Фамильяр

      — Как-то оно не похоже на иллюстрации из книги. Я же говорила, собаку надо было заводить, это надёжнее!       Верн скривился и сделал вид, что слова Симоны ни капли не задели его достоинство чернокнижника. В конце концов, в том, что ритуал призыва прошёл криво-косо, была и её вина — кто, спрашивается, притащил лярд вместо свиных кишок и мешок замороженных мышей?! Ладно бы только это, так потом ещё Ланс с Дойлом нагрянули со всей своей сворой, окунули несчастное создание в жидкий азот, когда оно ещё и не вылупилось толком, и вот он результат, ползает по покрывалу на мохнатеньких ножках, подслеповато тычась клювиком хозяину в ладонь. Зелёная, колючая, но не ёлка — угадайте, что это? Правильно — моль-переросток, призванная юным чернокнижником Верном из глубин небытия.       — Не оно — она. Это девочка, — поправил Верн Симону, надеясь увести разговор как можно дальше от несоответствия своего фамильяра обещанному книгой результату. Фамильяр, словно оценив заботу, что-то пробурчал, моргнув круглыми чёрными глазками.       — Откуда ты знаешь, проверял? — ухмыльнулась девушка, расположившаяся на противоположном углу кровати. Она явно получала от происходящего слишком много удовольствия.       — Чувствую. У нас с ней ментальная связь. Я знаю, когда она хочет есть, а она чувствует, когда я её зову. Смотри, — Верн поднял руку, в которую только что тыкался остренький клювик, и громогласно произнёс, — Ко мне, Молька!       Фамильяр особого рвения не проявил, но, кажется, дёрнулся в сторону хозяина, не переставая бурчать. Верн удовлетворённо кивнул и опустил руку.       — Видишь, слушается хозяина, — улыбнулся парень. Во взгляде Симоны, однако, читался всё тот же скепсис.       — Ты что, реально назвал её Молька? — спросила она, вскинув бровь.       — А что такого? Моль, она и есть моль. Она даже ткани ест, представляешь? В подушке дыру проклевала, хулиганка.       Симона не верила своим ушам — в голосе Верна читалась едва ли не отцовская нежность. Такое с ним было впервые — раньше он никогда не питал особой страсти к животным, даже совершенно ручного хорька Симоны гладил с большой осторожностью. Теперь же он словно обзавёлся пушистым зелёным ребёнком, который норовил его клюнуть. Не сдерживая улыбки, Симона протянула руку, чтобы погладить новую знакомую по шкурке, и тут же отдёрнула ладонь.       — Она колючая! — провозгласила девушка, морщась.       — Я предупреждал, — кивнул Верн. — Бедняжка месяц ютилась в школьном подвале, пока не нашла меня, вот и ершится постоянно. Возможно, она тебя когда-нибудь и примет, но я ничего не обещаю. Фамильяры верны своим хозяевам, и только им.       — Посмотрю я, как твои родители отреагируют на то, что их, видите ли, не приняла гигантская сыновья моль, — вновь съязвила Симона. — Кстати, когда планируешь им рассказать?       — Когда Молька подрастёт и научится разговаривать — в книге сказано, что на это месяца четыре обычно уходит. Устрою им официальную встречу.       — Ага, встречу с санитарами из известного места, — Симона, однако, выглядела вполне довольной сложившимся в жизни друга раскладом, ведь впервые за долгие месяцы Верн выглядел счастливым, а большего ей от жизни было и не нужно. «Спасибо, Молька», — подумала она про себя.