Safety

      Отец ненавидел слабость.       Что ж, отец ненавидел почти все, в том числе и своих детей, но особенно слабость.       Боль…       Это было то, о чем Пятый никогда не говорил своим братьям и сестрам.       В хорошие дни он просыпался с какой-нибудь болезнью, возможно, просто с головной болью. В плохие дни — это было просто… невыносимо.       Сегодня был один из таких дней. Его голова болела, его ноги болели, его живот болел, боже, его волосы болели, если это было вообще возможно. Он знал, что злоупотребил своими силами, и истощение за последние пару дней настигло его. Приближался апокалипсис, и он был единственным, кто мог спасти мир.       Но он… совершенно… устал.       Это была усталость, которая просачивалась в его кости и ударяла по черепу. Усталость, которая прижимала его к земле и давила на его мозг.       Но истощение было слабостью. А отец ненавидел слабость.       Пятый сделал еще один глоток Текилы. Напиток был горьким и ужасным на вкус для его тринадцатилетних вкусовых рецепторов, но притуплял боль в мышцах и стук в голове.       Где он вообще был?       Возможно, в каком-нибудь баре. Было темно, много шума и полно людей…       Боже, он презирал людей.       Он ненавидел, когда к нему прикасались, обнимали его и терлись об него. Он ненавидел людей, которые смотрели на него, осуждали и говорили с свысока. Возможно, на нем сказались все те годы, проведенные наедине только с Долорес, но он считал человечество совершенно невыносимым.       На самом деле, здесь было невероятно шумно, не так ли?       Из-за гвалта его голова болела еще сильнее, свет резал глаза, и внезапно в этой комнате стало намного теснее, чем раньше.       Он, спотыкаясь, прошел через бар мимо танцующих людей к задней двери, которая вывела его наружу.       Ночной воздух накрыл его, и Пятый обнаружил, что даже простая ходьба дается ему намного труднее, если к уравнению добавить алкоголь. Он мог попытаться телепортироваться домой, но… где он снова оказался?       Все просто… болело.       Потребовалась еще одна минута, может быть, две минуты максимум, прежде чем его ноги подкосились, и он упал. Пятый вылез в переулок и сжался в комочек, чтобы сохранить тепло.       Как он здесь оказался?       Ему нужно было кое-что сделать… Нужно было спасти мир. Сейчас он мог только сидеть в холодном темном переулке и чувствовать себя ужасно.       Пятый ощутил жжение в глазах: потекли слезы.       Нет.       Он не плакал. Просто не стал бы. Даже мысль об этом казалась глупой.       Отец ненавидел слабость.       И Номер Пять не был слабым.       Он смахнул слезы тыльной стороной ладони и закрыл глаза. Пятый отдохнет всего секунду. Это все, что ему нужно.       Секундочку…       «Пять?»       Пятый распахнул глаза, почувствовал внезапную тошноту.       Он… заснул?       «Пять? Ты в порядке?»       Он решил, что это кто-то из его братьев и сестер, кажется, Эллисон. Голос был женским.       И громким.       «Пять? Ну же, поговори со мной».       Голос звучал понуро. Эллисон схватила его за плечи и начала трясти.       О… нет… нет… нет… нет.       Только не тряси… Что угодно, только не тряси!       «Ребята, я его нашла!»       Пятый услышал приближающиеся шаги; услышал голоса, но не мог разобрать и слова: они сливались воедино, превращаясь в кашу.       «Какого черта он здесь делает?»       «Он пил?»       «Он дерьмово выглядит…»       Тошнота стала непостоянной, и Пятый с трудом поднялся на колени, когда содержимое его желудка вылетело на тротуар.       «Ах, дерьмо! Пять, какого хрена?»       Голос Диего. Наверное.       «Что он здесь делает?»       «Что с ним?..»       «Он болен? Почему он молчит?»       «Давай, поехали домой».       Пятый почувствовал, что его схватила сильная пара рук, — это, должно быть, руки Лютера — и он прижался лицом к груди большого человека, пытаясь заглушить свет и звуки. Номер Один двигался неуклюже, его толкали на каждом шагу. Колющая боль прошла к животу, из-за чего Пятый зажмурился, пытаясь оттолкнуть ее. С его губ сорвался тихий стон — мгновенная слабость, которую отец бы не одобрил.       «Все в порядке, старик, — пробормотал Лютер. — Мы почти на месте».       Пятый не понял, когда именно потерял сознание, но проснулся от прохладной руки, поглаживающей его щеку. Он не чувствовал себя лучше — мир превратился из большого черного пятна в большое цветное, — но он понял, что находится в помещении.       «Пять? Ты в порядке?»       «Мама?» — пробормотал он, чувствуя себя довольно слабым.       «Почти, — усмехнулась девушка. — Ваня».       Пауза.       «Что происходит?»       Он хотел ей ответить, но уверен, что сможет. В комнате были и другие, он мог разглядеть Лютера сзади, одну женскую фигуру, должно быть, Эллисон и… Диего? Клаус? Он не мог понять.       Пятый снова опустил голову, когда Ваня нежно погладила его руку.       Прикосновение… это правда приятно. Просто осознание того, что, наконец, спустя столько лет, рядом с ним появились люди.       «Просто отдохни, хорошо? Мы будем здесь, когда ты проснешься».       «Верно, Диего?»       Удар локтем. Послышалось кряхтение.       «Да… нет, я имею в виду, конечно. Но ты все равно идиот».       «Диего!»       «Что?.. он хотя и…»       «Ты можешь заткнуться?»       «Почему я должен молчать, когда…»       Ваня осторожно положила голову Пятого на свои колени, все еще держа его за руку, в то время как на заднем плане раздавались крики их братьев и сестры.       Пятому… тепло, удобно. Он в безопасности.       А пока этого достаточно.