Первый день зимы

Вот она. Одинокая, первая, хрупкая, без внимательного взгляда - белая, полная, но... Изящество миниатюры прозрачного непостоянного великолепия. Снежинка, лежащая на руках ласкового ветра, танцующая, блуждающая в безвольно-лукавом танце, в вихре, в бессмысленном стремлении. Обман, длиною в прихоть времени. Бесформенная вода, имеющая искусное облачение, она нашла свой удел в развевающемся пепельном серебре волос совершенно случайно проходящего мимо, на вид совсем юного, аристократа. Открыть глаза, чтобы закрыть их снова. Найти мысль в опустевшей голове, притупить ее беснующееся больное эхо. Провести шершавым языком по пересохшим губам. Почувствовать тонкий запах масла миндаля, которым пропитаны шелковые простыни. Он, конечно, удивится всему этому, но немного позже. - Ты уже очнулся? – тихий голос. Вкрадчиво-обворожительный, играющий, и совершенно лишенный, пожалуй, уместного беспокойства. Ошибиться в его обладателе просто невозможно. - Нет, – нельзя точно различить, что в тоне – досада, раздражение? Банальность смущающего стыда? Но неудовольствие – очевидно. Элиот был в крайне незавидном, и, как он считал, унизительном положении. – Где я? – подобающая сдержанность давалась с трудом. - В моей спальне, – так тешился, растягивая слог, смакуя буквы, слова. Он улыбался, тот, кто сидел в трех шагах от него, в широком темно-синем кресле, с бархатными пурпурными подушками под локтями. Закинул голову на высокую спинку, без интереса разглядывал потолок, расслабленно перекатывая легкую трость меж бледными пальцами. На языке возникло еще несколько вопросов, но, поюлив с секунду, они остались там, не желая продолжать свой путь. К слову, ситуация у Элиота была незавидная. Еще утром его обязали явиться в Пандору, что, собственно, он и сделал, но случай сыграл с ним нелицеприятную шутку: уже почти у самых дверей в заветный кабинет он, наследник семьи Найтреев, повстречал давнего «приятеля», глубоко уважаемого им – Брейка. По обыкновению, между ними завязалась увлекательная дружеская беседа, чье течение, набирая обороты, вылилось в яростный спор, а потом и в не менее привычный, спонтанный поединок. Элиот проиграл, чего и следовало ожидать. Горячая кровь не может соревноваться с холодной бдительной ловкостью, видимой рассудительностью и лукавством. Но и Брейку случается перегнуть палку, так и произошло на этот раз. Не рассчитав силу – не преднамеренно? – он лишил Элиота сознания точным ударом трости в затылок. Так и остался бы Найтрей в том пустом коридоре, безвольно лежащим на красном жестком ковре, если бы не менее случайное обстоятельство – возможный нежеланный свидетель, появившийся так внезапно. В тот момент, когда Брейк разворачивался на каблуках, дабы покинуть своего оппонента, из-за угла завиднелася ни кто другой как Шерон. Было бы столько головной боли, если бы она увидела, чем окончился их диалог! Особенно, если принять во внимание тот факт, что сегодня вечером она как раз собиралась на прием в дом Найтреев. Брейк спешно решил приложить все усилия во избежание постыдной участи быть отруганным своей «младшей сестрой». Взвалив неожиданную ношу на плече, он скрылся через удачно расположенное вблизи окно, благо это был первый этаж. Вот и вся история. Теперь же Элиот чувствовал себя, мягко сказать неуютно. Побитый, еще и униженный. Но природная вспыльчивость даже сейчас вдохновила на необдуманную грубость: - С чего бы это я тут оказался? – поерзал, стараясь привстать на локтях. - Я принес тебя на руках. Как принцессу, – конечно, это была ложь. Но Брейк находил себе в этом милом издевательстве утешение, изымал компенсацию за потраченное впустую время. - Ты ответишь за это, – знакомая уверенная ярость, праведный гнев. Быстро все прояснилось. Элиот завелся с одного оборота, с одного верно подобранного выражения. Интуитивно шаря рукой с правой стороны подушки, он тщетно искал свой меч. Доказать. Что? Заставить. Зачем? Откуда столько эмоций? Какова причина одностороннего желания соперничать? - Да-да, – широко улыбнулся. – Я благороден и непременно предоставлю тебе возможность сатисфакции, но в другой раз. Только сейчас, если ты уж соизволил проснуться, будь добр, лиши меня своей компании. Мне надоело на тебя смотреть, – очаровательное обаяние, притворство, обольстительная убедительность. Брейк не лгал. - Зачем же откладывать неминуемое? Давай выясним все сейчас, – твердо, хотя в его положении не стоило быть настолько задиристым и упорным. - Мне не хочется тебе поддаваться. Думаю, одного раза за день тебе должно хватить. Возмущение кипит. Задета гордость. Сложно увидеть суть в отношении Элиота к Брейку. С одной стороны, это – признание мастерства и силы, восхищение и обожание, с другой – необходимость с этими качествами соревноваться, стремление подтвердить собственную значимость, чистый и насыщенный эгоизм, густо увязший в крови. Катализатор идентификации, взаимоотношения больше иррациональные. Глупо для одного, нескучно для другого. Милая нелепость. - Я не нуждаюсь в подачках, – он уже сел, через силу, с трудом. Тело ныло, голова несносно болела, и каждое движение отзывалось россыпью звонких, дрожащих колокольчиков, настойчиво теребящих внутреннюю слабость. Это сигнал, чтобы остановится и лечь обратно, чтобы не делать глупостей. – Я могу решить все сейчас, – решимость, настойчивое желание, навязчивое обязательство победить. Обещание, данное себе. – Встать на ноги. Встал. Одернул сбившуюся рубашку, мельком оглянулся, осматриваясь и прицениваясь, попутно ища свое оружие. – Где мой меч? – такой напор, такое превосходное рвение. Здоровая злость, живая. - А без него не сможешь? Я же говорю, ты слишком слаб, – Брейк поддается провокации. Осознанно. Ему интересно играть. Как с щенком, с маленькой забавной зверушкой. Он размял пальцы, отходя на шаг от своей обители отдыха. Откровенно: он не хотел начинать, не хотел продолжать, не хотел, чтобы все начиналось сначала, но соблазн был так угнетающе велик, так аппетитен, что просто невозможно отказать себе в удовольствии и еще немного по измываться над рассерженным Найтреем. Расслабленно, грациозно сделал еще один шаг навстречу, перекрывая своей спиной вырывающуюся из-за штор полосу фонарного, уличного света. В комнате воцарился почти мрак. Это было неожиданно, слишком быстро. Элиот был так воодушевлен и захвачен желанием одержать над Брейком верх, что превзошел сам себя. Резко приблизившись, он ловко зацепился за худые плечи и не менее молниеносно впечатал тонкое тело в ближайшую стену. Как ярко горели глаза, как броско они выделялись на посветлевшем от травмы, лице, на его заострившихся чертах, их ровных и правильных линиях. Настоящий представитель высшего общества. От пяток до кончиков взъерошенных волос. - Могу и без него. Мне не обязательно иметь оружие, чтобы показать, насколько я могу тебя превзойти, – он держал крепко, пальцы намертво впечатались в кожу, оставляя багровые синяки под фланелевой рубашкой. Улыбался, преждевременно ликуя. Пожалуй, он не предполагал, насколько сейчас контролировал ситуацию, насколько в ней доминирует. Восторг от силы, от возможности ее показать. Стремление внушить серьезное отношение, заставить воспринимать на равных. Так важно, так неоспоримо необходимо. Чуть встряхнуть головой, всколыхнув игривые переливы волос, прищуриться и приблизиться на недопустимое расстояние. Только заглянуть в глаза, только удостоверится в своей правоте, в своем главенствовании. Дыханье на губах, неуместно замечать его пыл, его разгоряченную суть, едва уловимый сахарный вкус, воздушно-карамельный... Брейк обездвижен. Ни руками пошевелить, ни ногами. Тела все плотнее переплетаются, завязываясь в один живой узел, такой удачный, по крайней мере, для одного из двоих. Он проиграл. Досада. Как он мог? Такому юнцу? Вот стоит, прижимается затылком к цветастой шторе, морщится от щекотного бархата, который касается шеи, пытается думать, перебирая варианты, возможности, снова вернуть себе лидерство. Так внезапен ответ. Решение было превыше его ожиданий. Простое легкое, шокирующее. Сам Элиот швырнул его в лицо Брейка, именно он непроизвольно дал подсказку, навел на раздумья именно в этом направлении. Брейк подался немого вперед. Касание своими холодными губами о полные и взволнованные губы Элиота. Сладко. Неожиданно вкусно. Интригующее. Лизнул нижнюю скользким язычком, влажно приминая плоть. Проник в неизведанную мягкую темноту. Настойчивее, грубее, со страстью. Он прижимался плотно и тесно, водя губами по губам, приникая, владея, глубоко, глубже, раззадоривая, удивляя. Он целовал. Так необычно, дико. Не останавливаясь, изощренно, пытливо играл. Двигал, ища ответа, заставляя отвечать. Элиот отпрянул так же резко, как и накинулся. Он стоял совершенно растерянный и смущенный с милым румянцем на щеках. Глаза широко открыты, и густые ресницы трепетно подрагивают, придавая ему еще большего очарования. От изумления он не мог выговорить не слова. - Ты не сможешь победить, как бы ни сложились обстоятельства, – Брейк чувствовал триумф. Он и сам удивился своему поступку, но это был единственный способ выиграть, заставить самовольно его освободить. Несколько ехидно усмехаясь, он любовался своей жертвой и последствиями содеянного. В полумраке он видел Элиота лучше, чем наоборот, и это только добавляло восторга, пусть он был и не совсем обычный. – Пора уже смирится с этим, – он рассмеялся. Громко и раскатисто, задорно, заражающе. Элиот думал не больше трех секунд, прежде чем вернутся обратно и отдать долг. Его страсть была ярче, его прикосновения наглее, стремительнее. Он целовал неистово, самозабвенно. Он целовал, чтобы показать, что он сильный, что и он так может. А Брейк отвечал. Он просто отвечал. Не потому что он любил, – между ними этого не могло быть, не потому что он желал его тело – и это их не касалось. Это – поцелуй между соперником и покровителем, это не больше, чем спор, не больше, чем доказательство. Тогда почему ни один до сих пор не остановился? А за запотевшими стеклами, за неплотно задернутыми шторами вместо одной, той первой, что нашла этих двоих, кружатся уже тысячи похожих снежинок. Медленно, размеренно, они вторят друг другу, подражают, украшая небо миниатюрными белыми звездами. Так тихо, так спокойно, так естественно, так красиво в первый день зимы.