Bittersweet

Покинув натужно скрипевшие от любого дуновения почти незаметного ветра ворота средней школы, я наконец смогла вздохнуть с облегчением. Сам учебный ад позади, вместе с его раздражителями, и теперь можно было ненадолго расслабиться, неспешно направляясь домой. Ну, как ненадолго… сам факт того, что сегодня вообще произойдёт, висит у меня на плечах неподъемным грузом ответственности и степенью своей, так сказать, неприятности, так что отдыхом и восстанавливающимися мозговыми клетками мне и не пахло. Ведь именно сегодня, в этот «знаменательный» день приежала моя горячо нелюбимая родственница (двоюродная кузина с тем ещё сложным характером) из Франции. Не то, чтобы кузина была такой уж раздражающей и самым, что ни на есть, монстром, но и сказать, что эта «мадама» была ангелом во плоти — значит очень нехорошо соврать, потому что кузина Ренесме была той ещё языкастой и, конечно же почему-то любимой и с какого-то ежа горячо обожаемой всеми, стервой. Впрочем, как и все мы. Безумно красивая, но в такой же степени и гнилая — вот точное описание нашей родственницы, хотя до таких терминов я старалась сильно не опускаться в своих выражениях, даже в мыслях. Это… с вашего позволения, прекрасное чудовище (хотя даже с прекрасным я могла поспорить, ибо Виола, то есть, уже моя новая мать, была намного красивее и утончённей в свои сегодняшние тридцать с лишним, чем вот эта вот разрисованная малолетняя пигалица), и была тем самым человеком, который окончательно испортил репутацию нашей семьи. Ну, точнее, моих новых родителей, которых я всё никак не привыкну по-нормальному называть, постоянно путаясь в выражениях и иногда даже случайно называя каждого из них по имени, хотя они, кажется, были даже не против такой странности (одной из) своей дочурки; ну и ещё потому, что сильнее втоптать в грязь род Аканэ ещё постараться нужно. Ещё бы, ибо после той безумной выходки от тётушки Медеи вряд ли вообще кто-нибудь сможет хоть как-то переплюнуть эту гениальную, но сумасшедшую женщину. Да и, признаться честно, никому не хотелось сильней привлекать внимания к себе, чем уже есть на самом-то деле, ведь в прошлый раз, когда вытаскивали тётку из тюрьмы и ответственности, нашей семейке ненормальных уже успели пообещать, что ещё раз нечто подобное случится — и будет очень плохо. Противная, вечно взъерошенная соседка напротив с длиннющими, покрашенными в отвратительно кислотный алый цвет ногтями (кажется, её звали Норико-сан?..) до сих пор нарочито шумно начинает противно кудахкать своим отвратительно громким голосом о том, как прогнило общество и одна семья в целом (пальцами не будем тыкать, ибо все знают, что наша семейка — то ещё сборище ненормальных фриков), когда мы просто проходим мимо её дома, и что никто из нас не уважает восточные традиции, дедовщины и все такое, что женщины, которые должны сидеть дома и уважать мужа взяли себе и бесстыдно устроили эдакую революцию, отказываясь брать себе японские имена, но оставляя себе ту фамилию, с которой они родились, не беря её у своего, эм-м, партнёра в браке. Самое забавное в том, что женщины в нашей семье, которые, в отличие от той же кузины-с-именем-странного-ребёнка-из-Сумерек, всё же предупреждали заранее, когда приезжали «просто погостить», принимали это за вполне себе комплименты, благодаря и тем самым ещё больше распаляя взбешённую Норико, которая в тот момент была похожа на жалкую помойную псину, скрещённую каким-то безумным образом с ламой, до пока не достигнутого предела. Почему-то её жутко раздражало и до чёртиков злило то, как к ней обращаются на европейский манер вместо вполне себе привычного японцами «-сан». А ещё, казалось бы, эта смешная женщина вообще была готова злиться чуть ли не до бесконечности, выплёвывая в нашу сторону всякие оскорбления и ругательства с таким довольным видом, будто бы так и надо было. Но как бы не смешно она выглядела и вела себя, именно из-за этой… с-собаки моя новая, светлая и милая маман теперь замкнулась в себе, постоянно тихо что-то себе бормоча под нос и напевая всё те же жуткие песенки, иногда кружась по всей гостинной в причудливом пьяном танце. А противная кузина с длинным ядовитым языком поддакивала той же тётке, предлагала новые ругательства и жаловалась-жаловалась-жаловалась на «скучных, противных людишек»… заставляя недолюбливать себя ещё сильнее. Желание схватить эту особу за её же хрупкую шею и «нежно» пожать её же до противного хруста становилось до отвратительного сильнее и сильнее с каждым моментом, так что мне приходилось в срочном порядке уходить из дома на несколько часов, дабы хоть немного, но развеяться. В общем, дальней своей родственнице с красивым, но весьма странным именем (её родители серьёзно решили назвать свою дочь в честь ребёнка-вампира из Сумерек?..) я была очень даже не рада и, если бы была возможность, то и избавилась бы от неё, скинув ответственность на плечи сердобольной бабули Мари. Та, думаю, и сама была бы не против воспитать из той ещё занозы в заднице хотя бы подобие человека, как она сделала это со мной. Да, я тоже, как бы не тяжело это признавать, в не таком уж и далёком детстве была очень сложным ребёнком, и этой милейшей женщине пришлось меня воспитывать чуть ли не с нуля, ведь и так занятые родители не могли справится с той яростной катастрофой, которой и являлась моя разноцветная персона. Это сейчас характер у меня более-менее спокойный и в какой-то мере уравновешеный, а вот раньше я была тем ещё маленьким, лохматым, вечно злым и, не постесняюсь этого слова, диким чудовищем, да таким, что тот же Бакуго, который слыл в нашей школе тем ещё хулиганом и малолетним деспотом, обзавидовался бы. В общем, ребёнком я была ужасным, без всяких преувеличений. Но всё же как бы я не отнекивалась, не кусалась, рычала и царапалась, походя этим самым на какое-то дикое животное (или того же Бакуго), бабулины сеансы бессмысленной йоги (где мы часто просто зависали в одной позе до тех пор, пока не засыпали в ней же), такого же лишённого всякого смысла балета (иногда мы даже танцевали) и, чтоб её, самой лучшей кулинаротерапии (самое любимое время было тогда, когда всё, что мы готовили, нужно было съесть) принесли свой результат, и я начинала понемногу втягиваться в свою новую жизнь, где теперь я была обычной (ха!) и нормальной (ещё три раза ха!) японской девочкой. А потом, когда сеансы бабулиной терапии стали со временем сходить на нет, книги стали ещё одним моим спасением от вполне себе отличающийся реальности. Бурливший во мне гнев и отчаяние с возрастом, конечно, не совсем прошли, но я научилась их лучше контролировать и выпускала свои чувства на волю только в весьма крайних случаях. И хотя я иногда хотела просто скинуть одну весьма раздражающую персону в глубокое синее море (ну или в сточную канаву, что тоже было бы весьма неплохо), и не испытывая никаких зазрений совести сделать так, чтобы все подумали на несчастный случай (спасибо дядюшке Лоренцо за интересные фильмы про криминал), я всё же старалась сдерживаться, просто хмуро зыркая из-под лоба на объект своей раздражительности. Был в этой моей бесполезной злости только маленький нюанс — я была беспричудной, а значит, и заведомо слабей своей «глубокоуважаемой» кузины, у которой всё же была и причуда, да и соулмейт, который с радостью поделится силами со своей обожаемой зазнобой. Отпор я могу дать только на словах, а вот если дело дойдёт до драки, то мне однозначно попадёт, и не слабо. К тому же, Ренесме была, есть и будет сильной и властной, чёрт бы её побрал, альфой. Ещё один фактор, доказывающий, что против неё нынешняя я — то ещё ничтожество. Разумные и вполне себе логичные доводы пятнадцатилетней малявки о том, что эта вот периодически нежданно-негаданно навещающая нас отвратительная персона (я, конечно же, имела ввиду нашу «красавицу, умницу и чуть ли не самую офигенскую мадмуазельку во всей этой грёбанной вселенной») всех нас погубит, естественно, никто не послушает, потому, что «Девочки в этой семье всегда рождаются с некоторыми странностями, дорогая Бьянка, так что просто прими это и закрой свой миленький рот, пока не стало слишком поздно», вот и приходилось затыкаться в тряпочку и молчать на все те оскорбления и поступки, которые сыпались почему-то только на наши бедовые головы, и, конечно же, терпеть. Молча сжимать кулаки, которые так и чесались вмазать противнющей кузине в её красивое лицо. Хотя, конечно же, вместо её лица мне до безумия хотелось вцепиться этой особе в её же длинный язык и вырвать с корнем этот ядовитый разносчик хаоса, дабы хоть ненадолго, но успокоить свою пылающую ярость. Моя новая мать была самым лучшим, добрым, милым и самым понимающим человечком в это жизни, и она никак не заслужила того, чтобы на неё падало столько грязи этого бренного мира, но что я — беспричудный фрик с минимумом влияния, могла сделать?.. разве что податься в мелкие злодеи, чтобы хоть как-нибудь узаконить свою ненормальную тягу к беспринципному насилию, или записаться в секцию борьбы. Последнее было бы гораздо предпочтительней для моей же скудной репутации. …хотя не факт, что меня не выкинут оттуда так же, как из школьного клуба рисования, по причине моей «пустышности». К слову, об учёбе и, конечно же, предстоящих экзаменах для окончания средней школы, как же без них-то. Если бы сегодня одни не совсем умные личности с осьминожьими патлами не мешали мне учится, то, возможно, я смогла бы подольше посидеть в библиотеке и разобрать не совсем понятную моим тупым мозгам тему по физике, сделав некоторые заметки у себя в тетради, а то как же мне сдавать эти треклятые экзамены?.. нет, конечно, в интернете и в круглосуточной библиотеке можно найти даже больше того, что есть в той обители знания, что находится в школе, но всё же… раздражало. Хотелось просто вырвать бумажку из дневника, написать на нём большими буквами «Не беспокоить — убьёт», и просто приклеить скотчем к спине. Да — глупо и смешно, да и привлекающее слишком много ненужного внимание, но это кажется единственным верным вариантом. Тяжело вздыхаю, отметая глупый план по избавлению от ненужного внимания путём полной перекраски такой всей разноцветной себя, в своей дурной голове, и легко поправляю больно бьющую по рёбрам тёмно синюю школьную сумку, на полдороге к родному дому неожиданно свернув налево, в центр. Нужно было успокоиться и хорошенько всё обдумать, а лучше места, чем кафе со скидками для тех, у кого есть специальные ученические билеты, ну или для тех, кто занимается эдаким вандализмом, вырезая из разных журналов скидочные купоны, не найти. Благо, что накануне предусмотрительная я, стащив прямо из-под носа отца несколько газетёнок (подозреваю, что именно для такого дела мой нынешний тоо-сан и собрал всю эту бесполезную макулатуру), вырезала несколько бумажек именно для такого дела, а потом и в боковой карман сумки положила, будто бы заранее зная, что за сумасшедший денёк сегодня будет. Вот и радовалась теперь из-за того, что смогла хоть на немного отсрочить свои страдания и сберечь и так уже расшатанные нервы. А вот карамельный кофе — бодрящий напиток богов, благословите того человека, который его придумал, — в этом месте было неожиданно вкусным и даже не слишком приторным. И обслуживающий персонал оказался на удивление приятным и не шибко раздражающим, как это часто случается. Жизнь с каждым глотком живительной жидкости постепенно налаживалась и становилась чуточку ярче.

***

Как же я любила начало школьных каникул, когда все экзамены уже сданы и все начинают дружно забывать о том, что нужно учиться и вообще хоть как-то напрягать свои мозговые извилины, и начинают просто наслаждаться своей жизнью! Особая радость появлялась, когда некоторые индивиды поддавались своей необъятной лени и не начинали гоняться за тобой по школьным коридорам, зля этим самым ярых приверженцев дисциплины. Конечно, безумную радость в рутину приносила моя «горячо любимая» кузина, которая наконец-то сматывалась куда-то «по своим делам» и не мозолила глаза самим своим существованием. Жизнь была прекрасной и самой, что ни на есть чудесной, солнце ярко светило и птички пели свои серенады. Всякие герои и злодеи не беспокоили наш район своими бесполезными выяснениями, кто из них прав, а кто — не очень, и ничто уже не мешало вконец уставшему человечеству наслаждаться долгожданным отдыхом. Завтра наступала суббота, первый день любимых, таких чудесных каникул, и моё личное спасение от тупоголовых одноклассников, которым только дай повод — сразу начнут издеваться над фриком с неординарной внешностью в моём не совсем прекрасном, но и не очень-то и уродливом лице, и, конечно же, отсутствием всяких — до сих пор, между прочим! — необъяснимых факторов в моей генетике вроде второго пола и соулмейта. Конечно всем было уже давно известно, что поздно было уже говорить о том, что, возможно, моя персона была «поздним цветком», ибо у всех соулмейт появлялся сразу же, как этот человек рождался. А причуда, если не появлялась в четыре, то к шестнадцати уж точно должна была проклюнуться, ибо дальше уже будет поздно. И если все радовались таким безумным вывертам генетики (хотя бы присутствию одного из знаков того, что ты, вроде как, «помечен»), то по мне всё это было глупо и страшно. А ещё довольно сильно напрягает, ведь никогда не знаешь, кто окажется твоей так называемой «второй половиной», так что я была даже рада отсутствию этой треклятой метки, которая ассоциировалась у меня не иначе, как с клеймом, у себя на запястье. Зато я хоть чувствую себя настоящим человеком, а не какой-то неведомой зверушкой! Правда, фриковатым немножко, и не только внешностью, но и не в этом-то суть дела. Всегда можно было перекрасится, нанести лёгкий незаметный макияж и надеть цветные линзы, чтобы сильно не выделяться из толпы. А неровный цвет кожи на руках и ногах всегда можно было объяснить неправильным загаром. И абсолютно плевать на то, что в середине зимы это оправдание будет звучать по меньшей мере дико. Ну и, конечно же, послужит поводом для новых насмешек, на которые, однако, быстро учишься не обращать внимание. Меня безумно радовал тот факт, что средняя школа была позади, а значит и многочисленные знакомые, которые меня успели порядком так достать своей неразумностью, опасно граничащей с тупостью, тоже уже в не совсем далёком, но прошлом. Настала пора задумываться о том, в какую старшую школу в ближайшей префектуре можно будет подать свои документы на поступление, сдать те же экзамены на опрелеление, в какой класс попасть, а потом просто насладиться летними деньками, невыносимой жарищей и, конечно же, летним фестивалем со всякими вкусняшками по скидке. Написать что-нибудь было бы тоже неплохо, если бы было вдохновение и силы. Вот только на телефоне это делать не совсем удобно, а других гаджетов у меня не имелось в наличии. Может, всё-таки уломать тоо-сана на компьютер?.. Конечно не факт, что дорогой папочка послушает свою донельзя странную и неуклюжую дочурку с экзотическими тараканами в своей головушке, ибо «ты маленькая ещё, неразумная, у тебя вон телефон постоянно падает из кривеньких ручек и чуть ли не разбивается, не нужен тебе никакой компьютер». Спасибо, конечно, хоть на том, что с такой заботливостью эти оба несомненно очень взрослых и умных человека не приставили ко мне няньку, ибо с них-то станется, но всё же… отцу бы больше с маман моей оставаться, ведь самый большой ребёнок с завышенным чувством справедливости это, как раз-таки, она. Вечно уставший, но всё такой же добрый, любящий и понимающий отец, обладающий отличным чувством юмора и, к тому же, ещё и приверженец теорий о том, что инопланетяны всё-таки существуют, несмотря на всякие паршивые слухи, что в последнее время гуляют около нашей семьи благодаря старанием нашей «горячо любимой» соседке, которая всё никак не угомонится, всё же действительно любит мою ранимую, вечно летающую у себя в мечтах мать и, со скрипом, всю её сумасшедшую родню. Меня же воспринимают как умного, одарённого и так далее, но всё же — ребёнка, даже несмотря на то, что в прошлом этот ребёнок был похож своим поведением на дикую дурную собаку. И даже на то, что сейчас этот ребёнок уже был вполне себе самостоятельным и, ну, чуточку более… благоразумным? Ну, почти. Совсем чуточку. Наверное, ага. Ибо иногда даже я не могу объяснить или хоть как-то оправдать некоторые свои безумные выходки, после списывая всё на то, что это гормоны и вообще переходный возраст так шалит. Ну или настоящая хозяйка тела (если бы моя теория о том, что это я заняла её тело, была правдивой) бушует, кто её знает. Но факт оставался фактом — в один момент я из вечно спокойной, ленивой и флегматичной Бьянки могла стать каким-то крэйзи фрог на не больше, чем полчаса. Благо это случалось только дома, будто мои несуществующие тормоза могли слететь только там. В остальных же случаях я была собранной, воспитанной, пускай и странной девочкой из вечно светлого, тёплого дома семьи Аканэ. В общем, у всех нас были странности, и родители мои не были исключением. И если маман моя характером была более хаотичным добром, временами успокаиваясь и ненадолго отключая свой режим «бешеного солнышка», то отец же… ну, это точно тот человек, о котором можно сказать, что в тихом омуте водится что-то очень секретное. Хотя оба были прямыми противоположностями друг друга, они всё же становились очень похожими в те моменты, когда волновались за что-то или кого-то. И объектом этих переживаний почему-то постоянно становилась именно моя вечно попадающая во всякие передряги, персона. Даже забота у этих двоих была совершенно отличающейся, и это делало нашу семью, как считаю, если не самой лучшей, то комфортной — точно. Но знаете, за что я была больше всего благодарна в воспитании такой вот донельзя странной меня этими двумя? Вот за то, что никаких разговоров про мальчиков, девочек и, кхм, пестиков с тычинками, не было. И никакого тотального контроля над своим чадом, вы что! Самые лучшие люди во всех галактиках, ага. Не было и разговоров о выборе где учится (и как), как и того самого, не совсем-то и приятного, о (не существующих) друзьях и «второй половины». Всё я давно уже знала из интернета и жизненного опыта своего далёкого прошлого, и в перерождении слышать о таком было бы, по меньшей мере, смешно. Особенно после того, как, зачитавшись в последнее время довольно популярной мангой с вполне низким рейтингом и с весьма интересной пометкой «BL*», я случайно забыла её же в гостинной, на всеобщее обозрение. Какого же было моё удивление, когда, спустя полчаса, я услышала стук в дверь своей комнаты и увидела на пороге хитро ухмыляющегося отца с этой же мангой в руках, где на обложке было весьма детально изображено… слияние двух главных героев… в поцелуе. Гор-рячем таком. Тогда, кажется, во мне и взыграли гормоны и подростковая упрямость, ибо объяснить своё смущение и сбивчивые объяснения заплетающимся от волнения языком о том, что это вот чтиво ну вот совсем не моё, я не могу. Тоо-чан тогда спокойно выслушал мои жалкие оправдания и смущённые блеяния, а потом всё так же спокойно, но издевательски, попросил потом дать почитать. Ведь обложка была уж очень интересной, ага. Отказать отцу я не смела, не в такой вполне себе невинной, просьбе, и не тогда, когда вся смелость и злость внутри меня как-то сразу сдулись, будто проколотый иголкой воздушный шарик. Я просто крепко зажмурилась и приготовилась молча слушать в свой адрес обвинения и ругань, как это случалось в прошлой жизни. И заранее уже придумывала самые смелые, дурные несчастные отмазки, на которые только была способна. Вот только ни через минуту, ни через две ничего не прозвучало в мой адрес, слышен был лишь шелест страниц и долгое задумчивое «хм-м», которое пугало в тот момент меня больше всего. Ведь если в прошлой жизни родители говорят, что чувства — это зло, а та же любовь между двумя одного пола должна жестоко караться, при этом зло осуждая тебя за такое «мерзкое» чтиво вместо учёбы, ненароком и сам начинаешь задумываться, что же с тобой не так. И вместо того, чтобы слушать взрослых, ты ненароком и вопреки сам погружаешься в эту пучину, ненавидишь себя всё больше и больше с каждым днём, видя на чуть искажённых в отвращении лицах только ярко выделяющиеся глаза, в которых даже понимания нет. Только злость. Ярость. Огонь. Всепожирающее пламя ненависти, приобретшее цвет мглы, которое сжирает абсолютно все перемены, будь они хоть самыми незначительными. Как бы я не старалась, это чувство подавленности и какой-то жалкой ничтожности при направленном на тебя взгляде невозможно забыть. Очень сложно вообще переступить через старые страхи и жить так, будто ничего этого не было. Особенно когда ты сам не можешь измениться, всё продолжая цепляться за прошлое и в каком-то мазохистическом припадке сразу же отодвигая на задний план настоящее. А время всё не останавливается, бежит с ужасающей скоростью, за которой ты, как не старайся — не поспеешь, вот никак не сумеешь догнать это вечно хитрое, ускользающее сквозь пальцы, существо. Я правда старалась хоть как-то сгладить острые углы в моем отношении с другими, чтобы никто снова не страдал из-за моей же чёртовой эгоистичности, но всё постоянно не хочет идти так, как надо, и я снова утопаю. В ненависти к самой себе, пускай стараюсь этого и не показывать, дабы не разрушить то хлипкое нечто, что осталось. В чувствах и эмоциях, незнакомых мне, но таких родных другой Бьянке, которая может открыто смеяться, не боясь осуждения, улыбаться, пускай и саркастично и только уголками бледных губ, и чувствовать. Эмоции постоянно пытались брать надо мной верх, будь то положительные или отрицательные, но упрямая Бьянка всегда закрывалась в себе, занимая себя чем угодно, дабы ничего не чувствовать. Это было больно. Внутри тебя как будто что-то с натужностью замирало, а затем с глухим треском ломалось. Отец наверняка не раз замечал за своей странной, даже по меркам Аканэ, дочерью что-то эдакое, поэтому и старался как-то стать ближе. Но в своей манере. Он поддерживал мои увлечения, хотя их почти и не было. Он старался давать мне столько свободного пространства, сколько требовалось, чтобы нормальная, обычная и вечно спокойная Бьянка не превратилась в злую, раздражённую и нервозную, которой я и была до определённого возраста. Аканэ Бьянка, чьё тело я имела честь по вине судьбы занять, выглядела холодной глыбой, лишённой всех человеческих эмоций только снаружи. Внутри же постоянной бурей вились разные эмоции, иногда затапливая маленькие, по сравнении с ужасающими волнами ярости или же даже умиления, мысли-кораблики, и вот поэтому я не никогда не могла выпустить наружу то, что чувствую, чтобы не показаться глупой, странной или, не дай бог (Ками?), сумасшедшей. В отличии от тех же детей-близняшек моей горячо обожаемой тётушки Александрины — двинутые на всю голову кузен Ромео со своей младшей на целых пять минут сестрой-Леони, которые вот совсем ничего не стеснялись, выражаясь не только на словах, но и действиях как им того заблагосудиться — я была просто самым настоящим островком поддельного, но спокойствия во всей сумасшедшей семейке, что давало мне шанс на… определённую репутацию. И, конечно же, я не могла его упустить. Я имею ввиду, что должна хотя бы моя персона получать в свою сторону чуть меньший негатив от окружающих, чем того заслуживает, разве нет? Ибо мечта в этой разноцветной головушке таилась, да непростая — выучиться на художественном (ну или в медицинский поступить, что тоже было бы весьма неплохо), прикупить необходимые инструменты, да начать свои муки творчества. А для поступления сначала хотя бы в старшую школу мне нужно было прослыть эдакой паинькой, но и не «тряпкой», которая всем поможет и никакого «фи» не скажет на издевательства окружающих её идиотов. Ах да, я немного отклонилась от темы, за что искренне прошу прощения. Те самые донельзя нахальные (и даже удачливые в той же степени, ведь открыто выражать то, что чувствуешь на самом деле, не думая об окружающих — это будто самый настоящий дар) близнецы, чтоб их О́ни съели, несколько месяцев назад прожужжали мне все уши своими «Ты обязательно встретишь свою судьбу!» и «Ничего страшного, ты ещё ребёнок!». Как будто они были шибко старше нынешней меня… особенно вечно любвеобильная Леони, которая почему-то влюбляется чуть ли не во всех подряд, при этом оправдывая своё ненормальное поведение, похожее в тот момент на обычное состояние тётушки Медеи (оставалось надеяться, что второго такого инцидента в будущем не будет, ибо мало ли… надо будет задуматься о смене фамилии, так, на всякий случай) тем, что «красная нить судьбы ведёт её именно в ту сторону!». А ей 19 лет всего! Ребёнок! Этот период эдакого чунибьё* слишком уж надолго затянулся, да так, что протянул аж до самого последнего класса старшей школы! И, кажется, это помешательство на «нитях судьбы и мира» стало ещё сильнее и грозит дожить до университета, что, ну, начинало понемногу раздражать и задумываться о собственной безопасности. Особенно когда вот это вечно оптимистичное недоразумение пыталось и меня затащить на свою тёмную сторону зла и любви во всём мире. Нет уж, увольте, Аканэ Бьянка ещё жить хочет… В отличии от Леони, её старший брат был более… рассудительным. Спокойным. Даже, в некоторой степени, холодным. Он был примером тех самых главных героев из исекайной манги и/или манхвы. Сам Ромео, несмотря на все его заморочки, как ни странно, был больше по части интроверсии и вселенского пофигизма, что импонировало. Хотя его вторая сторона с гиперзаботливостью… напрягала, так сказать. Он, конечно, всё так же говорил людям в лицо всё, что о них думает, приплетая в свою речь витиеватые ругательства (некоторые слова из его речи перестали употреблять в своей речи ещё в 19ом веке) и страдал эдаким сестринским комплексом, что тоже иногда выводило из себя. А ещё тоже страдал периодом чунибьё, вот только по вампирам, о котором старается даже не вспоминать, называя это «ошибками бурной молодости». Леони в те моменты начинает злиться и сердито восклицать, уперев руки в бока, что никакая она не старуха и чтобы «дорогой» братец немедленно взял свои слова обратно. Иначе в вечно безразличное лицо может полететь подушка. Казалось, что у Ромео даже была эдакая мазохистическая жилка, которая просыпалась именно в те моменты, когда Леони была зла, ибо иначе то желание посильнее выбесить и так уже всю раскрасневшую от распирающего её гнева кузину до того, как та включала свой особый режим эдакого терминатора, я не могла объяснить. Кажется, Ромео был даже рад побоям от своей близняшки, ибо после избиения себя любимого всем, что только попадётся под руку разъяренной девушки, он весь день ходил донельзя довольным, сияя как… как человек, получивший своё, разве что прихрамывал чутка на правую ногу. И красовался огроменными фингалами под обеими глазами. Странный.

***

Я дикими от шока глазами глазела в экран своего старенького смартфона, внутри же гадая, кто же так умело ошибился номером, что написал мне такое странное сообщение, угрожая при этом о предстоящем сожжении тушки адресата, и стоит ли идти в полицию, если это не какая-то злобная шутка очередного придурка с парочкой лишних хромосом. Неизвестный номер Если хоть капля мерзопакостной крови попадёт на мою холодную собу — я тебя сожгу, психованная ты маньячка