Я не горжусь

Питер сидит в комнате для допросов, изолированный от остальных преступников. Он напуган, но никак не своим будущим. Насколько ему может стать хуже, чем сейчас, когда он потерял всё? Страшно осиротеть второй раз, а не то, что тебя пытаются привлечь к ответственности за избиение самых настоящих грабителей и убийц. Больше не имело значения ничего, кроме того, что он восстановил справедливость. Да, он скорее всего будет так же выть от скорби каждую ночь, как это было до укуса радиоактивного паука, когда умерли его родители, но сейчас ему не придётся чувствовать эту давящую беспомощность. Это не залатает дыру в его сердце, но он сделал что-то правильное, что-то незаконное, но правильное. Так и поступают герои, когда закон бессилен. Ведь он и был героем. И то, что вероятно все теперь узнают, кто такой Человек-паук, тоже не страшно. Намного страшнее, что он сам не знал, кто такой Человек-паук. Питер рассматривает свои руки в синяках и крови, скованные наручниками. Одна перчатка разорвана, вторая утеряна где-то на месте боя. Наверняка, он оставил кучу отпечатков пальцев, плюс ещё кровавые следы от его ножевого ранения — полиция нашла бы его, даже если бы он не словил приступ панической атаки, и успел убраться. Если он сможет вернуться к своей деятельности, нужно будет с костюмом конечно что-то придумать получше. Цепочка, прикрепляющая наручники к столу, слишком короткая, чтобы позволить дотянуться руками до лица, и Питеру приходится наклониться, чтобы счесать рукавом засохшую кровь под носом. Прикосновение к руке приходится точно на ушиб, о котором Питер раньше не подозревал, и он кривится от боли. Мозг просто не успевает обработать всё, что произошло с ним и его телом за последние несколько часов. Появление суперспособностей очень круто изменило его жизнь. Он стал сильнее. Быстрее. Лучше. Но хотя он обладал поразительной регенерацией, это не значит, что он больше ничего не чувствовал. Напротив — чувства обострились. И совсем недавно всё, что он мог чувствовать это ярость. Ослепляющая ярость и обжигающая жажда мести, будто других эмоций не существовало на свете, и на какой-то отрезок времени возмездие было смыслом его жизни, он был готов умереть по достижению цели. Гнев наполнил всё его нутро и стал источником такой силы, которую Питер и представить себе не мог. Отворившаяся дверь прерывает его мысли, впуская в комнату крепкого темнокожего мужчину с повязкой на одном глазу. Он не одет, как полицейский. Питер предполагает, что он из какой-то другой структуры, и ему либо крупно повезло, либо крупно не повезло. Мужчина бросает взгляд на скованные руки подростка. На его лице мелькает удивление, как будто он не ожидал, что Питер до сих пор будет смирно здесь сидеть. Конечно освободить себя от наручников для него не сложнее, чем обычному человеку сломать спичку, и он мог бы выбить бронированные двери и сбежать. Но зачем? Он не сделал ничего дурного. Незнакомец садится напротив и продолжает молча рассматривать юного заключенного. Питер выглядит, как хороший мальчик, с которым случилось много плохого. У него очень миролюбивое лицо, несмотря на ссадины, и немного растерянный взгляд, что естественно — он не знает, чего ожидать. Пряди не сдуваются с лица, потому что волосы потяжелели от присохшей крови, и он трется лбом о своё плечо, чтобы сдвинуть их. — Ты знаешь, почему ты здесь? — Человек с повязкой наконец решается заговорить. — За драку, — осторожно отвечает Питер. Мужчина издаёт смешок и кивает на стальную стену, вопросительно поднимая бровь. Они бы, наверное, не сидели в этой комнате, если бы дело было в простой драке. — Думаю, я немного… превысил полномочия. — Полномочия? Питер не знает, как вежливо сказать «Да ладно тебе, мужик!», и вместо этого опускает взгляд на свой порядком растрёпанный костюм. Полиция поймала парня одетого, как Человек-паук, и загадочный тип очевидно в курсе его деятельности. К чему эти дурацкие уточнения? — Хорошо. — Мужчина кивает. Он кажется удовлетворённым тем, что Питер не отрицает своей личности. — Что, по-твоему, там случилось? Только честно. — А вы, простите, кто? Может быть мне нужен адвокат? Мальчишка здраво соображает и, кажется, совсем не соответствует тому описанию психопата, которое составила полиция. На лице допрашивающего появляется выражение, которое Питер не может интерпретировать. Затем он всё же представляется: — Ник Фьюри, антитеррористическое разведывательное агентство ЩИТ. — Вы работаете со Мстителями?! — Команда быстрого реагирования. — Фьюри кивает. — Ты тоже мог бы однажды стать Мстителем. — Я не хочу. Очень твёрдый ответ. Видно, как мальчик хочет скрестить руки на груди, но его останавливают наручники. Фьюри подаётся вперёд и пытается заглянуть ему прямо в душу. — Неужели? Разве ты уже не мстишь? Питер не выдерживает длительного зрительного контакта. Страшно подумать, насколько это было бы напряженно, если бы агент имел оба глаза. — Ты привлёк наше внимание, Питер Паркер. — Фьюри откидывается на спинку своего стула. — Мы не хотим, чтобы ты был врагом нам, миру или себе. Поэтому я здесь. — Почему бы я был врагом? — Так ты расскажешь мне что там случилось? И Питер рассказывает ему всё. Как он увидел по новостям ограбление банка, в который как раз отправились его дядя и тётя, как он нашел в Инстаграме лайв кого-то из заложников, как по пути к банку он в режиме реального времени увидел, как дядю и тётю застрелили. Того, кто это снимал, тоже застрелили. Но это было уже не так важно. Питер лишился своей последней семьи. Грабители успели сбежать, но он отследил их до какого-то заброшенного здания и навалял им как следует. Потому что этого бы больше никто не сделал. Да, он немного потерял контроль, но они заслужили это. — Их же арестовали, да? — Спрашивает Питер, стараясь держать голос ровным. Проговаривать вслух произошедшее оказывается сложнее, чем он мог себе представить. Слёзы жгут глаза, и у него почти не остается сил их сдерживать. Ник Фьюри отрицательно качает головой. — Они в больнице? — Можно и так сказать. Фьюри тянется во внутренний карман своего пиджака и достаёт оттуда фотографии. Он раскладывает их одна за другой на столе перед Питером и наблюдает за его реакцией. Подросток узнаёт здание, но всё остальное он не понимает, зачем ему показывают. От того, что он видит, ему становится немного нехорошо. В тесной комнате и так нечем дышать, а от этих зверств на фото может и стошнить. Возможно его даже уже тошнило сегодня, он не помнит. — Что это такое? — Это место преступления, Паркер. — Фьюри выдерживает небольшую паузу. — Место твоего преступления. — Я не понимаю… Я этого не делал! Я не мог это сделать! Тогда Фьюри достаёт ещё одну фотографию. И на ней Питер видит себя: он сидит в углу, обхватив руками колени и опустив голову. Снимок разблокирует воспоминание, и вот он четко видит, как раскачивается вперёд-назад, пытаясь привести мысли в порядок. Он понимает, что нужно уходить, но его трясёт и мутит, ноги будто налились свинцом, он не может встать. В нос бьёт металлический запах крови, он чувствует вкус крови во рту, растекающаяся лужа крови подбирается к его носкам, но он только съёживается сильнее, потому что не может даже отодвинуться от неё. Питер ещё раз смотрит на остальные фотографии. Это действительно сделал Человек-паук. Теперь он помнит каждое своё смертоносное движение. Минутами ранее он был напуган тем, как не смог справиться со своими силами, но оказывается, его неспособность обращаться с ними в совершенно иных, устрашающих масштабах. Человек-паук — чудовище. Хуже того: Питер Паркер — чудовище. Ужас от осознания этой мысли ошпаривает внутренности. Питер зажмуривается, хватается за голову, не замечая, как срывает наручники с цепи. В ушах начинает звенеть, и он слышит только своё частое дыхание. Минуты превращаются в вечность. Фьюри убирает фотографии. — Мне кажется, даже Каратель был более гуманным со своими жертвами, — говорит Фьюри, когда Питер наконец возвращается к реальности. Не похоже, чтобы ему было дело до кризиса личности собеседника. — Знаешь, мы даже не всех смогли опознать. Полиция недовольна. — Главное, что они больше никого не убьют. — А ты? Такого Питер не может ему пообещать после всего, что он открыл в себе сегодня. Он уводит взгляд. — Отвечая на твой вопрос: адвокат тебе не понадобится. Ни один адвокат не сможет тебя вытащить из такого. Питер задумчиво хмурится. Адвокат очевидно не сможет, но что означает внимание ЩИТа к нему? — Только представь, сколько бы шуму наделал процесс… Школьник против одиннадцати вооруженных грабителей! Всем покажут это месиво… Твои одноклассники офигеют. А юный мистер Томпсон наделает в штаны, когда поймёт, что он мог стать таким же фаршем, будь у тебя каплей меньше самоконтроля. Немного напрягает, насколько детальное на него досье, Питер даже не представлял, что мог быть настолько кому-то интересен. Подколы приходится проигнорировать. — Какова ваша роль здесь, агент Фьюри? Крошечная улыбка мелькает в уголке рта агента. Всё-таки очень хорошо, что возможный ценный кадр не совсем слетел с катушек, раз он всё ещё в состоянии разумно расставлять приоритеты. — Думаю, ты понимаешь, что, если бы мы не вмешались, тебя бы ждала прямая дорога в тюрьму для несовершеннолетних, затем для взрослых, и сидеть тебе там до скончания веков. Питер безучастно пожимает плечами. Во-первых, это справедливо. Во-вторых, даже если ЩИТ сделает его невиновным, ему некуда идти — если его отправят не в тюрьму, то в детдом. — Но мы наблюдали за тобой, — важно продолжает Фьюри. — И ещё мне позвонили. Поэтому этот сценарий отметается, и вместо него есть два новых. В одном тебя всё равно заключат, но в специальном месте — как раз для таких одаренных, как ты. — Как Аркхэм что ли? Фьюри — не любитель комиксов DC — тяжело вздыхает в ответ. — В другом ты становишься заботой ЩИТа. Никаких судов, дело заминается, мы определяем тебе наставника, оформляем его твоим официальным опекуном и помогаем тебе решить твою проблемку с контролем гнева и обуздать твои способности. Что ты выберешь? Второе предложение конечно позаманчивее первого, но, как известно, у всего есть своя цена. — В чём ваша выгода? — Мы стоим на страже покоя наших граждан, Паркер. Не в наших интересах, чтобы по улицам разгуливал такой преступник, как ты. Шансы на то, что ты останешься героем под нашим присмотром выше, чем если ты побываешь в тюрьме. Питер не спешит соглашаться — ответ его не убеждает. — Срок — это огласка. Если ты выберешься, Человеку-пауку придётся сделать ребрендинг. Знаешь, бабушки не захотят, чтобы их переводил через дорогу безжалостный убийца. — Если бы вы могли не называть меня… — И среди таких же безжалостных убийц, — Фьюри игнорирует просьбу, — ты сам и окажешься! Как знать, скольким ты успел насолить, пока геройствовал? Может тебя прикончит сокамерник в первую же неделю. Паучье или обычное человеческое, но чутьё подсказывает, что это не вся правда. Питер выжидает немного, на случай, если агент Фьюри добавит что-то ещё, но похоже тот закончил. — А на самом деле? Фьюри начинает нравиться Человек-паук, хотя он никогда не относился к нему серьёзно. Он не любил детей и особенно подростков, а подвиги конкретно Питера Паркера мало его впечатляли. Скорее совсем не впечатляли. Кто-то посматривал, чем он занимается, так, для порядка, но как супергерой он не представлял ни большого интереса, ни большой угрозы. До сегодняшнего дня. Но то, как после эмоциональных не то что качелей, но русских горок, котелок этого подростка всё ещё варит, на Ника Фьюри впечатление производит. — Я думаю, ты славный малый, Питер Паркер. Со всеми случается дерьмо, но тебе не место в тюрьме, — начинает Фьюри. — Ещё я думаю, ты мог бы быть полезным в штате агентства или стать членом команды Мстителей. Когда починишь кукуху и подрастёшь, разумеется. — Вы просто хотите меня завербовать. — Я просто хочу тебя завербовать. — Фьюри разводит руками. — И не хочу, чтобы тебя завербовала какая-то зловещая банда. Питер благодарен ему за честность. Неожиданно бронированная дверь открывается снова. На пороге стоит сержант полиции, но он не входит. — Сэр, она здесь. — Отлично! — Фьюри подымается и, прежде чем выйти обращается к Питеру: — У тебя пока есть время подумать. Дверь закрывается, и Питер остаётся наедине с таким незнакомым и чужим собой.