Захлебнуться

Андрос — сырое место. Это знают все. Андрос — гиблое место. Это узнали после того как неизвестный темный маг превратил его в безжизненное море. Когда Блум в спину вонзились осколки льда она почувствовала холод и своё падение. Падение не в океан, падение в бездну, со своего высокого пьедестала. Чернота этой бездны затягивала своим сумраком, своим хладнокровным спокойствием. Когда она тонула, она не брыкалась. Не пыталась выплыть. Не пыталась дышать. Она чувствовала, как легкие горят от недостатка кислорода, но она не двигалась. Ей кажется она чего-то ждала. Будто бы через секунды ее жизнь повернется на 180. И больше никогда уже не станет прежней. Когда спиной Блум почувствовала волочащееся дно, она не подумала о том, что есть что-то ниже. Что-то глубже, чем просто низ океана. Когда этот низ океана начал поднимать ее наверх, она чувствовала, что это не спасение. Внутри неё что-то переворачивается, съеживается, не хочет выплывать. А в следующий момент воздух легким скользящим движением впивается в лёгкие. Наполняет их кислородом новой, совершенно новой жизни. Перед глазами все мутное, слепящий свет бьет в голову, однако смаргивая, Блум замечает размеренно идущего к ней человека. Он был высоким. Она подметила это ещё не поднявшись. Так же как и подметила, что ее лёгкие замерли от непонятного страха, прошивающего тело одним грубым стежком за раз. Знакомый страх. Блум чувствовала как ее грудь оплетают канаты. Как каждый его шаг затуживает, завязывает эти верёвки. Крепче. Уже. Сильнее. Раздавить. — Здравствуй, Блум. Он знал ее имя. А ей кажется, что она знала его всю жизнь. И всю эту жизнь он являлся ее врагом. Он был причиной постоянных ссадин на ее теле и разбитых о землю коленок. Словно немая тень. Словно чёрная смерть, он медленно потянулся к ней, и выждав пару мгновений, присел на корточки. Его руки сковывали перчатки. Слишком, непозволительно-слишком, близко. — Не бойся меня, — сладко говорит он. Так сладко, что у неё сводит губы. — Мы уже встречались на Солярии. Незнакомец на лестнице. Страх. И пульсирующий взгляд, поселившийся теперь, кажется, в самой коже. Полыхнувший лезвием в груди огонь. — Я Валтор, — мягче сказал он. Скуластое лицо в паре сантиметров от собственного. Серые глаза, такие по-настоящему серые, будто кто-то вытащил из них голубой цвет. Он смотрит на нее так будто видит в первый раз, но в то же время идеально знает о ней все. Так, что невольно начинаешь тянуться к этому идеальному знанию. И она, глупая, тянется. Не отхватить себе немножко — нет-нет, ни в коем случае. Лишь коснуться, слегка растереть на кончиках пальцев, распробовать и — бежать. Именно. Блум хотела бы пропасть. Она хотела бы нестись со всех ног от сюда и бежать, бежать до самого края земли и дальше. Она хотела бы падать в бесконечную бездну со свистом. Она хотела бы захлебываться водой с привкусом тины. Но вместо этого она была тут. И он был тут. И его глаза тоже были тут, на ней. Прожигающие. Неумолимые. Заинтересованные. Блум дернулась назад прежде, чем его ладонь успела коснуться кожи. — Не трожь меня, — ее голос почти рычал. На смену страху пришла зажигающаяся ненависть. Этот человек был преступником. Рука мужчины зависла в воздухе на пару мгновений, будто он думал о том как поступить дальше. Однако после он небрежно усмехнулся и встал на ноги. Завёл руки за спину и простоял так ещё пару секунд, а после медленно отошёл на противоположный край платформы. Он был развернут к ней спиной, так что стал виден тот натиск натяжения плаща от сведённых лопаток. Да. Он однозначно был напряжен, однако в то же время совсем не боялся того, что Блум, например… могла подняться на ноги и запустить в него ожоговое. Или… Или она ничего не могла сделать. Потому что не могла. Потому что слабая. Неконтролируемая сила. От этого понимания злость скрежещет на зубах. И все что остаётся это все же подняться на негнущихся ногах и начать говорить. Начать отсчитывать секунды до прибытия помощи в виде подруг. Где же ее подруги? Где, когда этот человек откровенно насмехается над ней. Откровенно ловит ее слабый шар и сжимает своей ладонью так, будто тот ничего не весит. Пожирает ее огонь. Окунает его в свою тьму. Блум чувствовала эту тьму и при встрече на Солярии и вот сейчас, по прошествию двух минут, когда шквал силы обрушивается на него спереди, а он. Он стоит. Не шевелится. Он стоит там, напротив неё с ухмылкой, обозначенной ломанной-кривой. И скалился. Он выглядит как победитель. Как разрушитель планет и миров. Потому что вот он — ходит по самолично выкованным руинам и знает, что от того, что ослепит принцессу Андроса, — ему ничего не будет. Его призвание — разрушать. Он ненаказуем. Он непобедим. Он амбициозен и жесток. И именно поэтому его имя будет стыть на губах горожан. На ее губах.

***

Ты можешь заткнуться! Внутренний голос на подкорке сознания, ты можешь прекратить изматывать меня? Нет, видимо, нет, потому что ты не можешь перестать думать. Рассекать каждую мысль и вылизывать ее со всех сторон. Всматриваться и сожалеть, что не смогла сделать то, что от тебя требовалось. Задумывалась ли она хоть раз за свою жизнь, что значит умирать? По-настоящему испускать последние вздохи в агонии. За сегодняшний день Блум могла поклясться, что успела умереть больше полусотни раз. Первый — когда она влетает с подругами в полупустой зал Облачной башни и встречается с ним взглядом. Когда Валтор смотрит на нее, склонив голову и улыбаясь одними стылыми глазами. Так, будто они одни в этой комнате. Он произносит не говоря: ты умрешь. И ты правда готова клясться, что умираешь. Потому что веришь ему. Веришь, когда получаешь заклятье меж ребер, когда тебя почти выворачивает наизнанку его голубое пламя. Ты веришь ему, потому что его спокойствие говорит: ты заслужила это. Теперь все будет в порядке. Второй — когда вы действительно остаетесь наедине. И он протягивает тебе ложь про родителей в виде бокала с ядом. Но его взгляд говорит: Это вино. Отведай. И ты пьешь. Голодным залпом выпиваешь весь бокал. А третим… четвертым, пятидесятым — он подносит нож к твоему горлу. Каждый раз. Потому что ты, кажется, не успела заметить — но тебя обокрали. До последнего цента. До последнего слова. Все, что оставляет Валтор, мазнув по твоему лицу взглядом — это твои мысли. Он спутывает их в растрепанные, пропитанные ненавистью клубки, но оставляет. Благодари. Довольствуйся. Остальное тебе больше не принадлежит. И теперь она пропускала удары. Слишком много глотала пыль сегодня. И вчера. И завтра. И в конце концов застыла в глыбе льда.

***

Сила становится неконтролируемой, когда ты перестаешь контролировать собственный разум. Именно поэтому ты уже какой день проводишь на Пиросе. Взгляды окружающих людей не были взглядом Валтора, однако они говорили, — ты опасна — его глазами. Каждую секунду Валтор делает это — крадет ее время, ее друзей, ее веру. Делает это так легко, что хочется топать ногами и кричать — открыть глаза всем эти людям. Вам лгут, лгут, лгут! Но похоже она застряла в роли наблюдателя. Потому что Блум правда кричит — ее не слышат. Никто кроме него. Поэтому. Может быть именно поэтому, когда Валтор самолично появляется на Пиросе, у них завязывается бой. Заранее проигранный. Блум не верит в свою победу без Энчантикса. Она хрипит когда ее тело летит в землю так, будто его вмазали туда ботинком. Она не может подняться на руки. Ей страшно. Ей было страшно попадать под влияние Валтора. Но сейчас — слишком поздно. Ведь это как тонущий в болоте человек. Он ищет ветку и пытается выбраться, пока трясина не всасывает его в себя. Ее уже затянуло по самую шею. Блум поднимает глаза на его темную фигуру, размеренно движущеюся к ней, с полыхающим огнем на ладони. Его взгляд обещает о многом. Сколько столетий этим глазам? Они словно ледяное вино, впитавшие в себя холод прошедших веков, с каждым годом становятся лишь холоднее, надменнее. Породистее. Его порода — это власть. Именно поэтому он идет к ней так, будто она уже его собственность. Что-то нервно прохрипывая, Блум переводит взгляд сбоку от него и замечает мускулистое крыло. Затем чешуйчатую голову. Это был дракон, летящий прямо на Валтора. Он не видит. Он слишком ослеплен моментом. Блум наблюдает за этим сквозь растянутую резину времени. В ее обкраденный карман положили выбор. На раздумья не уходит ни секунды, и это почти-эйфория, ведь сейчас — у нее есть что-то. Может быть поэтому она выбирает не то, что выбрать необходимо. Может поэтому встает с разодранных колен и кидается ему в руки, сбивая с ног. Летящее, горячее пламя дракона врезается ей между лопаток, и чувство такое, что с мышц слезает кожа и огромный жирный шершень селиться в голове. А его глаза смотрят прямо на нее без малейшей толики удивления и говорят: все в порядке. Это всего лишь смерть. У Блум двоится мир. Голова камнем падает ему на грудь.

чтобы получить Энчантикс

И это правда смерть. Правда. Когда в голове не остается даже мыслей. Она молила о тишине дни назад и одновременно боялась ее. Сейчас — тишине все равно.

фея должна пожертвовать собой

Не пытайтесь сопротивляться ей. Потому что так — она становиться еще оглушительней.

ради спасения человека со своей планеты

И в мертвой груди зажигается сила. И легкие вдыхают запах его рубашки. И вспыхивает. И разносится по сосудам эта магия. Она резко отталкивается от его груди и встает на ноги. Смотрит на свои руки, когда в тот же момент ее поднимает в воздух. Не собственные крылья, а чистокровная магия Энчантикса. Она прошивает все тело, заставляя выгнуться и сбросить груз прежнего тела. Переродиться. Голос Валтора — это немой ядерный взрыв в ее груди. — Ну вот теперь ты настоящая фея. Он усмехается. Приподнимается на лопатки и усмехается, когда Блум опускается на собственные ноги в новом превращении. И она застывает в шоке смотря ему прямо в зрачки. Она стоит с опущенными руками и смотрит, как Валтор встает на ноги и медленно отряхивает пыль с плаща, затем делает несколько плавных шагов к ней, а она все стоит. Он движется осторожно, почти хищно. Наклоняется к лицу девушки и улыбается. Он улыбается так, как улыбаются маленьким детям. Эта улыбка считывает ее как сканер. Эта улыбка поит ее ядом под видом вина. Эта улыбка приковывает взгляд и замораживает на себе. Тебе лгут, лгут, лгут! И она верит. Ей правда лгут. Блум сглатывает когда отводит глаза, чтобы посмотреть как тот Дракон, который убил ее, колотится когтями и дышит пламенем в подсвеченный желтым защитный купол над ними. Эта тварь хочет их растерзать. И теперь она точно знает, что Валтор видел надвигающуюся опасность. Он просто не захотел ее останавливать. — Но зачем? Воображение рисует ее высокую, объятую черной мантией, фигуру и острые как лезвие, темные крылья за спиной. В его мыслях она стоит рядом с ним в пещере. Кладет руку ему на шею. В его мыслях она целует его первая. На его лице зияет жадная ухмылка. Валтор ведет глазами по бледному профилю, на который бросает светлые тени зачарованный купол над ними. Тонкие грифели ресниц загнуты к верху. Передние, обычно вьющиеся пряди волос уложены в пышные косы, спускающиеся до поясницы. Ее волосы похожи на огонь. Дикий. Горячий. Он рассматривает ее новые совсем-не-те крылья, когда она поворачивается к нему вся и снова смотрит на него своими легкими, как облако глазами. Он не сразу ориентируется и возвращает своему лицу прежний вид. На какие-то секунды в его глазах мелькал ответ. Блум заметила его. Блум заметила это желание быть пораженным именно ею. Блум хмурится. А он не прекращает улыбаться в угол рта. Смотреть на нее. Этой девушке по какой-то совершенно загадочной причине не хочется лгать. Словно ложь испачкает ее прохладное лицо. Ее красивые ноги. Словно ложь сделает его еще немного, на каплю, маленькую дёготную каплю хуже, но… нет. Ничего. Он чувствует как улыбка медленно примерзает к лицу. Еще пару секунд — и начнет отклеиваться. — В следующий раз… ты бьешь первая. Мне не терпиться узнать твою новую силу. Он заводит руки за спину как делает это всегда. С превосходством. С высокомерием. А она не понимает его. Не понимает. — Ты с моей планеты? Энчантикс не может ошибиться. Ты с Домино. Валтор вдыхает воздух Пироса. У него кружится голова и хочется обратно, чтобы она воткнулась ему в грудь, схватила за плечи и повалила на землю. Но так не будет. Он складывает руки на груди и упирается лопатками в ствол дерева справа от себя. Он истощен. Иногда так бывает когда он начинает действовать необдуманно. Когда собственные планы гнутся не в его сторону. Зато теперь у него есть она. Девчонка, которой слишком нужны ответы и он, теперь единственный для неё, кто может их дать. Кто может извратить их в свою пользу. Он кивает. Блум настороженно смотрит ему в глаза — ведь там больше нет спасительной лжи. Там будто на мгновение просвечивает пустота за руку с мраком. И вдруг. Из ее уст. Так больно, словно резануло кинжалом: — Ты человек? Он остолбенел. Не нужно спрашивать об этом. Не нужно. Не ты. Только не ты. Сталь возвращается в его глаза. — Да, — врет он. И она опять верит. А он думает о том, что встреться они раньше. В какое-нибудь другое время и в другой вселенной, где не действовали бы законы черно-белого мира, она смогла бы принять правду. Она смогла бы поверить, что они похоже куда больше, чем кажется. Что их огонь — неразделимое целое. Что его к ней тянет. В это поверил даже Энчантикс. В неразделимость душ. Потому что по факту Блум спасла человека со своей планеты. Частицу своего же огня. Эта частица зарыта у него меж ребер под плотным слоем земли. Она жжется когда Блум рядом. Она тянется к своей законной хозяйке. Он не отдаст. Ему хочется рассмеяться, но он всего лишь смотрит на ее рот. Он понимает, что каждый из их разговоров начинается ничем и ничем заканчивается. Потому что вот сейчас ее непонимание сменяется острой фазой предосторожности. Она вдруг четко видит в нем слетевшего с катушек очередного врага. И да — ей нужны ответы. Но он видит: уж точно не от тебя. Мы принимаем ложь за правду и правду — за ложь. Мы отчаянно верим не в те вещи. Нарочно. Мы — такие идиоты. И когда-нибудь нас это погубит. Валтор может поклясться. — Увидимся, Блум, — вдруг неожиданно хрипло говорит он. И касается ее руки, как раз в тот момент когда она отскакивает на шаг. Ему показалось — на целую пропасть. Так будто ее обожгло, и она шепчет заклинание на перемещение. Распахивает свои глаза и смотрит на него еще секунду. Все еще ничего не понимающую. И в ее глазах тоже пропасть. Она всегда между ними. И они всегда почему-то шагают по самому её краю. Блум кажется, что она все ещё осталось там — в грязном море Андроса. Волосы словно мочалка, скребут морское дно. Кожа почти что зелёная с оттенком синего. А возможно она провалилась ещё дальше. Возможно перед ней разверзлись все пески Андроса и ее безвольно затянуло туда. Ее тело жаждало спасения, а получило удар под дых, выбивающий последние остатки кислорода. Рассудительности. Ее тело правда умерло там. Оно летело вниз со скоростью падающего самолета. Оно пробило дно океана. Разбилось в ошмётки. И Блум чувствует как вода заползает в лёгкие, словно скользкая змея, после беспорядочно ворочающаяся там. Устраивающаяся поудобнее, поудобнее, блин, потому что теперь это ее постоянное место жительства. Она чувствует как задыхается. Она чувствует это когда поздно ночью лежит в постели. Она ощущает как зудит кожа, при воспоминании о том, как от него на какие-то мгновения пахло влекущим холодом и чем-то знакомо-незнакомым. Она ощущает жажду, когда закрывает глаза и видит огонь. Блум никогда не боялась огня. Но огню плевать кто боится его, а кто нет. Его призвание обжигать — и он обжигает. Огню плевать, понимаете?