Приставала Коляда Накануне Рождества. Мы ходили, мы искали Коляду святую…
— Сладостей нам, Марья, подавай! Опечалилась Мариюшка да и отвечает им: — Нет у мяня сладостей, прастите, духи, смилуйтеси… Схватил её один дух за плечо, приблизилась клыкастая морда. — А пашли с нами тахда сладости собирать! Вон, есть карзинка тое, личина есть. Хотелось Мариюшке колядовать с духами, да только матушкино поручение важнее было. Так и сказала скромнёхонько: — Прастите, духи, не хневайтяси, иду я в лес тёмный к речке быстрай, из-под харючего камня вытякающей, за падснежниками белыми, мамяньке принясти, Рождество спраздновать. — Не успеешь ты, Марья, до вещарочка-то ши, адына праздновать будешь! Вздыхала Мариюшка, дальше потихоньку шла. Под кронами ветвистыми, снегом запорошенными, пролегала маленька тропинка. Отражались шаги от высоких стволов, эхом расползались по снежному лесу. Проваливались вышитые сапожки в ледяную корку, всхлипывала Мариюшка, носки да варежки замочила совсем. Упрямо шла, только вперёд и смотрела. Окружили в лесу Мариюшку страшные духи, в масках цветастых, и начали вокруг приплясывать. То там, то там из-под маски выглядывают рыжие, белые лапки, а с ними—бурый, его-то лапы так в снегу и вязнут. Рыжие — то белочки, белые-то — зайцы лесные, а водит колядовать их медведь, он и запевает басом:По усемы по дворамы, По проулочку. Нашили Коляду У Михайла вы дому…
— Сладостей нам, Марья, подавай! Опечалилась Мариюшка и отвечает им: — Нет у мяня сладостей, прастите, духи, смилуйтеси… Взглянул на неё бурый, приблизилась цветастая маска. — А пашли с нами тахда сладости собирать! Вон, есть карзинка тое, личина есть. Страшно тогда Мариюшке стало, но захотелось колядовать с духами, да только матушкино поручение важнее было. Так и сказала скромнёхонько: — Прастите, духи, не хневайтяси, иду я в лес тёмный к речке быстрай, из-под харючего камня вытякающей, за падснежниками белыми, мамяньке принясти, Рождество спраздновать. — Не успеешь ты, Марья, до вещарочка-то ши, адына праздновать будешь! Вздыхала Мариюшка, дальше потихоньку шла. Собирались вокруг неё сумерки морозные, вечерние. Закатилось за кроны солнце красное, да луна белая выплывала. Впереди то ли пена речная мелькнёт, то ли сугроб засеребрится. Устала совсем Мариюшка, споткнулась, в снег лицом плюхнулась. Обожгли снежинки кожу, утопила в них свои слёзы горячие. Обманула её маменька, как есть, обманула, нет никакой речки в лесу тёмном, никогда и не было! Села под деревом, отдохнуть, согреться, спрятала лицо в мокрых варежках. А страшно в лесу-то: кругом волки да лешие. То лёд заскрипит, то ветка хрустнет. И слышит Мариюшка, будто издалека кто-то идёт, поёт вроде:Михаилавы дом Золотом обведён… Детыки зывёзыдочки, Жана солнушко.
Окружили в лесу Мариюшку духи, в масках странных, и начали вокруг приплясывать. Ничего из масок не выглядывает — ни лап звериных, ни волос человеческих. И говорят духи, шепчут будто только: — С-с-сладос-с-стей нам, Марья, подавай! Опечалилась Мариюшка и отвечает им: — Нет у мяня сладостей, прастите, духи, смилуйтеси… Взглянул на неё один, приблизился. — А пашли с нами тахда с-сладасти собирать! Вон, ес-с-сть карзинка тое, личина ес-сть. Совсем испугалась тогда Мариюшка, но ответила, а голос от испуга колокольчиком неровным звенит: — Прас-стите, духи, не хневайтяси, иду я в лес тёмный к речке быстрай, из-под харючего камня вытякающей, за падснежниками белыми, м-мамяньке принясти, Рождество спраздновать. Удивились духи, переглянулись между собой. — Опаздала ты, Марья. Не успеешь в дяревыню до Рождес-с-ства, вот-вот нас-ступит… Но не пячальси да не плачь. С нами атпразднуешь, с-с-с нами в лесу тёмном за речкой быс-страй, из-под харючего камня вытякающей, с падс-снежниками белыми. Обрадовалась Мариюшка, вскочила, словно и не устала ничуть. Привели её духи к речке быстрой, а та бежит, не колышется, горючий камень точит. Перевели духи её на ту сторону речки, а там красота ни в сказке сказать, ни пером описать. В середине зимы — подснежники, ёлки в нарядных огоньках, и тепло как будто летом! Отогрелась Мариюшка, варежки да сапожки стащила, песни заиграла. Заигравши песни, стала с духами сладости есть, поздравлять хозяев добрых. Никогда Мариюшка таких вкусных сладостей не пробовала! Поевши да попивши, прилегла она на тёплую землю-матушку, заснула крепким сном. И снится ей, будто осталась в лесу одна, лежит под стволом дерева, синяя, ледяная, не дышит совсем, а вокруг волки да лешие. Разбудил на рассвете Мариюшку дух и спрашивает: — С-спасиба, що атпразднавала с-с-с нами. Оставайся на этом беряжку, красына девица, уж мы-то табя не абидим ши. А коли дамой хощешь, то забярайси на спину, отнясу. Но падснежники сое не бяри, а то бяда будя! Вспомнила тут Мариюшка все сказки маменькины, которые слышала, поняла, что домой возвращаться надо, а подснежники не трогать, да только ругаться маменька будет, обратно в лес отправит. — Не вазыму я ваших падснежников, — пообещала Мариюшка и поклонилась до земли. — И вам спасибо, духи лесные, хозяева щедрые. Астанусь я, коли уж прядлахая, буду всягда добро ваше помнить, добром же и отплачу. Так и осталась Мариюшка на той стороне речки быстрой, из-под горючего камня вытекающей. Стала жить вечно, с духами добрыми и подснежниками белыми. Выходит только под Рождество, личину надевает и колядует в деревнях. А если вдруг вы чей-то шёпот услышите: — С-с-сладос-с-стей нам подавай! То знайте, это Мариюшка по человеческой пище соскучилась и друзей угостить хочет. Сладости отдайте ей и идите с миром. Вы же не хотите разгневать духов?