал Юзу. — Только сейчас… вспомнил. Ты же знаешь, чего Призма хотела от Соколов? Нейт кивнул, мазнув щекой по щеке. Юзуру прерывисто выдохнул: — Так вот… У вас… У вас тоже есть беглая принцесса. Натаниэль вздрогнул — и немедленно оказался схвачен в охапку. Он сжал пальцы на ткани чужого плаща. Ему казалось, Юзуру беспокоится сильнее его самого. — Отец об этом меня предупреждал ещё тогда, когда мы с Линой только приехали, — глухо пробормотал Натаниэль ему в плечо. — И потом… — Я знаю, что «потом», — перебил его Юзуру. — И я сам много чего передумал: что вы — не Соколы, что вас сложнее достать, но… Он отстранился, провёл ладонью по лицу и глянул Нейту в глаза — почти спокойно: — Словом, будешь писать — распиши всё это. И если тебя позовут домой — я пойму. Сердце забилось крепче, Нейт снова уткнулся Юзу в плечо и тихо выдохнул, когда его рука легла поперёк лопаток. — Получается, ты зря туда-сюда мотался, — прошептал он. — И ждал зря. Мне… Юзуру бесцеремонно надавил ему на затылок, вжимая в себя лицом и заставляя оторопело умолкнуть. — Ждал, — чуть раздражённо отозвался он, — но в мире есть вещи поважнее… этих. Натаниэль, ради… в кого ты там веришь… Кем я, Бездна всё забери, буду, если вот так, просто для развлечения, встану между тобой и твоим Домом? Нейт хрипло выдохнул. Откровенно говоря, за такие слова ему захотелось Юзу расцеловать. Но было, очевидно, не время и не место. — Я напишу, — тихо пообещал он, отстраняясь. — Прямо сейчас и напишу. Тут вроде бы есть соколятня. — И соколы наверняка из Дубравы. — Юзуру запахнул плащ. — Пойдём. Ты, ко всему, наверняка устал с дороги. Отдохнуть бы тебе. Натаниэль коротко улыбнулся. ...В коридоре Юзуру нарочито долго ковырялся ключом в своей двери — хвала богам, комнаты им достались не через стенку, иначе было бы… трудно — и Нейт последовал его примеру, тоже демонстрируя, где именно собирается спать. В комнате нашлись и неплохая кровать, и письменный стол, за который Нейт и уселся, отчаянно ломая голову над тем, что именно ему стоит написать домой, а о чём — умолчать, как предупредить семью об их с Юзуру опасениях и что теперь вообще делать. Слава, как говорится, Лаваренну — исчезающие чернила он с собой из дома зачем-то прихватил. Хотя начать, конечно, нужно было обычными. Он вытянул из сумки перо и бумагу, зажёг свечу и прикусил губу, размышляя над первыми строками. «Здравствуй, Теган. Пишу тебе, находясь в пути…»