Cadaver amor

/Запах человека сам по себе был ему тоже безразличен. Его он мог достаточно хорошо имитировать суррогатами. То, чего он страстно желал, был запах определенных людей: а именно тех чрезвычайно редких людей, которые внушают любовь. Они-то и стали его жертвами./ Надоедливый звонок задребезжал снова. Мужчина, стряхнув со лба мешающиеся каштановые пряди, прислушался. Его прислуга — Нотт, молодой парень двадцати трех лет, конечно, уже ушел из лавки в какой-то подвал, где добрая старушка давала многим приют, напоследок стукнув дверью и нелепо заявив, что больше шести часов в день не собирается работать в таких адских условиях. С мужчиной у него были нейтрально-сотруднические отношения. Когда-то Риддл спас его от голодной смерти на грязных лондонских улицах и теперь имел рядом с собой надёжного человека. А верная ему, но уже не молодая, да и не стабильная психикой служанка, скорее всего, не собиралась спускаться вниз. Поэтому он решил открыть сам. Он отбросил задвижку, распахнул тяжелую дверь — и не увидел ничего. Темнота полностью поглотила свет свечи, с которыми он высунулся за порог. Потом мужчина постепенно различил маленькую фигуру, если быть точнее, то девушку, с какой-то заляпанной сумкой, перекинутой через тонкую руку, покрытую многочисленными ссадинами и синяками. Большие зеленые глаза, скептически оглядывающие крыльцо, столкнулись со строгим Риддловским взглядом. Сам мужчина хотел было завести свою любимую шарманку «о несчастных попрошайках, которым как мёдом намазано под моей дверью, вон отсюда, пока способны ходить», но что-то его привлекло в этой хрупкой фигурке с таким редко встречающимся у бродяг телосложением, и мимолетным проблеском золотых искр, показывающихся в таких неестественно-зелёных глазах. Ему показалось, будто бы в ней было что-то знакомое, но, к сожалению, давно забытое, стертое из памяти по истечению множества лет, то, что он до невозможности долго пытался найти. Но мужчина вскоре одернул себя, ведь на первый взгляд незнакомке вряд ли можно было бы дать больше девятнадцати. — Чего тебе надобно, девочка? — Строго спросил Риддл, злой от того, что его оторвали от работы. Несмотря на поздний вечер, она была в самом разгаре, но теперь, из-за этой мелкой негодяйки он был вынужден отложить занятие. — Ну так? — Он нетерпеливо прищурился, проводя кончиком языка над верхней губой, ощущая солоноватый привкус пота — как ни крути, в его лабораториях было жарко всегда, и он с этим ничего не мог поделать. — Сэр, я… Вот, — незнакомка вытащила из своей потрепанной котомки что-то не менее грязное, что через пару секунд Риддл опознал, как свой адрес, написанный на когда-то белой салфетке с вышитым вензелем «М» в углу. — Ну и…? — Он выразительно поднял резко очерченную бровь, ожидая разъяснения ситуации, так как пока ему понятней не стало. Девушка на секунду заколебалась от такого пристального взгляда, но все же опомнилась и протянула руку с плотно замотанным в какие-то масляные тряпки свертком. Заметив, как на лице мужчины стали проявляться различные эмоции, которые она не могла опознать, девушка быстро затараторила: — Я… Я н-не знаю что там, сэр, клянусь, мне лишь приказали доставить это Вам, пригрозив смертью в случае невыполнения. — Кто? — Один-единственный вопрос, заданный холодным, не терпящим препирательств тоном, выбил девушку из колеи. — Мужчина, лет сорока, с длинными белыми волосами… — Она на секунду задумалась, так как сочла этого незнакомца за ангела, спустившегося на их адскую землю. Ох, как же она ошибалась… — Сэр, он был хорошо одет и складен в речах. А что… — Девушка замолкла, одернув себя на полуслове. Она уж очень горела желанием узнать, ради чего ей угрожали смертью. Не то, чтобы она дорожила своей жизнью, ведь она ничего в ней не добилась, да и счастливой ее уж никак не назовешь. Бродяжничество и мелкие подработки – вот ее участь, даже если и не на всю жизнь, то на ближайшие лет пятнадцать точно. По крайней мере, она не надеялась на внезапные чудеса в виде несметных богатств, в какой-то момент будущего свалившихся ей на голову. — Довольно, я понял, – Риддл усмехнулся, и, приняв сверток из рук девушки, задумчиво смерил ее взглядом. Затем, будто уяснив что-то для себя, хмыкнул, и, подавшись немного вперед, тем самым заставив незнакомку сместиться назад, спросил. — Как тебя зовут, дитя? — Не то, чтобы он горел желанием разузнать имя этой незнакомки, однако что-то ему подсказывало, что это необходимо. — Гарри… — Девушка нахмурилась, не понимая, зачем мужчине эта информация, — фамилии нет. — А ты довольно любопытная, Гарри, не правда ли? — В глазах Риддла появился какой-то зловещий огонёк, который заставил сердце девушки биться чаще, и, отнюдь, не от счастья. — Тебе так интересно узнать, что там? — Мужчина приподнял в левой руке сверток, внимательно наблюдая за выражением лица Гарри. Но он довольно удивился, когда вместо того, чтобы переспросить, она неожиданно принюхалась, отчего черты её лица стали острее, и под светом луны и без того бледная кожа стала сероватого цвета. — Сладость… — Девушка прикрыла глаза, видимо, пытаясь систематизировать то, что почувствовала. — Розы и… воск, — Она в непонимание уставилась на Риддла, на лице которого начало поступать какое-то иррациональное в этой и без того абсурдной ситуации торжество. — Да, Гарри, не правда ли, приятное сочетание? — Девушке показалось, что чёрные глаза мужчины стали ещё чернее, но, приглядевшись, она поняла, что зрачок заполнил собой всю радужку. Стоило признать, что это выглядело… зловеще. Девушку пробрало. Её взгляд неосознанно скользнул за спину Риддла, туда, в глубину тёмной комнаты. Сердце сковал ужас, стоило ей принюхаться. Сладость… Воск… Розы… Будто какая потусторонняя сила толкнула её в спину, и Гарри переступила порог, не заметив, как на лице мужчины появился не предвещающий ничего хорошего оскал. "Тёмная комната", – отстранённо подумала Гарри, с опаской просовывая голову в проём. Но так она ничего не видела; серое смешалось с чёрным, образуя неразличимую жижу. Нужно было пролезть внутрь, и хоть здравый смысл орал ей выбираться из этой чертовщины, разум, затуманенный становившимся все ярче и ярче запахом, отказывался работать ей на пользу. Она пролезла в комнату, задержав дыхание, с часто бьющимся сердцем. Едкая пыль взвилась в воздух, как только она ступила на пол. Несмотря на то, что помещение обитаемое, здесь все равно грязно… Она по-прежнему ничего не видела, а мужчина не спешил идти за ней со свечой, так и оставшись в проходе, откуда лунный свет оставлял полоску на полу комнаты. Поэтому Гарри решила продвинуться дальше, чтобы не загораживать свет. Вроде бы по правую руку стоял большой деревянный шкаф с полками. Полки большей частью были пусты, но на нижних Гарри увидела какие-то ящики и белые флаконы с маслами. Воздух в лёгких закончился, было невыносимо душно, казалось, что в помещении либо вообще нет окон, либо они чем-то плотно заделаны. Девушке пришлось коротко хлебнуть отравленный уже приторно-сладким ароматом воздух. Его источник был совсем близко. От запаха Гарри стало дурно; она схватилась за шкаф, чтобы не упасть на зашатавшийся пол. Кончиком пальца задела один из флаконов, и тот с готовностью грохнулся на пол. Жёлтый колпачок слетел с горлышка и покатился в глубину комнаты с весёлым постукиванием, наполнив воздух едва уловимым запахом роз. Розы… Гарри следила за её путешествием замутнённым взором. Крышка плотно легла на пол, ударившись о большую стойку у дальней стены. Девушка подняла взгляд. Спазматический вздох. Смрадный запах, уже не кажущийся приятным, наполнил каждую частичку мгновенно напрягшегося тела. — Господи, — только и успела сказать она, прежде чем желудок завертелся юлой в животе, взмывая наверх. Учитывая, что девушка не брала в рот ни крошки в течение нескольких дней, случившееся после этого можно было назвать невероятным событием. Она поднесла трясущиеся руки к горлу, упала на колени и склонилась в рвотных порывах. /Он не был привередлив. Между тем, что повсеместно обозначалось как хороший запах или дурной запах, он не делал различий — пока не делал. Он был алчен. Цель его состояла в том, чтобы просто-напросто овладеть всеми запахами, которые мог предложить ему мир, и единственное условие заключалось в том, чтобы запахи были новыми. Запах конского пота значил для него столько же, сколько нежный аромат распускающегося розового бутона, острая вонь клопа — не меньше, чем пар жаркого из телятины, просачивавшийся из господских кухонь. Он поглощал, вбирал в себя все, все подряд. Но и в синтезирующей кухне его воображения, где он постоянно составлял новые комбинации запахов, еще не господствовал никакой эстетический принцип. Это были причудливые фантазии, он создавал и тут же разрушал их, как ребенок, играющий в кубики, — изобретательно и деструктивно, без различимого творческого принципа./ Риддл был тут, и он никуда не ушёл. Он был здесь всё время. Он по-прежнему смотрел куда-то на улицу, словно не замечая реакцию девушки, когда Гарри осмелилась во второй раз поднять взгляд. Тело было прикручено стальной проволокой к стойке, которая была смастерена вручную из старой металлической кровати. Девушка висела над полом, прикованная к гротескному подобию креста. Тело разложилось, но часть его была тщательно перебинтована. Гарри прижала руки ко рту, сдерживая крик ужаса. Она корила себя за несдержанность и чрезмерное любопытство. Рванув было к двери, она поняла, что это тщетно, ведь мужчина стоит прямо перед ней, сверкая чёрными глазами, но не предпринимающий попыток наброситься на неё. — Воск и розы, дорогая Гарри, тебе нравится, дитя? — Вдруг неожиданно протянул Риддл своим бархатным голосом, внезапно округлив глаза, словно ребёнок, ожидающий важного решения взрослых. Гарри скосила взгляд и закусила губу от шока. В углу комнаты стоял таз, до верху заполненный жиром, и, судя по всему, что она тут увидела, человеческим. Она завопила. Страх очутиться на месте той несчастной, прикованной к кресту девушки, пронзил все её тело, и отчаянное желание жить взяло верх над здравым смыслом. Заметив, что Риддл отошёл от проема, освободив дорогу, взмолившись всем существующим и несуществующим богам, она приготовилась бежать вон из этого кошмарного места, подготавливая лучший момент. Ожидая, что мужчина всячески будет препятствовать её исчезновению, она ошиблась. Он будто бы и не собирался её останавливать, с хитрой усмешкой наблюдая за её мыслительной деятельностью. Обманчиво спокойно наклонив голову, он стал походить на падшего ангела, высшую сущность, проклятую небесами и теперь воплощающую свои злые деяния мести среди смертных. /И он желал, чтобы они заметили, как он их ненавидит, и чтобы они ответили взаимной ненавистью на это единственное, когда-либо испытанное им подлинное чувство и, со своей стороны, были бы рады стереть его с лица земли, что они первоначально и намеревались сделать./ — И что же ты теперь станешь делать, Гарри? — Мужчина задал вопрос так прямо, что грудная клетка девушки резко затрепетала, а ноздри расширились от осознания собственной беспомощности: — Глупое, глупое дитя, не ты должна была поднести мне дар Люциуса, а он сам преподнёс мне в подарок тебя, — укоряющий тон резал барабанные перепонки, хотя Риддл говорил в полголоса, а голова кружилась от духоты и зловонья. — Я… Я не знаю, сэр, — девушка увидела, как захлопнулась ветром дверь, отрезав единственный путь отхода. Она поняла, что весь смысл авантюры был именно в ней, а не в этом злосчастном свертке, он был лишь предлогом, чтобы Риддл не выгнал её при первом же взгляде. Несмотря на полное отчаяние, в голове пронеслось понимание того, что тот блондин достаточно умен, раз продумал все до мелочей. Правда, почему он выделил именно её… Горячие слезы покатились по щекам. Она понимала, что это конец, и не могла с этим ничего поделать. Риддл неожиданно сделал широкий шаг вперёд и, втянув носом воздух, выкинул свёрток в угол комнаты, будто бы он совсем не был ему нужен. Хотя, скорее всего, так оно и было. Расслабив ворот рубашки, мужчина многообещающе улыбнулся. Крик. Удар. /Когда она умерла, он положил ее на землю среди косточек мирабели, сорвал с нее платье, и струя аромата превратилась в поток, захлестнувший его своим разнообразием. Он впитывал ее запах с головы до ног, до кончиков пальцев. Когда он извлек все и она увяла, он еще некоторое время сидел рядом с ней на корточках, чтобы прийти в себя, ибо он пресытился ею. Он не хотел расплескать ничего из ее запаха. Потом он встал и задул свечу./ — А ты пахнешь любовью, Гарри… /И внезапно он понял, что никогда не найдет удовлетворения в любви, но лишь в ненависти своей к людям и людей — к себе./ *** /Скажите, сэр, есть ли другие средства, кроме выжимки и перегонки, чтобы получить аромат из какого-то тела?/