Verschmelzung

— то есть… альтернативные мы, да? — Эдгар смотрит на Фиону, которая на подоконнике беззаботно болтает ногами. у нее платье зелёное, сотканное из листьев и трав, вместо волос — упругие стебли, глаза золотом и мудростью леса горят. жрица улыбается в ответ и кивает. — так каждый год под Самайн, ты привыкнешь. я знаю, что это просто грань между реальностями истончается на этот период, вот и мы меняемся, когда они частично сливаются, — Фиона пожимает плечами, точно не видит ничего в этом дурного. и в том, что стала духом лесным — тоже. — и… я тоже стану живым кустом? — скептично смотрит, но Фиона в ответ Эдгару хохочет и качает головой. — у всех разные облики. кто-то станет богом, кто-то демоном, кто-то нечистью… кто-то останется человеком, но прожившим иную судьбу. кем будешь ты? я не знаю… но мы с Илаем всегда меняемся первые, так что тебе нужно лишь подождать. Эдгар губы поджимает. его все это ничуть не увлекает, лишь раздражает. разве что в новом — изменившемся — окружении будет проще найти вдохновение на новую работу? кто знает. раз уж об этом говорят, как о неизбежном, то стоит смириться с судьбой. так проходит ещё два дня. Эдгар видит, как простые одежды сменяются на нечто неизвестное. Вера мимо него изящно идёт в белом платье. вместо одного из ее глаз плачет лепестками алая роза. следом за ней с усмешкой на тонких губах — Джозеф, чьи выступившие клыки не дают усомниться в его нынешней расе. полы плаща будто крылья трепещут от порывов ветра. Наиб становится Чеширским котом и достает окружающих загадками и появлениями из ниоткуда. Эмма и вовсе призраком летает между комнатами, весело смеясь. Эдгар же… смотрит на свое отражение с почти что упреком. ставшие светлыми волосы, золотые прожилки на коже… кто он вообще теперь? царь Мидас? он успел испортить одну из любимых кистей, когда в голове все смешалось: чужие и свои воспоминания вышли в конфликт. и вдруг замирает, краем глаза замечая фигуру в алом. и не узнает сперва в гордо ступающем незнакомце Виктора. у того на голове не то феска, не то корона из нетопыриных крыльев, тяжёлый том в руках, полумаска прячет часть лица. Эдгар смотрит, подходя ближе и стараясь запомнить. в голове мелькают образы того, как такой Виктор мог бы смотреться на троне древнего замка или в легкую слизывать с пальцев кровь… «я слышу, » — в голове незнакомый, но тихий голос. Эдгар смотрит недоуменно на Виктора, глаза щурит подозрительно. «тогда о чем я думаю?» — по губам скользит самодовольная усмешка. мысли скачут все более и более странного и фривольного содержания. все это — чужие слова и прочее — выдумки его воображения. по крайней мере, он так думает ровно до тех пор, пока Виктор не разворачивается резко, ловя за руку художника и тонкими пальцами в перчатках не сжимая крепко запястье. алый взгляд пылает чем-то средним между предупреждением и игрой., но кроме нескольких долгих секунд общения на уровне глаз ничего не происходит. Гранц уходит поспешно, оставляя художника наедине с его мыслями о том, что почтальон не выглядел ранее настолько таинственно-притягательно. Эдгару интересно. несмотря на изменения игроков, матчи никто не отменяет. и Эдгар раз за разом оказывается за столом, усмехаясь тому, как разношерстно все выглядят теперь., но действительно заинтересованно он смотрит лишь когда рядом с ним оказывается Виктор. новоявленный вампир исчезал в коридорах особняка виртуозно, никто его найти не мог, да и не особо старались., а тут он никуда не денется. Эдгар изгибает губы в озорной полуулыбке, откидываясь на спинку стула. охотник ещё не пришел, у него есть немного времени, которое, например, можно потратить на… …горячее дыхание обжигает шею, мурашками по коже отдаваясь. пальцы кончиками когтей скользят, чуть оцарапывают, оставляя белые полосы. Эдгар гулко сглатывает, но не думает вырываться, бежать, пусть даже сейчас все, что ему мешает, — стена, в которую лопатки упираются, и чужая ладонь, сжимающая запястье. порывистый вдох, пульс ускоряется, выбрасывая в кровь адреналин. от чужого тела жаром не пышет, но алая ткань одежд мнется под пальцами Эдгара. и клыки впиваются в кожу, легко ее протыкая. Эдгар судорожно воздух втягивает сквозь зубы, когда боль вспыхивает, волнами расходясь по телу… …его прерывает резкий скрип соседнего стула. Эдгар взгляд скашивает на Виктора, замечая то, как тот преувеличенно спокойно сидит, словно палку проглотив. звук разбитого стекла переносит их на поле. Эдгар цыкает злобно, сосредотачиваясь на машинке рядом с ним. матч проходит довольно легко, за исключением одной мелочи, в которой даже не обвинить никого, кроме себя: та короткая фантазия оставляет его в возбужденном состоянии, как бы печально это не звучало. Патриция в монашеских одеяниях легко водит за нос все время Бон-Бона, который внезапно стал вполне живым кроликом., но менее тупым от этого бывший робот не стал. Эдгар заканчивает второй генератор и перебегает к последнему, где уже стоят Виктор и беспокойно оглядывающаяся Марта. у нее волосы розовые и наряд, бабочка рядом легко порхает. вампир его встречает странным взглядом и качает головой, передавая конверт своей собаке. та выглядит адской псиной, скалит клыки, но послушно исчезает, унося письмо чародейке. Эдгар подозревает, что в нем строчки надежды, ведущие к люку. магия писем ему все ещё непонятна, но работает ведь. пальцы летают по клавиатуре, щёлкают буквы, а в голове совсем не те мысли, кружатся вокруг чьих-то клыков и забавной мысли 'удобно ли целовать вампира? ' «ты доиграешься», — мрачное предупреждение, звучащее, стоит Эдгару вернуться к прошлой фантазии. и вот удар, последний вспыхнувший генератор, открытые ворота и возвращение в особняк. Эдгар берет поправляет, с белой ткани на плече несуществующую пыль пальцами убирая, оглядываясь. — да когда ты успеваешь… от почтальона уже и след простыл. Эдгар хмурит тонкие брови, ему так любопытно следить за реакцией вампира, который прекрасно мысли слышит. пытаться же найти его в паутине коридоров поместья… тяжело. поэтому художник поступает проще. комната почтальона в конце коридора в полумраке выделяется полосой света под дверью. он опирается на дверь спиной, ехидно усмехаясь и прикрывая глаза. …свечи отблесками пляшут по стенам, по бледной коже переливается свет. Эдгар ведет по ней кисточкой без краски, обводит выступающие вены, тянется к ключицам. художник следом за кистью ведет кончиками пальцев, перепачканными в золотой краске, оставляет тонкие линии. склоняется ниже, подняв взгляд на лицо Виктора, смущенное, сознание склеивает человека, знакомого художнику, и отстраненного вампира. Эдгар кусает на сей раз сам, втягивает кожу, с гулким звуком ее отпуская, оставляя на белом полотне алое пятно. ему хочется разрисовать это своеобразное полотно, хочется оставить свои следы от всего, чтобы все в прекрасную картину сливалось, его картину. пальцы Виктора вцепляются в плечи, обрисовывают контур лопаток, пока Эдгар над тем нависает, замирая и глядя тому в глаза, алые, мутные, как в том первом видении, но не голодом пылают, о нет. это нечто иное, куда более желаемое художником… дверь открывается внутрь, и Эдгар почти что падает, но его втягивают в комнату, вновь припирая к двери, глядя зло и раздраженно. «что ты вообще себе позволяеш-шь?» — даже в мыслях Виктор шипит, словно не обращая внимания на двусмысленную позу, а Эдгар усмехается, чужая часть сознания точно наслаждается тем, как выводит из себя методично собеседника, как тот теряет контроль над собой и поддается столь… неизменным и вечным желаниям. кто бы знал, что они оба настолько испорчены? — я всего лишь думаю, — хриплый смешок, голову набок склоняет, открывая шею. Эдгар секунду думает о том, что, возможно, ему не стоит нарываться так сильно на явно голодного — в этом он в принципе уверен — вампира, но его самого мысли будоражат, — о том, что могло бы произойти. дыхание шею не опаляет, только секунду обжигает боль от клыков, а затем тело наполняет странная истома, по венам словно расходится вместо крови, которую жадно глотает вампир. Эдгар дышит тяжело, ловя себя на странном желании того, чтобы Виктор не отстранялся. жарко становится, художник цепляется за плечи почтальона, жмется ближе., но тот отстраняется, язык проходит по ранкам, собирая капельки крови под недовольное мычание Эдгара. Виктор выпрямляется, медленно облизывая губы от крови. алые капли из уголка их стекают, оставляя на бледной коже дорожку красную. Эдгар смотрит завороженно, а потом — затуманенное после укуса сознание точно его подводит — подается вперед, сминая в поцелуе чужие губы, чувствуя металлический вкус собственной крови. ему не отвечают, но и не торопятся отстраняться, продолжая прижимать художника к двери. ткань под пальцами шелестит негромко, холодом обжигают золоченые детали одежд. Эдгар жадно крадет чужое дыхание, чувствуя как собственные легкие гореть начинают от недостатка кислорода. он отстраняется, тяжело дыша и ловя взгляд вампира. тот темный, багровый и тяжелый, Виктор отдышаться не дает, целует уже сам, мягко, почти невинно, едва ощутимо прикусывая нижнюю губу. шаг от дверей вперед, в глубину комнаты, опускаясь попросту на пушистый ковер на колени, но так и не размыкая губ. прижимаясь ближе, пока лоскутами ткань опадает на пол, бело-алым покрывалом оседая., а стоит прикосновениям стать сильнее, откровеннее, кожа к коже, желая словно под нее проникнуть, врасти, переплестись, точно два деревца под руками садовника, как мир вновь разделяется. Эдгар с разочарованным стоном чувствует, как его вновь мутит, уходят чужие воспоминания, чужое желание поиграть с гордецом тоже. художник замирает, заставляя себя поднять взгляд на почтальона. золотые волосы растрепаны его руками, в глазах того же цвета паника стоит. Виктор отшатывается в сторону, лицо в ладонях пряча. ломкий его силуэт в неярком свете кажется уязвимым до нежности щемящей, требующей руку протянуть, укрыть от плохих мыслей и мира. Эдгару эти мысли чужды, непривычны. он смотрит на все как на будущую картину, собственные чувства в краски переливая. и сейчас хочется спрятаться за мольбертом снова, не разбираться в путанице, сбежать от нее, но понимает, что после пути в эту точку уже не будет., но и что делать — понять не может. шаг. второй. пальцы касаются усыпанной веснушками кожи, осторожно, чтобы не вспугнуть, точно лесную пташку. опуститься рядом, запястья взяв в свои ладони и ловя чужой взгляд, без слов пытаясь свою бурю эмоций передать. тишина в комнате отныне, тихо лишь сопит Вик на своей подстилке. они не говорят, молчаливо глядя и обдумывая — в кои-то веки без наблюдателей в голове — все. вздох. сплетение рук.