***
— Юнги-хён, выйди на минуточку, пожалуйста. Я очень хочу поговорить с этим с глазу на глаз Юнги неуверенно встает из-за стола и с опаской поглядывает на Чимина. Он, конечно, может защитить себя, но вряд ли способен противостоять кулакам разъяренного Чона. Пак как-то неуверенно кивает и добавляет едва слышное «Все в порядке». Мину не нравится, как при этом «в порядке» блондин будто уменьшается и пытается слиться со стеной, и вообще-то блять, он хороший хён, но лезть в расшатанные за последний год отношения этой парочки лезть не решается. Когда эти двое находятся в комнате, на дверь сразу можно вешать предупреждение «Не влезай, убьет!» — Не покалечьте друг друга.***
— Ты ведь сегодня будешь играть с нами в футбол? Намджун-хёну такой мяч подарили недавно! — у Чонгука глаза горят так, что мяч должен быть по крайней мере с автографом Рональдо, но даже если бы это было правдой, у Чимина все равно бы не вышло. Он тихонько вздыхает и треплет Чона по волосам. Паку кажется, что для этого ему скоро придется вставать на носочки, хотя вообще-то он на два года старше! — Я не могу, Чонгуки, поиграйте без меня. — Но почему? — младший выглядит словно побитый щенок, и Пак оттого чувствует себя еще более паршиво, но от своих слов пока не отступается. — Мне нужно тренироваться для выступления. Помнишь, я тебе рассказывал? — Но ты и так танцуешь лучше всех! — последние два слова Чонгук произносит особенно громко, а потом полушёпотом добавляет: — Даже лучше, чем Хосок-хён. — Ты что подсматривал за нами, мелкий негодник? — Чимин шутливо шлепает ладошкой по плечу Чогука и грозит маленьким пальчиком. — Разве что чуть-чуть? Шоколадные глаза напротив не позволяют им отказать.***
— Какого черта, Пак Чимин? Почему все снова идет по пизде из-за тебя? — Чон не предпринимает попыток приблизиться к нему, чтобы ударить, или мечется от злости по маленькой кухне. Наоборот, он неподвижно сидит за маленьким кухонным столом, но от одного взгляда этих темных глаз у Чимина внутри все переворачивается. Блондин смотрит на маленькую вазу с лилиями, которые предназначались девушке Чонгука, и так и застывает у дверного проема. — Я не понимаю, о чем- — О чем я? Не пытайся прикинуться овечкой, на этот раз не прокатит. Или ты знаешь еще одну дрянь, которая могла бы наплести Суён эту чушь про мою фантомную измену? — у Пака горят щеки: то ли в этой комнате недостаточно места для ни двоих, то ли слова младшего по пути к Чимину обретают физическую силу, оседая на мягкой кожи пощечинами. Он закусывает губу, чтобы не поддаваться порыву эмоций и делает глубокий вдох.***
— Почему ты не ешь? — Чонгук хмурится, присаживаясь к скучающему Чиму. Вот уже почти неделю Тэхён продолжал болеть, и его друг частенько оставался один. — Не хочу, — уверенно врет Пак. Еще несколько минут назад его желудок мог бы посоревноваться в громкости с китами, но Чону было совсем необязательно это знать. В конце концов, у всего этого есть определенная цель, и ради нее он готов на все. — Это из-за Минхо? Хён, ты только скажи, и я ему как врежу! — Чонгук, ты хочешь отрабатывать наказание после уроков? — Чим наигранно дует губы и скрещивает на груди руки. Ему не нравится позиция решать все кулаками и нравится желание Чона встать на его защиту. — Ты хочешь, чтоб я врезал тебе, потому что ты моришь себя голодом? — старший с силой двигает свою тарелку к Чимину и сверлит его пристальным взглядом. — Если ты не поешь сейчас, я реально тебя ударю, и ты будешь выступать послезавтра с фингалом. — А если я съем все это, то я буду самым щекастым и- — Пак с грустью смотрит на тарелку, где находится, наверное, его дневная норма калорий. Этот кролик точно ест за них обоих! Вот только щеки растут почему-то у Чима. — Самым красивым, хён. Для меня ты всегда будешь самым красивым. Даже красивее, чем Сокджин-хён. Убедительного ответа так и не находится, поэтому под радостные визги Чона Чимин съедает все до последней крошки.***
— Я не имею к этому никакого отношения! Прекрати так разговаривать со мной! — отчаянное желание зажмуриться, убежать, спрятаться в укромное место растет с каждой секундой, но Пак — боец. Он откидывает спутанную челку и присаживается напротив. Хлопок входной двери раздается где-то вдалеке — клетка с тигром захлопывается. Путей отступления нет. — Так уж никакого? Может быть, потому что ты не имеешь к этому никакого отношения Суён сказала мне валить не нахуй, а к тебе? Мы строили эти отношения два года, а у тебя, сволочь, получилось все разрушить за две недели. Назови хоть одну причину, почему я должен прекратить? — Чон сжимает кулаки до побелевших костяшек и криво усмехается. Все, внутри Пака кричит о том, чтобы хоть как-то успокоить самого близкого человека в своей жизни, но смелости хватает только на зрительный контакт. Он надеется, что Гук выдержит, справится с этим сам. Все-таки, большой уже мальчик.***
В тот день, они разбивают любимую мамину вазу, играя в догонялки, но Чонгук берет его за руку и обещает взять вину на себя. Чимин закусывает дрожащую губу и улыбается, глядя на своего маленького героя.***
Но Чон все-таки не выдерживает, сгребает попавшуюся под руки вазу, и с силой толкает ее к стене. Кажется, он и сам не ожидает от себя такого, но становится уже слишком поздно. Кусочки стекла со звоном разлетаются по столу, и вместе с эти что-то внутри Пака рвется. Мыльный пузырь из страхов и ожиданий, в конце концов, лопается. — Да потому что я люблю тебя! Понимаешь? Потому что я пытался! Я, правда, пытался отдалиться, я обещал себе, что прекращу с тобой общение каждый день. Потому что я ненавижу себя за то, что думаю о тебе постоянно, что втюрился тебя, как самый последний идиот! Чимин не обращает внимания ни на то, как скачет его голос (от шепота до крика и снова до шепота), ни на глаза Чонгука, что с каждым его словом становятся все больше, ни на осколок вазы, что вонзается ему в ладонь, когда Пак опирается на стол. Впервые за долгое время его наконец отпускает.