Nicht von dieser Welt

Святая нерушимая заповедь — окно всегда должно быть открыто. Даже зимой. Даже ночью. Особенно ночью. А ещё лучше — ночью зимой. Пожалуй, январской ночью это и произойдёт. За окном снег, огни окон и звезда. И тихо-тихо — что удивительно, ведь всего полночь. Такого иссиня-чёрного неба над Миассом не было давно. Скрипит оконная рама и распахивается окно — в комнате тут же становится прохладно. — Закрой, — ворчит Таня и забирается под одеяло. И так форточка открыта каждую ночь. А уральские зимы, между прочим, не самые тёплые. Лера не слышит соседку. Она, наполовину высунувшись из окна, глядит на звезду — почему-то единственную, зато такую яркую! Морозный воздух приятно обжигает лёгкие свежестью. — Ты посмотри, — пытаясь вызвать в неромантичной Тане чувство прекрасного, она оборачивается, — когда ещё будет такая ночь? — Завтра на учёбу, — напоминает Таня, но всё же подходит к окну — неохотно, с таким видом, будто её заставили. Вдруг её взгляд из скучающего становится удивлённым. Она поворачивается к подруге, но Лера её опережает: — Ты тоже это видишь? От звезды отделяется огонёчек — как будто маленькая звёздочка, и летит, ярко светясь в тёмном небе. Лера щурится, старается разглядеть, как ей кажется, светлячка. Да нет — какие светлячки в январе, ещё и так высоко. Таня спохватывается первой и захлопывает окно. — Мало ли что, — она тянется закрыть и форточку, но Лера успевает перехватить её руку. — Нет, форточку нельзя… Мы же договаривались… Таня вздыхает. Она обещала не закрывать форточку. Приходится опустить руку. — Ты как хочешь, а я спать. Она поворачивается — и вдруг медленно оседает на кровать. Над ней мечется и звенит блестящая звёздочка. Лере кажется, что она хохочет. Начинает рябить в глазах, но разглядеть удаётся — крылышки, блёстки… нет, не блёстки — это пыльца… получается, эта звёздочка… — Фея! Танины глаза закрыты. Лера поднимает ей голову. От волнения ей кажется, что соседка не дышит. — Ты убила её! Фея делает кульбит в воздухе и, гордо задрав голову, улетает за спину Леры. Оттуда и раздаётся голос. Мужской голос, совсем не похожий на голос феи. — О нет, она жива. Она просто спит. Лера поднимается с пола. — Спит? Окно распахнуто, и в бледном свете луны стоит её Капитан. Раньше он приходил только во снах. Во снах и в мечтах. — И я тоже сплю, да? — О нет, почему же, — Крюк поворачивает голову, и небесного цвета глаза сверкают, — Я просто хотел пригласить вас на небольшую прогулку. Только вдвоём. Поэтому и предоставил вашей подруге возможность поспать. Если это действительно очередной сон, то это хороший сон. Она не хочет просыпаться. Тут делает шаг вперёд — и они так близко, немыслимо близко. Он молчит, но Лера всё понимает — и аккуратно вкладывает свою руку в его. И казалось бы, в такой момент грех не забыться. А ей кажется, что держится она неподобающе — и спина сама выпрямляется под пронзительным взглядом. Крюк склоняется — ах, как изящно! — и легко касается её руки губами. Это ведь сон, верно? Значит, ей можно делать всё, что захочется. Всё равно завтра она проснётся с тяжело бьющимся сердцем и тянущим ощущением в животе. Как и всегда после таких снов. — Я ждала, — роняет Лера и секунду думает, можно ли ей назвать его… — Джез. Он отступает на шаг, другой. — И я ждал. И она делает шаг. — Так одиноко на этой проклятой звезде. И ей тоже! О, как ей одиноко здесь, без него! — Может, составите мне компанию? По губам Капитана проскальзывает улыбка — только на долю секунды, но Лера успевает заметить. Удивительно! Другая бы не заметила. В горле у неё пересыхает, и приходится кашлянуть. — Я… — голоса снова не хватает, о, ну почему же именно в такой момент! — я всегда к услугам капитана. — Чудесно. Учтиво, всё так же, за руку, подводит Крюк её к окну. — Я прыгну первым, а вы следом. Я поймаю, не беспокойтесь. О нет, она не беспокоится! Она бы прыгнула и так — ему достаточно просто сказать. Но он пообещал, а Капитан Крюк всегда держит своё слово. Лера вздрагивает, когда он спиной вниз падает в черноту ночи. На секунду ей кажется, будто его никогда и не было. Будто она очнулась от этого сна. Но Таня лежит на кровати, окно открыто, и тюль слегка покачивается от ветра, маня за собой. Она должна что-то оставить после себя, так? Записку, сообщение, хотя бы накрыть Таню одеялом. Но это всего лишь сон, там ждёт Джез, и она уже на подоконнике, остаётся только сделать шаг. Как легко его, оказывается, сделать. Перед падением Лера видит только, как закрывается за ней окно. Обратного пути нет. Минус четырнадцать – но ей не холодно, даже наоборот; тёплыми потоками воздух овевает со всех сторон. Кажется, стоит только взмахнуть руками — и она взлетит ввысь, как Венди из любимой сказки. Становится так спокойно, что даже клонит в сон. Нет, засыпать нельзя — Лера уже чувствует протянутые к ней руки Джеза. Его объятия мягкие, но цепкие — из них так сложно выбраться. Может оттого, что она и не хочет выбираться, кто знает; главное — он поймал, главное — он сдержал слово. — Позвольте руку, — просит Крюк. Попробуй откажи — как можно? Она не откажет. Лера не знает, откуда идёт музыка. Кажется, что она исходит от всего вокруг — от деревьев далеко внизу, от редких машин, что то и дело проезжают под ними, от Джеза, от неё самой. Такой прекрасной музыки она не слышала никогда, что-то внеземное в ней чувствуется. Не получается даже разобрать инструмент, исполняющий её. Ах, да нет ей сейчас дела до этого! Раз — его рука на её талии. Два — её рука на его плече. Нужно ли три? Под удивительную музыку нужно исполнить только великолепный танец. Джез ведёт, Лера следует, и не видел мир до сих пор лучшей пары. Под ними — Миасс, над ними — звёзды, бесчисленное множество звёзд, высыпавших специально для их потрясающего вальса. Сегодня ночью всё специально для них! — Какая из звёзд твоя? — Вон та, красноватая. Самая высокая. Они говорят шёпотом, но их слова разносятся громом. И всё же никто их не слышит, даже, кажется, они сами не слышат друг друга. Шаг. Поворот. Вздох — весь воздух кончается. Порыв ветра. Он отрезвляет, становится жутко — как будто её выдёргивает из дивного сна. До чёрных точек в глазах Лере страшно упасть, но лишь на секунду — правой рукой, осторожно, чтобы не задеть крюком, Джез подхватывает её. — До рассвета я должен уйти, — ветра больше не слышно, и музыка замирает. — Ещё много времени, — ах, нет, вот же она — то ли скрипка, то ли орган. Ведь много? — Никогда не бывает достаточно времени. Лера резко оборачивается — за её спиной краснеют деревья, облака на горизонте становятся розоватыми. Не может быть. Только что ведь была полночь! — Тогда я пойду с тобой, — вырывается у неё прежде, чем она успевает подумать. Крюк молчит. Молчание давит. Солнце встанет, и его звезда погаснет. Что будет — Лера не знает, но что-то страшное, верно? Вот оно — рассвет. Вот где закончится прекрасный сон. А точно ли сон? Джез перед ней живее всех живых, протяни руку — и почувствуешь его тепло. Она и протягивает — чёрные локоны струятся под пальцами. Не может же он действительно быть сном. — Тогда держись крепче. Ноги плохо слушаются, но она держится — так приказал Капитан. Хочется в последний раз обернутся — её окно осталось сзади, и она уверена, что форточка у него открыта. Хотя это, признаться, больше не нужно. Джез аккуратно ведёт её под руку, шепчет: — Только не оборачивайся. В предрассветных сумерках растворяются две тени. О нет, это был не сон! Сон забывается с рассветом, а солнце уже пылает вовсю. Только форточка наутро напомнит о ночном, да и ту Таня закроет; зато где-то на далёкой звезде проснутся двое. И будут любить друг друга, пока смерть не разлучит их.