Постой же, дочь!

      Скажи мне, дочь, куда бегут и почему так маревно?       Ужель седой наш сексапил опять примерил Kampfbinde?       Куда ты рвёшься, без шарфа, в одном пальто, с картонкою?       Читаю твой бунтарский текст… Как, дьявол, поступить с девчонкою?       Силезская горяча кровь играет в тебе, рыжая!       Ты рвёшься к ним, как я, тогда, в начале лет лихих, прослышавший,       Рванувший к красным палачам и камень первым кинувший.       Я вёл толпу, ох, как был горд, взбодрён, едва-едва не сгинувший.       В веселье взгромоздил помойку на плешину глиняжу,       Был бит дубинками я, больно, дочь, но лишь прибавил ражу!       Я бастовал за фанк, гитары, за джинсы-клёш и жвачку,       Клял диктатуру, гнал комми и фашуг, порол я, дочь, горячку!       И ты теперь бежишь в огонь, взашей гнать душегубов.       Тебе почти кричу, молю — молчишь, смеёшься, кривишь губы:       Бывало, женщин я ругал, я изменял, был повод.       Но, kurwa mać, что вижу я — как скот, плодиться уготовят!       Фашистский сброд, как я предрёк, пора сжигать ганьбу!       Меня ругали дранью, алкашом... А ты, в валькирию гурьбу…       Да, тоже, дочь, бежишь стремглав, пьяна девчоночьей борьбой…       В одном пальто. И без шарфа… Постой-ка, дочь! Постой же, я с тобой!