Reflection

      Тренировки одна за другой выматывают, и Кёнхо лишь через время осознаёт причину: не в физической усталости дело, ведь нагрузка довольно привычная, а в отражении человека рядом, на которое старается не отвлекаться, однако совершенно не выходит. Чан притягивает к себе внимание, смотря несколько хищно и неприлично, выбивая из колеи, вытрясывая душевные силы.       Хочется остановиться, прояснить — неловко себя чувствует от нескрываемого интереса к своим движениям, и всё же, продолжает репетировать танец по несчётному кругу, поскольку есть в этой ситуации нечто заманчивое и недоступно-привлекательное. Вопрос лишь в том — насколько недоступно и готов ли сам Кёнхо переступить черту, взглянув на Чана откровенно, а не исподтишка.       Чо изучает движения, подмечая, насколько те различны по пластике и динамике. И ему нравится сила, которую прикладывает одногруппник, чтобы выступление выглядело мощнее и увереннее. Сам же делает упор на гибкость, повторяя те же связки по-своему, более плавно и расслабленно, однако — не менее упорно.       Даже не замечая, как закусывает губу оказываясь по воле хореографии почти вплотную напротив, Чан засматривается на капельки пота, стекающие по лицу, и даже после стольких прогонов танца не устаёт восхищаться своим партнёром. Кёнхо хочет тоже прикусить губу, но не свою, а Чанхёка, чьё двусмысленное поведение сводит с ума и не даёт определённости.       Старший прореживает высветленные, как и у друга, волосы и запрокидывает назад — не входящее в танец движение, но Кёнхо хочет предложить добавить, чтобы не одному ему плохо стало от этой картины. Каждая клеточка тела напрягается от вида сексуальных движений и мимики в отражении, отчего одновременно и смущается, и желает действовать, поскольку терпеть такого Чана уже никаких сил нет.       Оказываясь позади, пробегает взглядом по спине вниз, на долю секунды задерживаясь на упругих ягодицах, и этого достаточно, чтобы Чан заметил и довольно улыбнулся, прежде чем почувствовать широкую ладонь на своей талии. Кёнхо даже рад, что контакта между ними в новом танце мало — ему достаточно и неосязаемого издевательства, из-за которого рад широким спортивным штанам, не позволяющим увидеть напряжение в области паха.       Чан изворачивается, умудряясь оставить дыхание на покрытой испариной шее, и встаёт спиной к спине, подмечая для себя, насколько за Кёнхо спокойно. Оба медленно присаживаются на пол, завершая хореографию, и Чанхёк перемещается головой на бедро младшего, вынуждая того тяжело вздохнуть и проглотить ком волнения.       Хитро улыбаясь и рассматривая загнанного провокациями, ластится головой и пальцами одной руки пробирается под футболку, невесомо поглаживая кожу на животе и засматриваясь на смутившегося друга. — Кёнхо, — шёпотом и с более серьёзным и осознанным взглядом. — Сколько ещё мне пытаться привлечь твоё внимание? Ты нравишься мне…       Продолжая сидеть и рассматривать внезапно изменившегося Чана, зарывается в его волосы, ругая и одновременно ликуя. — Почему нельзя было с самого начала просто сказать без пыток? — усмехается привычно по-доброму, расслабляя своим вопросом-ответом. — Я бы ответил, что ты мне тоже, и обошлись без моих сердечных приступов на репетициях. — Гении простых путей не выбирают, — придвигается ближе, ложась головой на живот и оплетая руками вокруг торса. — Я действительно не знал, как относиться к твоим… издевательствам, — Чан вновь хитро улыбается, и Хо проводит по его нижней губе большим пальцем. — Можешь вернуть того Чана, который раздевал меня взглядом пять минут назад? У нас с ним есть одно незаконченное дело… — Правда?.. — усмехается, приподнимая Кёнхо футболку всё выше и стягивая её в итоге, вместе с тем перетекает всем телом на парня и прижимается вплотную к его паху своим, давая ощутить своё возбуждение и оставляя лёгкие прикосновения губ на шее.       Осуществляет желанное — закусывает и посасывает губу Чана, ладонями напористо изучая изгибы его тела и пробираясь под резинку спортивных штанов и боксеров, оглаживает ягодицы. Чанхёк стонет на самое ухо, обмякая и оплетая сильную шею обеими руками, пока младший отходит от шока: — Ты с этим танцевал?.. — вытаскивает осторожно за кольцо анальную пробку и вновь вгоняет в тело старшего — скулящего и начинающего ёрзать на бёдрах, прикусывая плечо. — Ты такой отчаянный, хён.       Шёпот Кёнхо и его дыхание смущают, пусть и кажется, что сильнее некуда. Но главное — радует произведённое впечатление, ведь оставалось опасение — добрый и по характеру невинный Хо мог бы отстраниться и начать воспринимать в штыки за подобные чувства к себе. — На что только не пойдёшь ради любви, — Чан ухмыляется, втягивая в несдержанный поцелуй и думая о том, что их чувства ещё должны пройти проверку временем, однако в одном уверен, что и озвучивает, — Я хочу тебя, — после сразу сплетаясь языками вновь.       Произнесённое звучит безотлагательно и настойчиво, не терпящим отказа или промедления на раздумья тоном, и Кёнхо доверяет подготовке Чана, стаскивая с них одежду и лишая пробки. И как бы ему ни нравилось целоваться, сегодня больше всего его сводило с ума отражение, потому разворачивает к себе спиной и, стоя на коленях и придерживая вокруг талии, медленно толкается внутрь.       Чан откидывает голову на плечо, подставляя шею под поцелуи, выстанывая имя Кёнхо тому на ухо и руками зарываясь в его светлые волосы. И Хо определённо доволен своим решением, поскольку отражение и реальность нравятся ему до сбившегося дыхания — обнажённое подтянутое и изящное тело Чана в зеркале и собственных руках выглядит потрясающе.       И младшему достаточно сделать пару размашистых движений, чтобы заставить излиться себе на живот и на пол. Не прекращая фрикций, обхватывает член Чана, вторя толчкам и возбуждая его вновь, пальцами одной руки сжимая и покручивая сосок.       В отражении видна сумасшедше-довольная ухмылка и облизываемые губы — Хо сразу же притягивает за подбородок для поцелуя, словно утверждая на них своё право владения. Чан же чувствует это и обязательно в более подходящий момент собирается озвучить, что передал уже право на всё своё естество, включая душу.       Чувствуя подступающую разрядку, кусает затылок Чана и сжимает бока, будто у того есть силы отстраниться и не дать вогнать член по самое основание, изливаясь в него и ощущая, как Чанхёка самого накрывает оргазм. — Хён… — разворачивает к себе, укладываясь вместе на пол. — Нам надо привести себя и студию в порядок…       Несмотря на безграничное счастье и удовлетворение, Чан чувствует себя измотанным и понимает — сегодня и завтра репетиции для него невозможны. Он что-то сонно мурчит в ответ на слова Кёнхо и добавляет про необходимость нормального свидания, на что получает усмешку и успокаивающие движения пальцев, прореживающих пряди его волос.       Думая о происходящем, Кёнхо осознаёт, что Чан посылал ему космическое количество знаков внимания ещё со времён предебюта, а значит — многие знаки судьбы, которых опасался из-за двусмысленности, порой могут принести настоящее счастье.

Даже в отражении.