his hugs

***

А ты ведь никогда не узнаешь, ведь я не позволю. Ты не узнаешь как тряслись мои руки, когда ты коснулся моих волос и приблизился к лицу словно хочешь поцеловать. И даже вообразить себе не можешь, как было тяжело принять себя, после того как посмотрела в собственное отражение после твоих слов. В детстве я очень часто жалела себя, хотела от других людей того же. Смешно, ведь сейчас я не могу терпеть жалость к себе. Если раньше делала проблемы на ровном месте, то сейчас занимаюсь бессмысленным саморазрушением. И ты больше не со мной Теперь ты не хочешь приходить ко мне, веселиться, разговаривать о наших с тобой проблемах или радостях. Нет. Сейчас ты хочешь говорить лишь о ней. Об этой девушке. Ты думаешь лишь о ней, ты бредёшь ею, и от этого мне становиться слишком больно. Помню, как била руками стену, на костяшках появлялись ранки, а ведь у тебя они тоже были, раньше, когда защищал меня от тех, кто пытался обидеть. Я всегда прибегала к тебе домой с мазью в руках и уже подготовленной речью о том, как безрассудно ты поступаешь, затем тихо, не спеша, мазала избитые в кровь руки. А что произошло сейчас? Кто будет читать эти лекции мне? Ах, да, конечно, теперь для тебя существует лишь Меделин. Так ее зовут. До сих пор не понимаю что ты в ней нашёл. Почему? Почему ты замечаешь ее новый маникюр, но не видишь то, как я медленно умираю? — Финн, я… — Слушай, я если что потом позвоню тебе, меня ждёт Меделин, она хотела чтобы я научил ее играть на гитаре. Я вот-вот уже хотела сказать то, что так давно томилось в душе, но как всегда была прервана, а ведь раньше ты был не таким, ты был спокойным, а самое главное — умел слушать. — Ты похудела? Я резко посмотрела в пол, развернулась, и ушла. Больше мне нечего было сказать, а те заветные «Я люблю тебя!», были растоптаны как и все мои чувства. Я прямым шагом шла домой, знала как будут проходить следующие несколько часов. С того момента все изменилось. Так странно. Я не чувствовала той боли, что была раньше. Наверное, у меня выработался навык расходовать это все в другом ключе. Было сложно, но это того стоило. Когда мысли лезли в мою голову, то я, зажмурившись, трясла головой чтобы забыть все что лезло в голову, а затем, включала музыку и читала книгу. Сейчас все поменялось. Сейчас мне стало лучше. Теперь ты не мое кудрявое солнышко Чтобы не чувствовать той боли, я просто представляла заносчивого подростка, каким он никогда не был. И это помогало, мне становилось легче, перестали волновать чужие проблемы, это радует. Больше я не буду рвать душу о том что мне не нужно, теперь я буду идти мимо остальных. А ведь было так сложно удержаться. Каждый раз когда я видела его подавленным, или грустным, вместе того чтобы спросить о чём-то — лишь проходила мимо, не больше. Я знала что он будет смотреть мне в спину, и ждать, ждать пока я не выдержу и подойду с объятиями, но этого не происходило. Хватит, ладно? Если была так дорога тебе когда-то, то хоть удосужься не делать больно изнутри, когда сердце так и проситься к тебе. Прошу, это все что мне нужно. Ты был моей музой, моим вдохновением Мне так хотелось быть такой же как он: изящные руки, красивые скулы, моей страстью всегда были веснушки. Однажды я просто схватила маркёр в руки, и повалив Вулфарда себе на колени, принялась соединять самые заметные пятнышки на носу, щеках в единое созвездие. Не хватало лишь одного пятнышка для воссоздания какого-то не-до-динозаврика. Сколько же шуму он поднял, когда мы поняли что эти чёрные линии не стирались. А ведь я действительно бредила тобою, так же как и ты. Только не мною, а этой чертовой длинноногой брюнеткой с чёрными, до жути вьющимися волосами. Мои волосы тоже были такими, но ты выбрал ее, а не меня. Почему? Что тебе так не нравилось во мне? Я ведь была понимающей, доброй, чувственной, всегда. В детстве я плакала вместе с тобой, я радовалась вместе с тобой, черт возьми, я жила тобой! А что же произошло? Что произошло с нами?! Я все также прибегала к тебе по первому вызову с распростертыми объятиями, и криками «Кто обидел моего мальчика?!» Его обижала Меделин, но каждый Чертов раз она находила способ сойтись, вновь и вновь. И тогда, когда она приглашала его к себе домой «мириться и начинать все с чистого листа», он отмахивался от меня и бежал к ней. А потом они всё-таки расстались. И его сердечко не выдержало. Об этом мне рассказала некая особа, которой удавалось узнавать все самые свежие новости раньше всех. Кэри не врала, это было известно всем. Я лишь криво усмехнулась, «дождалась всё-таки…»Вот только теперь я не почувствовала даже самую малую долю радости от того когда они ссорились. Плевать. До сих пор помню его глаза, тусклые, подавленные, как у человека который потерял своё счастье, но ведь это было не так, либо мне просто хотелось в это верить. Он смотрел не отрывая глаз, и знаете, во мне дрогнуло что-то, маленькое, еле заметное. Я вдруг снова очутилась в том ужасе из которого пыталась выкарабкаться. Одна. Глаза наполнялись влагой. Как назло в голове всплывали старые моменты связанные с ним. По щеке медленно катиться слеза, всего одна, маленькая, еле заметная, поблескивающая на свету. Я продолжаю смотреть на него. Он все не отрывал раненого взгляда. Я вспомнила себя, будто картинки из прошлого: избитые в кровь руки, красные костяшки, огромные синяки под глазами, и его безразличие. Сейчас все наоборот. Он тянет ко мне руки, сердце просит протянуть свои в ответ. Но я его не слушаю, я давно перестала это делать, ни к чему хорошему это не приводит, никогда. Я медленно подхожу к нему, он будто сдерживаешь себя, но не могу понять от чего. — Если вдруг подумаешь что я бесчувственная, то просто вспомни то, с какой мольбой я смотрела на тебя. Зрительный контакт утерян, его глаз опущены вниз, пока я пытаюсь стереть слезу со щеки. — Я и представить не мог, что это так больно. — Показать на сколько это больно? Не отрывая глаз, медленно взяла его руку, и положила в неё свою ладонь. Его глаза медленно опустились вниз, останавливаясь прямо на моих костяшках, все в мелких царапинках, еле заметных шрамиках и не заживших ранах. Буквально через три секунды он перевернул руку и увидел на ладони красноватые следы от ногтей. Я не отдергивала руку, мне было плевать, какой смысл скрывать что либо сейчас? Я выпуталась из этого дерьма, не хочу ощущать все это снова, лишь хочу показать все, что томилось внутри. —Вот что случиться, если ты хоть на миг задумаешься о том чтобы сдаться. Старые привычки так и не ушли, я вновь начинаю говорить словно обиженный ребенок, хотя наверное, я как таковым и являюсь. Он медленно поднимает взгляд на меня из-под опущенных ресниц, а я продолжаю смотреть на него исподлобья. Всё-таки он выше меня, могу признать что это часто бесило меня в детстве. Но его глаза очаровывали, всегда, и до сих пор я не могу перестать смотреть в них, прямо как раньше. Не успеваю что-то сказать, как он резко притягивает меня к себе. Так… Тепло. Медленно кладу свои руки на его спину, до плечей просто не дотянусь. Начинаю медленно гладить его по спине, будто хочу успокоить, хотя сама зажмурилась чтобы сдержать всхлип, ведь это все что было мне нужно. Его объятия.