Сломлен и разбит

      Запах медикаментов стоит в носу, и горло щиплет от смешанных чувств. В коридоре приёмного покоя по-странному тихо. Тихо, как в погребённом гробу. Только за дверью одного из кабинетов слышатся какие-то звуки, разговоры и писк приборов. За окнами так темно — ночь ещё жива, солнце на зажглось на горизонте, даруя жизнь новому дню. Холодный свет от светильников отражается в мертвенно-белом кафеле. По коридору пробегает медик, застёгивая на ходу халат и поправляя маску. Он встревожен, он даже не замечает одиноко сидящего у стены человека. Дверь хлопает за врачом, скрывшимся в той самой палате, из которой доносились звуки.       Парень же, сидящий в коридоре, смотрит в стену, пытаясь осознать реальность. Он перебирает руками, гладит серебряный обод на своем пальце и мелко дрожит, пытаясь не заплакать от безысходности. Он думает, что хочет оказаться где-то далеко, вместе со своим любимым человеком. Глаза на его лице выделяются единственными живыми огнями — лицо бледное, под глазами тёмные круги выделяются ещё сильней. Холод и боль. Боль и холод.       Он слышит шаги, раздающиеся за дверью, в которой недавно скрылся врач. Он сжимается со страхом и надеждой, гипнотизируя дверь. Выходит девушка. Бледная, растрепанная. Морщинки на её лбу проглядываются сильнее. Плечи опущены. Он смотрит на неё и понимает для себя всё. Внутри всё разрывается и погибает от одного только осознания её грядущих слов.        — Он умер. — её тихий голос звучит громко в оглушительной тишине. — Вы кем приходитесь умершему?        — Я его муж. — голос парня звучит тихо.       Девушка кивает и тихо произносит:        — Давайте пройдём к регистратуре, там вам всё объяснят…       Бумаги, бумаги бумаги… К кому, куда и когда звонить. Он в ступоре, мозг пытается обработать информацию, поступающую при разговоре с работниками больницы, но…       но он не верит.       Ему кажется, что это какая-то шутка. Глупая, не смешная шутка. Что вот врачи засмеются, что вот из палаты выйдет самый дорогой человек и обнимет крепко-крепко. Поцелует в тёмную макушку и будет говорить что-то вроде «Эй, ты что, поверил в такую глупость?». Но он всё не выходит. И парню, оставшемуся без любимого, остаётся только молча переживать потерю близкого, любимого человека.       Он не верит, что врачи не откачали его. Не верит, что он мёртв раз и навсегда. Не верит, что снова не почувствует запах его шампуня с ноткой яблока и его парфюм. Он не верит, что больше никогда не будет ловить на себе касания его нежных, уверенных рук. Рук, гладящих его голову, перебирающих волосы, очерчивающих линию губ и подбородка. Он не верит, что больше никогда его не коснутся губы, до боли знакомые, изученные до каждого миллиметра.       Выходя из больницы, он слышит, как Даша зовёт его. Заплаканная, осунувшаяся и постаревшая на несколько лет.Он поворачивается к ней и обнимает, притягивает к себе и плачет, выпуская боль наружу.       Он всё ещё не верит.       На следующее утро он набирает номер морга, куда отвезли тело любимого. Гудки, непрерывные гудки… Туман сна пытается застелить разум.       Боль и слёзы. Слёзы и боль.        Он так и не уснул этой ночью: уставившись в потолок, лёжа на холодной постели, он обнимал футболку с его запахом.        — Здравствуйте. — говорит он в трубку телефона пустым голосом. — Я звоню по поводу вскрытия. Хочу узнать…        — А, вы имеете ввиду Мильковского Ев…        — Да, его. — Лёша вздрагивает, чувствуя как очередная волна боли волнами распространяется по телу.        — Сегодня будет вскрытие в течение часа, можете позвонить немного позже и узнать о результатах.        — Хорошо. Я тогда лучше подъеду. — Лёша без сил падает на кровать и переворачивается, утыкаясь носом в подушку.       Горло болит от подступающих слёз.       Весь день он звонит друзьям и родственникам Жени, выслушивая постоянно слова сочувствия и просьбы рассказать, как он умер. Боль рвёт сердце, кусает, царапает. Лёша не знает, как ему быть. Он не ел уже почти весь день, постоянно мотаясь по делам. Сил на слёзы нет — только гнетущая, убивающая пустота и тоска. Грусть и печаль. … … .....       Он не помнит, что было за те дни подготовки к похоронам. Не помнит, как он выбирал костюм, чтобы похоронить в нём Женю. Голова — пуста. Сердце — горит.       Он чувствует прихлопывание по спине и поворачивает голову. Видит Рому, полностью одетого в чёрное. Три дня прошли как в тумане, и он уже не чувствовал ничего. Он выплакал за эти дни столько слёз, сколько не проливал за всю жизнь и это похлопывание вновь выбило из него слёзы.       Лёша видит Женино лицо, окружённое белыми цветами. Белыми, невинными, похожими на чистый, нетронутый снег. Покрывало, укрывавшее Женю, прозрачными белыми нитками изрисовано цветами.       Лёша смотрит на бледное лицо Жени. Такое спокойное, безмятежное. Маска, надетая Смертью, идеальна. Идеальна, как и сам Женя.       Сердце ноет, щемит, умирает. Глаза застилает пелена слёз. Он рассматривает, доставляя себе боль, Женю. По подушке разметались его волосы, синяки под глазами, вечно знакомые, изученные наизусть, умело замазаны кем-то.       Лёше тяжело дышать, боль разрастается, пожирает всё изнутри. Он подходит к деревянному гробу, встаёт у изголовья и прижимается к белой бумажке, лежащей на его лбу, губами, даруя последний поцелуй.       Губы обжигает мертвенным холодом. В нос ударяет запахом лаванды. Лаванды. Такой незнакомой и не свойственной Жене.       Лёша шепчет искусанными, потрескавшимся губами слова, которые хотел успеть сказать при Жениной жизни, которые всегда повторял каждую ночь:        — Люблю… Скучаю… Прости…       Он шепчет тихо, еле слышно, чтобы только Женя мог услышать эти слова. Он целует ледяной лоб и закрывает глаза, плачет… Он отстраняется от Жени, не желая запятнать его безупречное лицо своими слезами. Он не знает, сколько времени провёл у Жени. Минута? Две? Десять?       Это уже не важно. Он чувствует, как уверенные руки оттаскивают его от гроба, как он падает к кому-то в объятья. Он утыкается в кого-то и кривит от боли губы. Он не может… Не может… … … ......       Тёмная квартира. Горящая одинокая свеча у фотографии. На ней — улыбающийся, весёлый парень, выставляющий напоказ новенькое блестящее кольцо — обручальное. На полу рядом с этой фотографией сидит темноволосый парень, держащий в руке ещё один снимок. Он бледен и измождён. Его руки изрисованы белыми полосками шрамов, по сотне раз пересекающиеся друг с другом. Он отпивает из гранёного стакана прозрачной коричневой жидкости и отставляет её от себя.       Он встаёт и идёт к дивану, садится на него в полубессознательном состоянии.        — Женечка, как же я по тебе скучаю… — Лёша гладит пальцем поллароидную фотографию и откидывается на спинку дивана, пытаясь удержать слёзы. — Скучаю…       Лёша сломлен и разбит. Он уже мертв, ведь с вместе с Женей умер он. Он гладит серебряное кольцо и смотрит на журнальный столик, где лежит лезвие, заманчиво сверкающее в свете свечи. Он кладёт фотографию на журнальный столик и берет лезвие.        — Я скоро с тобой встречусь, Жень. — говорит Лёша изображённому на фото парню и проводит вдоль вен лезвием, сильно вжимая его в кожу. — С-скоро…