Любовь во время зимы

Цинфан откровенно хотел сдохнуть. В последнее время на Цянь Цао было неспокойно. Неделю назад из-за непредвиденных холодов, наступивших раньше планируемого срока, подмёрзли и стали непригодны для использования некоторые виды трав, которые не успели собрать ученики. Два дня назад журавли, летевшие в более тёплые места на зимовку, остановились на пике и всё не переставали кричать, ища место, где можно подкормиться, чтобы потом продолжить путь. А сегодня, как апогей недели, из пятидневного похода к пограничным землям вернулась команда младших учеников Бай Чжаня со своим горным лордом во главе. Многие из его группы сразу отправились на Цянь Цао, а некоторым даже понадобилась для этого чужая помощь. Эти и многие другие проблемы скапливались, обрастали новыми и вываливались одним большим комом на Цинфана. Каждый божий день он только и делал, что разбирался с бумагами, травами и бумагами с травами. Иногда его день разбавлял какой-нибудь серьёзный пациент, которому срочно требовалась высококвалифицированная помощь, но во время отсутствия главы Бай Чжаня таких обычно не было. Из-за крика журавлей он не мог позволить себе даже двухчасового сна прямо на рабочем месте и поэтому уже третьи сутки ходил с исключительно большими синяками под глазами и больной головой. Травяной чай помогал временно снять симптомы, но от него только больше хотелось спать, чего из-за срочных дел, таких как детальный пересчёт возможного к получению количества лекарств, сделанных с помощью той травы, которую всё-таки успели сорвать его ученики, Му Цинфан позволить себе не мог. Его тошнило. Тошнило от всего вокруг. Тошнило от птиц, от еды, от запаха бумаг и чернил, от рутины, от постоянной духоты в кабинете. Тошнило от желания спать и нужды бодрствовать третьи сутки подряд. Его тошнило от жизни. Пожалуй, более лаконичного словосочетания для описания его состояния, кроме как "желание сдохнуть", он придумать не мог. Хуже было только то, что вернулся Лю Цингэ, а это значит, что к метаниям физическим, против воли добавятся и метания душевные. Да, Цинфан был слишком рационален для того, чтобы обманывать самого себя в этом вопросе (это только ещë больше потратило бы ограниченный запас его нервов, который, как он чувствовал, и так стремился к нулю), но так же он понимал, что ему ничего не светит. Эдакая светлая обречённость – и отпустить не хочешь, и приблизить не можешь. Нет, он, конечно, пытался и даже не один раз: то пригласит к себе на успокаивающий нервы чай, который обоим шёл только на пользу, то прикоснётся к руке под предлогом проверки каналов ци, то просто во время разговора будет смотреть глаза в глаза, не отводя ни на секунду своего взгляда, - но очень скоро Цинфан понял, что всё это бессмысленно. После спасения в пещерах Единства Душ, Лю Цингэ ежедневно бегал за шисюн-Шэнем под предлогом благодарности. Хотя, если говорить честно, даже во времена их междоусобных войн, бог войны только и делал, что говорил о том, как его раздражает глава Цинцзин. Просто со временем изменился вектор разговора, но сама данность его постоянного существования оставалась неизменна. Если бы кто-то сказал, что Цинфан просто завидует и злится, что это происходит не с ним, то он бы просто …скорее всего не знал, что на это ответить. Он искренне был рад, что у его шисюнов есть дружеские отношения и даже намёк на большее со стороны Лю Цингэ, но это не уменьшало его тихой грусти по глупым несбыточным мечтам… …А ещё он умел смотреть по сторонам. Для того, кто сам страдает от скрытой влюблённости, не увидеть такой же робкий взгляд надежды со стороны одного из главных учеников Цинцзина было сложно, и почему-то Цинфан был уверен, что на этом любовном поприще Ло Бинхэ повезёт больше, чем богу войны. Возможно, в нём говорила эта гадкая зависть, которой как таковой не было, но иногда она появлялась где-то глубоко внутри сама. Кто знает… Но с течением лет стало понятно, что он не ошибся. Прошло время Союза Бессмертных и последовавших за ним трëх лет, когда Шэнь Цинцю выглядел, как вдова, потерявшая мужа, прошло и пять лет, когда Лю Цингэ практически жил на Цянь Цао, в перерывах улетая на драку с повзрослевшим Ло Бинхэ. И Му Цинфану впору было радоваться такому соседству, но, смотря на грустного Цингэ (в своих мыслях он считает, что может называть того так неформально), только и думал о том, как можно было бы оживить шисюна. Шэнь Цинцю возродился сам. Буквально как вихрь снова ворвался в их жизнь и кажется, что всë будет снова по-старому. Цингэ снова будет тайно воздыхать, шисюн Юэ кидать какие-то затравленные и умоляюще об одном только им двоим известном прощении взгляды, а Бинхэ будет, как маленький пëсик, путаться под ногами учителя в надежде на случайную ласку. Но по-старому уже никогда не будет. После решающего сражения с Тяньлан-Цзюнем в школу возвращаются совершенно другие люди. Теперь Ло Бинхэ больше похож на большого волкодава, который защищает своё сокровище и знает, что оно только ЕГО. Цинфан не знает, что там произошло, но во взгляде Юэ Циньюаня хоть ещë иногда и проскальзывает грусть, но чувство вины уже полностью стëрто и заменено на тëплый взгляд старшего брата. Цингэ, хоть всë так же приносит забытые веера и иногда приходит в гости на чай, но уже не тащит с собой в подарок огромных, убитых им лично монстров. Может, понял, что теперь есть кто-то другой, кто может принести гораздо большую, по сравнению с его, добычу, и на правах мужа открыто дарить Шэнь Цинцю не только подарки, но и всю свою любовь, а может просто наконец сдался сам, кто знает? Даже шисюн Шан выглядит менее затравленным, чем раньше, из-за покровительства Северного демона. Жизнь идет, всë меняется, и у Му Цинфана вдруг создается ощущение, что только он один остался в прошлом. Стоит там в пыли, одиноким юношей, только получившим новое имя с приставкой Цин, но уже тогда заметившим ученика с другого пика, который с ужасающей регулярностью становился его пациентом. Му Цинфану страшно. Возможно, свою руку здесь приложил недосып, но ему кажется, что его время не движется. Он остановился там, далеко позади, а все его знакомые идут вперед, не оборачиваясь назад. Если всë так продолжится, то о нëм все просто забудут. Он будет исполнять роль красивого интерьера в чужой жизни. Он знает, что его способности и исследования очень важны: для пика, для людей вокруг, для мира в целом, - но он не может отделаться от мысли, что никому не нужен. Всем нужны его способности, но не он сам. Перечитывая одну и ту же строчку уже в пятый раз, он хочет заплакать, но не может. Не помнит, как, не умеет в целом да и нельзя ему, горному лорду, проявлять столь явную слабость. Поëжившись от холодного ветра, врывающегося в окно, которое он сам час назад открыл для проветривания, но совершенно забыл закрыть, Му Цинфан встал, чтобы отрезать путь проникновения холодному воздуху. В этот момент в дверь громко постучал и, не дожидаясь ответа, вошёл молодой на вид человек. - Приветствую шисюна Лю и поздравляю с возвращением, - говорит Цинфан и присаживается на край столешницы, складывая руки на груди. - Какими судьбами? - Ой, прекращай, - машет в ответ на любезности Лю Цингэ и качает в знак приветствия головой, - я к тебе тут с несколькими царапинами. Представляешь, мы только подошли к границе, как появилась стайка демонов чуть выше среднего уровня, и мои испугались. Я, конечно, подождал чуть-чуть, но пришлось спасать. Вот ты мне скажи, на кой черт идти на пик войны, если боишься всякой мелочи? - Если для шисюна Лю это мелочь, то это ещё не значит того же для младших адептов. Для них это могло быть самое страшное, что они видели в жизни. Шисюну стоит быть терпимее с учениками. - Если каждого оберегать, то некому будет доверить на поле боя свою спину. - Даже если ты так говоришь, ты всë равно их оберегашь, иначе откуда бы взялись эти порезы? - Ой, вот только не начинай, твоя взяла, а теперь лечи. В последнее время между ними возникло что-то, что Цинфан хотел бы назвать дружбой. Временное проживание Бога войны с лекарем сыграло свою роль, и теперь тот перестал говорить, что все целители - редкостные хлюпики. Хоть Цингэ явно поддавался, но всë равно уложить главу пика на лопатки могли далеко не многие, а Му Цинфан - смог (ему даже показалось, что после того случая во взгляде Лю Цингэ на некоторое время появилось некое уважение, будто Цинфан не был для него пустым местом). Так же, из-за ежедневных встреч и столь близкого соседства, год на второй они стали общаться более неформально, а спустя все пять лет, их разговор напоминал простые препирания двух друзей. Му Цинфан ещё иногда переходил на официальный тон, но это скорее было для самого себя, чтобы случайно не забыться, чем для соблюдения правил приличия. Так на пике пролетало время, и за разговорами во время перевязок лекарь сам не заметил, как влюбился окончательно, а Лю Цингэ - что стал безоговорочно доверять. Он даже несколько раз спрашивал совета, что можно подарить шисюну Шэню. Что же это, если не полное доверие? Тяжело вздохнув, Цинфан отпрянул от своего стола и подошёл к уже усевшемуся на койку, стоящую в кабинете на всякий случай, лорду Бай Чжаня. - Ну-с, раздевайся. Знаешь, кто на вас напал? - Нет, - ответил развязывающий пояс Цингэ, – всех мелких демонов не запомнишь. Если тебе это что-то скажет, то у них всех были горчичного цвета рога. В том месте я таких ещё не видел. - Хм, возможно они переселились из более тёплых краев… В любом случае, подними голову, – порез на груди выглядел не серьёзным, но достаточно длинным, начинаясь от левой ключицы и заканчиваясь на середине правого бока. Промыв рану водой из принесённого только что его учеником тазика, Цинфан пропустил свою энергию сквозь чужое тело для обнаружения возможных внутренних повреждений или яда, но отдёрнул руку назад, когда увидел, как Цингэ вздрогнул от его прикосновения. - Шисюн, что-то не так? Тебе больно? - Нет, - проговорил горный лорд и зачем-то отвернулся, - просто у тебя руки холодные. Я не ожидал. - Ну что поделать, не все же живут на заснеженной почти целый год вершине. - В любом случае сейчас только начало зимы, а ты опять мерзнешь. И вообще, ты заклинатель или кто? Почему ты не используешь ци для согрева? - Во-первых, мне не холодно, – соврал, даже не поведя бровью, Цинфан. – Это моя обычная температура тела, а во-вторых, даже если бы было, я не могу. Что если ко мне на пик снова принесут ученика с твоей тренировки или ты сам пожалуешь, как пару недель назад? Я до сих пор гадаю, в какие дали тебя тогда занесло. Случись какая-нибудь непредвиденная ситуация, и мне просто не хватит сил помочь. Понимаешь? – и тут они встретились взглядом. Смотря всё это время на рану, продолжая неторопливо проверять внутренние каналы собеседника и сразу же замазывая проверенный участок лечебной мазью, Цинфан совсем не ожидал, что на него будут смотреть так пристально и даже, кажется, не моргая. - Что с тобой не так? –серьёзно спросил Цингэ и лекарь совершенно растерялся. - Да что не так-то? Ты о чём? - У тебя мешки под глазами скоро будут размером с мой цянкунь. Ты когда спал в последний раз? - Вчера утром. - Не ври, – не поверил Лю Цингэ, - здесь дня четыре видно. Знаешь что? А иди-ка ты спать прямо сейчас. - Спасибо за совет, шисюн, но у меня много дел. - Это каких же? - В данный момент мне нужно рассчитать оптимальное количество бутылей для порошков, которые надо закупить в этом году. -Ерунда, эту логистику можно скинуть на Цинхуа, а то ходит уж слишком довольный собой. Чертов предатель. - У шисюна Шана много своих дел. Я не хотел бы загружать его ещё больше. Тем более, кроме этого, мне нужно также сделать отчёт о недавно проведённых опытах с ядом водной гидры или, например, из срочного: дописать всё тот же ежемесячный отчёт. - Ничего, - начал перечислять бог войны, - Цинхуа переживёт, ученики сами могут написать про иследования, не маленькие, а что насчёт отчёта… Тебе там про что осталось написать? Про эту неделю? И заключение? – увидев утвердительный кивок, Лю Цингэ слегка улыбнулся. - Вот видишь? Всё просто. Меня не было на пике примерно столько же, так что так уж и быть, могу написать и за тебя. Высокий слог не обещаю, но суть передам хорошо, – говоря это, Цингэ натягивал свои вещи обратно, всё так же не отводя пристального взляда от чужих глаз. От этого Цинфан почувствовал, как медленно начинают краснеть его уши. - Где твои документы? Вот эта стопка? Так, а вот этот открытый – это про бутылки, да? Ну и всё. А теперь, пошли. Перед тем, как наведаться к этой мелкой демонической прислужке, проверю, что ты добрался до своих покоев. И не забудь выпить снотворного, у вас тут так журавли орут, что хоть вешайся. Не понимаю, как ты в этом гвалте ещё пытаешься работать? - Цингэ открывает дверь с ноги и остаётся в таком положении, будто ждёт, чтобы его шиди прошёл вперёд. Му Цинфан не отказывает себе в этом маленьком удовольствии и проскальзывает в дверной проём. Слышится щелчок замка, и шисюн оказывается рядом, держа в руках увесистую стопку бумаг, хотя для бога войны она наверное мало что весит. Они идут по коридору главного здания, и Цингэ в деталях рассказывает, как прошла его последняя вылазка к границе, когда позади вдруг слышится громкое “Шицзюн!”. Глава Бай Чжаня оборачивается и видит своего единственного ученика. По виду Ян Исюаня становится понятно, что тот спешил. Поклонившись горным лордам, он обратился к своему учителю, протягивая перед собой какой-то кулёк: - Шицзюнь, вы мне сказали сообщить, когда придёт плащ. Мне отнести его к вам в покои? - Не надо, подойди. Вот, подержи, - протянул ученику стопку бумаг Цингэ, а сам взял предмет из чужих рук. – Эту часть - ко мне в кабинет, а эту отнеси на Аньдин и отдай лично лорду Шану. Передай ему, что, если есть время, нефиг лениться, а стоит помочь брату по оружию. И чтобы сделал это как можно быстрее. Всё, иди, - и, не дожидаясь ответа, развернулся обратно к лекарю. - Ты его так совсем загоняешь, - посмотрев в спину быстро уходящего юноши, пожурил собеседника Му Цинфан. – Но спасибо. - Ай, - отмахнулся от благодарности Цингэ. – Ничего страшного, ему полезно. На вот лучше, примерь, - и, не дожидаясь, когда лекарь среагирует, накинул на плечи того новый плащ. – Он из кожи снежной эфы, которую я убил где-то месяц назад, – говорит он, не без удовольствия отмечая свои заслуги. – Тебе он обязательно будет полезен, так что дарю. - Смотрит внимательно и едва уловимо улыбается краешком губ. А Цинфан ломается. Были бы слёзы, он наверняка бы заплакал. Навзрыд. Громко. Потому что знает, что эти опасные змеи живут только в ледяной пустоши, куда просто так, случайно, заклинатель попасть никак не мог. Значит шёл намеренно. Плащ ручной работы даже имеет голубую вышивку на плечах и внизу по подолу. Красивую. Он и вправду очень тёплый и на удивление прочный, всё-таки не зря эфа – один из сильнейших монстров мира демонов. Для себя бы Лю Цингэ такой никогда не сделал. Он не любил хвастаться тряпьём, скорей бы бог войны, оправдывая прозвище, мог рассказать о самом факте гибели тысячелетнего существа, чем о том, что сделал из него плащ. Значит это подарок. А если подарок, то кому как не Шэнь Цинцю? И это правильно. Так и должно быть. Цинфан получил его только потому, что надавил на жалость мужчине (как бы кто ни говорил, но под маской строгого, всегда готового ринуться в бой воина скрывался очень легко ранимый и добрый юноша). Он не может взять эту вещь. Это не его. Это не ему. И от осознания этого только сильнее спирает горло. - Лю шисюн, спасибо тебе за твою заботу, - на удивление, получается сказать это почти спокойно, - но не стоит. Я не достоин носить плащ, сделанный из столь редкого существа, которого убил сам бог войны, – он порывается снять столь искусную работу, но на плечи ложатся чужие большие ладони, не позволяя стянуть ткань вниз. - Нет, достоин и очень даже, – твёрдо и уверенно говорит чужой голос, будто сам верит в то, что сказал. – А теперь пошли. Мне хочется спать от одного твоего вида, – последний раз похлопав по плечу лекаря, Лю Цингэ разворачивается, чтобы продолжить путь. Но Цинфан не двигается. Он просто не может даже шелохнуться. Голова резко начинает болеть особенно сильно, в ушах стучит давление, и ему кажется, что он даже не дышит, потому что не может заставит себя сделать вздох. Он просто стоит с опущенной головой, не моргая уставившись в белоснежный, как и его кожа сейчас, подол. Лю Цингэ же воспринимает неподвижность товарища по-своему и думает, что лекарь просто достаточно умотался, чтобы заснуть стоя, поэтому аккуратно берёт чужую руку и тянет вперёд. А Цинфан и не сопротивляется. Остаток пути лорд Бай Чжаня молчит, чтобы не занимать уставшего человека разговорами ещё больше. У самого Му шиди этот отрезок времени сохранился в памяти довольно смутно и поэтому он даже не может сказать, что помнит хоть что-то, кроме тёплой руки, держащей его собственную. Следующим чётким воспоминанием становится остановка у дверей его домика. Лю Цингэ, как всегда не спрашивая разрешения, входит в дом первым и тянет за собой безвольного лекаря, усаживает того на кровать, а сам достаёт из ближайшего шкафа мешочек с травяным порошком. С помощью ци подогревает воду в чайнике, кидает туда ложку того самого порошка и наливает чашечку готовой смеси Му Цинфану. Тот смотрит на свою мелко дрожащую руку и залпом, чтобы не пролить ни капли, выпивает всю горькую жидкость. Дышать становится легче. Цингэ помогает снять ботинки, кладёт плащ на стоящий радом стул, а потом укладывает и самого Цинфана. - Всё, ты спи, а я пошёл. Надо ещё этих старших лентяев проверить. Поди ничего не делали эти пять дней. - Только не усердствуй, а то понадобится ещё моя помощь, – старается пошутить лекарь, и получает лёгкую улыбку в ответ. - Можешь не беспокоиться, я сегодня буду сдерживаться. Так, чуть-чуть совсем их поколочу, любя, и всё. Так что ни о чём не беспокойся и спи, – машет рукой на прощание и уходит, а Му Цинфан так и продолжает смотреть на уже закрывшуюся дверь. Минуты через две он отмирает и тянется слабой рукой к стулу, хватает лежащую на нём вещь и дёргает на себя. Плащ сваливается с стула и ложится на покрывало рядом с лекарем. Тот внимательно рассматривает оббитый мехом с головы Эфы капюшон и прижимает одежду ближе к себе, утыкаясь носом в этот самый мех. Плащ слишком недолго был в руках Лю Цингэ, чтобы на нём остался его запах, но Цинфану хватает самого факта, что это ЕГО, Цингэ, подарок ЕМУ (даже если изначально задумывалось не так). Он уже давал шанс забрать вещь, так что теперь, пусть хоть Лю Цингэ сам лично придёт требовать её вернуть, лекарь ни за что не отдаст плащ обратно. Не после того, как сердце заходится в глупом быстром ритме, а с ресниц всё-таки срываются непрошенные слёзы усталости и обречённости. В этот день Му Цинфан заснул, свернувшись в комочек и прижимая к груди чужой подарок.