***
Судьи это самая почетная каста, среди Светлого народа. Почему они ненавидят нас? Они находятся ближе всего к Пресветлой, и следят за чистотой граждан, наблюдая за показателями загрязнения. Что такое загрязнение? Они собирают доказательства и выносят суждения. Их приговоры всегда справедливы и беспристрастны. Что такое справедливость? Почему мы не можем никого оправдать, только осудить… можно ли это назвать справедливостью? Их чистота была абсолютна – ни один Судья никогда не был осужден на окончательное очищение и не был отправлен на войну. Ни один Судья не представал перед судом… с тех пор, как Канцлер ввел доктрину Чистоты. С тех пор, как появилась Церемония Выпуска. Извини меня, Семнадцать… я просто хотела знать. Прости меня. Сорок Седьмая крупно вздрогнула и резко открыла глаза… ее сердце стучало как бешеное, а дыхание с хрипом вырывалось из груди. Она лежала на простой белой кровати, стоявшей в маленькой серой комнате. Бледная женщина, с короткими белыми волосами и тусклыми зелеными глазами пыталась уснуть… выгрызть хотя бы одну ночь у проклятых кошмаров… уже очень много лет. С самой церемонии выпуска. – Исчезни неблагонадежная. Оставь меня в покое… я устала от твоих вопросов – безнадежно сказала Судья. Ей никто не ответил. Это было неудивительно – Одиннадцать давным-давно умерла. Она была слишком загрязнена, чтобы пережить Церемонию Выпуска. Что такое загрязнение? У нас есть тысячи определений и очень много слов, но… никто не говорит прямо. Ни один учитель не ответил мне… Разве мы можем приговаривать людей, не понимая, за что они осуждены? – Это никого не волнует – сказала женщина, лежащая в пустой комнате – Это никого и никогда не волновало. И меня… меня это тоже больше не волнует. Мне все равно – безжизненно заключила Судья. Прости меня. Лежащая на кровати усмехнулась странной, изломанной усмешкой и откинула белое одеяло. Она была Судьей, работавшей в Комитете Чистоты Девятого Небесного города и ей нужно было работать. Ей нужно было измерять загрязнение и судить. Казнить и наказывать… всегда. До конца ее дней. И даже во сне, она не могла забыться и уйти от своей жизни. Сны были хуже реальности… в них были вопросы. Проклятые, безжалостные вопросы, режущие ее как ножи. Но ей все равно. С церемонии выпуска ей все стало безразлично… по крайней мере, пока она не уснет. Женщина встала с кровати и открыла простой металлический шкаф, в котором висела форма Комитета Чистоты – простые белые штаны, высокие сапоги из нановолокна и китель с нашивкой Комитета. Сорок Седьмая была третьим помощником Верховного Судьи. Она не помнила, как добилась подобного поста… она просто работала, судила и казнила день за днем. Ей было все равно, что будет завтра и где она обнаружит себя на следующий день. Все равно. Одевшаяся женщина механически поправила форму и вышла из своей комнаты. Как Судья высокого класса она имела определенные привилегии, в виде отдельного жилья. Хотя… скорее это помогало тем, кто избежал участи стать ее соседом по комнате. Чем больше людей пыталось уснуть в одной комнате с ней, тем меньше было выспавшихся Судей, а значит меньше приговоров. А это было недопустимо… Комитет должен продолжать работать. Равнодушная женщина дошла до конца коридора и попала в большой зал – здесь Судьи принимали пищу, перед тем, как спускаться в рабочие помещения. Сейчас в зале никого не было – все нормальные люди еще спали. Сорок Семь прошла мимо пустых стоек с едой и спустилась в вниз. Там она дошла до металлического письменного стола, установленного в большом белом помещении. Стол соседствовал с десятками таких же столов, разве что был немного больше и стоял в некотором отдалении. Сорок Семь села за него, поправила идеально разложенные бумаги и начала работать. Ей нужно было разобрать материалы дел на сегодня. Шло время… постепенно вниз стали спускаться и другие Судьи. Они равнодушно смотрели на работающую женщину, будто она была частью интерьера. Многие из них даже не подходили ко своим столам… все, что им было нужно, это номера осужденных. Все знали стандартную процедуру – если кто-то попал в зал суда, то он будет осужден. Больше Судей ничего не волновало… они прошли Церемонию Выпуска и доказали, что достойны. Теперь они могут жить, как им будет угодно… пока они судят и казнят. Все это знали… Сорок Семь это знала. Но продолжала изучать дела. Она не знала зачем это делает – от того, что она читала их, вопросы становились острее и кошмары усиливались, но Сорок Семь продолжала читать. Нет… Ей было все равно. Все равно. Спустя еще три часа Судья встала, взяла папку с бумагами и двинулась во внутренние залы. Пришло время первого судебного процесса и Сорок Семь, как помощник, должна была присутствовать в зале суда, чтобы предоставить материалы Верховному, если это потребуется. – Виновен – сказал равнодушный мужчина, сидящий на высокой трибуне – Приговорен к окончательному очищению. Стоявший в центре зала мужчина, одетый в серые рубашку и штаны, как-то недоуменно на него посмотрел. Казалось он не совсем понимает значения прозвучавших сейчас слов. – Но… вы даже не выслушали меня. Я… я невиновен! Я не порочил ее им… – мужчина не смог договорить, так как получил удар в живот от одного из Судей пятого ранга, стоявших рядом. После чего другой Судья, даже не отпустивший цепь, потянул за нее и заключенного повели в выходу. Сорок Седьмая убрала папку с его делом, которое изучала все утро, и достала другую. Она тоже не понадобилась. Как и пять после нее. Судебные процессы Верховного Девятого города всегда были очень быстры. И абсолютно беспристрастны — кем бы ты ни был, ты будешь осужден. Мера зависела от нормы по загрязнению и других показателей, неизвестных Сорок Седьмой… она была единственной, кто заметил закономерность, ведь работала больше всех остальных. И ей было все равно. Все равно. Через два часа судебные процессы были окончены. Сорок Семь поклонилась Верховному и пошла обратно в рабочую зону. Там она села за стол и начала разбирать дела, которые будут проводиться завтра. Когда все остальные Судьи покинули зал, а бумага на столе Сорок Седьмой была расписана и идеально рассортирована, женщина встала и поднялась в обеденный зал. Там, специально для нее, стоял поднос с остывшей едой. Это была ее пищевая норма на сегодня… кто–то из обслуги (они набирались из земных деревень) всегда оставлял этот поднос в зале, не дожидаясь пока трудоголичная Сорок Седьмая подойдет сама. Судья молча посмотрела на этот поднос, после чего равнодушно взяла грубую булку и, вяло ее жуя, пошла в свою комнату. Возможно вкус булки был не так хорош, как оставшаяся в тарелке каша, но Сорок Седьмой было все равно. Ей нужно было наполнить желудок, что бы не умереть, все остальное ее не волновало. Судья дошла до своей комнаты, по пути доев булку, после чего медленно разделась. Опустив форму в ящик для грязного белья, она откинула белое одеяло и легла в постель, после чего усталость от целого дня работы без еды взяла свое, и она провалилась в сон.***
– Что такое справедливость? – задумчиво спросила маленькая девочка, сидящая на полу в комнате просветления. Вся поверхность около нее была завалена информационными табличками, содержащими в себе различные словари и учебники. И, судя по ее вопросу, ответ она так и не нашла. Семнадцать тяжело вздохнула и отложила табличку с информацией о завтрашнем уроке. – Справедливость, это наказание, соответствующее провинности – спокойно ответила девочка – мы изучаем это в самом начале… так что тебе непонятно Одиннадцать? Сидящая на полу странно оживилась. – Ну, это определение не единственное! Я нашла книги, в которых она описывается как должное соответствие труда и вознаграждения, заслуг и их признания, преступления и наказания – процитировала Одиннадцатая – видишь? Там два понятия… не только наказание, но и вознаграждение. Когда люди не обвиняются в чем-то, а наоборот – как-то завороженно сказала девочка. Семнадцать очень устало на не посмотрела. – Ты нашла это в учебнике? – спросила она. Сидящая на полу ощутимо помрачнела. – Нет – буркнула она. Семнадцать снисходительно хмыкнула и вернулась к табличке. Одиннадцать обиженно на нее посмотрела. – Какая разница, где я это нашла? – спросила она – как будто учебники отражают реальность! От того, что там написано жизнь не меня… – внезапно рот девочки закрыла детская рука. Одиннадцать замолчала и посмотрела на крайне злую Семнадцатую. – Заткнись – прошипела она – Не говори этого… есть вещи, которые нельзя говорить. Пойми это своей маленькой головой! – после чего рука медленно отстранилась от детского рта. Одиннадцать молчала. Семнадцать зло на нее посмотрела и пошла обратно к столу. Дойдя, она подняла с пола уроненную в панике табличку и протерла ее рукавом. – Я просто хотела бы… чтобы справедливость существовала. Такая, как в тех табличках – тихо донеслось из-за спины Семнадцатой. Та предпочла сделать вид, что не слышит. Одиннадцать была глупой и задавала слишком много вопросов. Это точно не доведет ее до добра… впрочем Семнадцать было плевать на эту наивную девчонку. Ей было все равно.***
– Что такое загрязнение? – спросила молодая девушка, лежащая на кровати. Семнадцать только раздраженно на нее посмотрела. И почему ее поселили в одной комнате с этой наивной девчонкой? Впрочем это была не только ее проблема. Пятнадцатый и Девятый тоже жаловались на мягкотелых соседей по комнате… некоторых даже специально перевели из других садов. Такое чувство, что специально, чтобы доводить нормальных Судей до трясучки! – Загрязнение, это грех – кратко объяснила Семнадцать. Одиннадцать задумчиво на нее посмотрела. Семнадцать узнала этот взгляд… сейчас будет какой-нибудь особо мерзкий вопрос. И соседка ее не подвела. – А что такое грех? – спросила Одиннадцать. Семнадцать пораженно на нее посмотрела. Задать подобный вопрос… она совсем слабоумная? – Грех, это грех – старательно спокойно сказала Семнадцать. Соседка только вздохнула и перевела взгляд на потолок. – Знаешь, раньше грехов было много и каждый был четко объяснен. Сейчас же существует лишь один, и я не нашла ни одного точного описания, что это. Только к чему он приводит – грустно сказала Одиннадцать – я не могу понять, как именно мы судим. Семнадцать глубоко вздохнула и медленно выдохнула, Потом вздохнула еще раз и выдохнула еще медленнее. И только тогда достаточно успокоилась, чтобы не начать орать. – Ты берешь измеритель загрязнения и подносишь к подозреваемому – ровно сказала Семнадцать – если он темнеет, то гражданин загрязнен. Все. – Но что именно он измеряет? – спросила Одиннадцать – почему нигде не описано, что измеряет этот прибор? А если он сломался? Как мы это поймем, если не знаем, на что обращать внимание? Руки Семнадцатой сжались в кулаки, и она постаралась успокоиться. Как же ее злили эти бесконечные вопросы. Как она их ненавидела! – Извини – внезапно донеслось сбоку и Семнадцать выплыла из своих яростных мыслей. – Что? – недоуменно спросила девушка, поворачиваясь к соседке. Та выглядела виноватой. И очень грустной. – Извини Семнадцать. Я… просто ты единственная, кто слушает мои вопросы и пытается отвечать на них. Остальные просто отшатываются и… – Ты задавала эти идиотские вопросы кому-то еще?! – в ярости заорала Семнадцать. Одиннадцать вздрогнула и испугано на нее посмотрела. – Ну, если не спрашивать, то тебе не ответят, так что… – попыталась объяснить она и… Ощутила, как ее щеку обожгло болью. Одиннадцать онемела и машинально до нее дотронулась, после чего посмотрела на трясущуюся от злости Семнадцать. – Ты… никому, слышишь, никому не должна задавать эти вопросы – очень тихо сказала Семнадцать – Остался всего год до Церемонии Выпуска. Тебя не должны внести в списки неблагонадежных! Заткнись и молчи, пока не подойдет время церемонии. Одиннадцать молча на нее смотрела, после чего… ее лицо стало очень грустным. – Прости Семнадцать. Я… я постараюсь – стараясь не смотреть ей в глаза сказала Одиннадцать. Семнадцать сердито на нее посмотрела и отвернулась. Одиннадцать была такой дурой! Задавать подобные вопросы направо и налево! А если ее не выпустят?! Никто точно не знал, в чем заключается церемония, но точно знали, что неблагонадежные не выпускаются из Сада. А если она… Стой, почему ей вообще не плевать? Верно… ей плевать на эту наивную, мягкотелую девчонку, постоянно задающую ненужные вопросы. Ей все равно.***
– Прости меня Семнадцать – очень грустно сказала пятнадцатилетняя девушка в белой форме – Я просто хотела знать. Ее голос звучал отдаленно, будто говорящая находилась в каком-то другом мире. Семнадцать пыталась сосредоточится на нем… на том, что она говорит, но не могла. Фигура соседки расплывалась и отдалялась от нее. А вес энергетического пистолета, напротив, ощущался гораздо сильнее, чем обычно. От его тяжести ее руки дрожали. – В этой великой церемонии – очень четко прозвучал голос Канцлера в ее голове – Вы сможете очиститься от любых сомнений и доказать ЕЙ свою преданность! Никто не будет сомневаться в вас, когда вы совершите свой первый Суд! Вперед, очистите славное имя своей касты от загрязненных пятен! – Тот, кто выйдет из комнаты испытаний станет Судьей! В руках Одиннадцатой был такой же пистолет. Она даже не пыталась его поднять. Просто стояла там и смотрела… ее лицо было грустным. Оно всегда было грустным, когда Семнадцать говорила о списках неблагонадежных. И Семнадцатая, наконец, поняла почему. Она всегда считала свою соседку глупой и наивной… но, похоже, по настоящему наивной была лишь она одна. Одиннадцать всегда знала, что ей не суждено выпуститься. И лишь Семнадцать продолжала надеяться на чудо. Надеяться? Ох, вот как… на самом деле… ей было не все равно. Ей никогда не было все равно. Ни на Одиннадцать. Ни на эти вопросы. Пистолет стал еще тяжелее и две девушки продолжали молча стоять в комнате. Периодически до них доносились звуки выстрелов, но ни одна не обращала на это внимания. Они смотрели друг на друга. Взгляд Одиннадцать был полон грусти и застарелого смирения… глаза Семнадцатой наполнял ужас. – Прости Семнадцать – печально сказала Одиннадцать – Я… я правда надеялась, что это будет кто-то другой – тут она грустно улыбнулась – ты всегда слушала мои вопросы и пыталась отвечать на них. На самом деле, я боялась, что тебя тоже внесли в списки, но видно они не заметили. Не увидели, что тебе тоже не все равно… это хорошо. Я бы хотела, чтобы ты продолжала жить. Семнадцать крупно вздрогнула и закричала: – Мне все равно! Все равно! – и резко подняла пистолет. Тот немилосердно дрожал и Семнадцать поняла, что не может прицелиться – оружие трясло. Ее губы задрожали, а по щекам потекло что-то теплое и она окончательно перестала понимать, куда целится. Дрожащий палец нажал на спуск и раздался звук выстрела. Сердце Семнадцатой затопил невыразимый ужас. Она отшвырнула пистолет и быстро протерла глаза… Одиннадцать продолжала молча на нее смотреть, даже не пытаясь уклониться от выстрела. Около ее плеча было выжженное пятно от энергетического луча… Семнадцать не попала. Из ее груди вырвалось облегченное рыдание, и она бессильно повалилась на колени. Одиннадцать продолжала грустно на нее смотреть. После она перевела взгляд на пистолет в своих руках… в ее глазах была глубокая задумчивость. – Я знаю, что ты сможешь жить в этом мире Семнадцать – сказала девушка – В отличие от меня, которая решила покинуть его давным-давно. Прости… но я не могу жить в мире без справедливости. В мире, где нельзя никого оправдать… где нельзя задавать вопросы… прости меня – и поднесла к виску пистолет.***
Сорок Седьмая крупно вздрогнула и резко открыла глаза… ее сердце стучало как бешеное, а дыхание с хрипом вырывалось из груди. Она лежала на простой белой кровати, стоявшей в маленькой серой комнате. Бледная женщина, с короткими белыми волосами и тусклыми зелеными глазами пыталась уснуть… выгрызть хотя бы одну ночь у проклятых кошмаров… уже очень много лет. С самой Церемонии Выпуска. Через несколько минут женщина успокоит свое дыхание и откинет белое одеяло. Потом она встанет и откроет шкаф… там будет висеть новая форма, которую положили еще вчера. Судья, машинально, оденет ее и пойдет по направлению к столовой. Она пройдет мимо оставленного вчера подноса и спустится вниз, где сядет за свой стол и начнет разбирать дела на сегодня. Через пару часов, в зал начнут спускаться другие Судьи… они даже не подойдут к практически пустым столам. Все, что им нужно знать, это номер. Они не хотели знать больше. Чем больше ты знаешь, тем труднее тебе судить… это был урок, данный им Церемонией Выпуска. Они выучили этот урок на отлично… все, кроме ненормальной Сорок Седьмой. Впрочем, всегда были те, кто остался на той Церемонии навсегда. Обычно они жили не долго… мало кто знал, но среди касты Судей был самый большой процент самоубийств. Многие считали, что Сорок Семь не проживет долго, но она продолжала упорно существовать. Я знаю, что ты сможешь жить в этом мире Семнадцать. Впрочем, им было все равно. И ей было все равно… все равно. Через несколько часов Сорок Семь взяла дела на сегодня и пошла в зал суда. Первый суд был начат без ее участия… видно сегодня Верховный куда-то торопился. Впрочем, ей было все равно. Первое дело было окончено, и начато второе. В зал ввели какую-то женщину (Номер Двадцать Пять из касты конструкторов — подсознательно отметила Сорок Седьмая — обвинение в загрязняющей связи) и процесс начался. Верховный посмотрел в свои бумаги и, на секунду, задумался. После чего кивнул своим мыслям и вынес вердикт. – Виновна. Приговаривается к окончательному очищению. Осужденная непонимающе на него посмотрела, и ощутила, как ее дергают за цепь. Сорок Седьмая равнодушно отложила папку и вытащила друг… – Какой интересный судебный процесс – разнесся по залу холодный голос. Холодный детский голос. Сорок Семь непонимающе моргнула и посмотрела на источник звука. В проходе для Судей стояла молодая девушка… по виду, ей было не больше тринадцати, четырнадцати лет, но от нее исходила подавляющая аура власти. Сорок Семь никогда раньше не ощущала подобного. Незнакомка была одета в одеяния священнослужителя высшего ранга и рядом с ней стояла женщина, лет семнадцати, в форме Стража. На груди формы был значок в виде зеленой многогранной звезды… это был знак личного Стража одной из Дочерей. И, если сложить все ранее увиденное… все в зале быстро опустились на колени. Девушка окинула присутствующих ледяным взглядом и пошла к возвышению Верховного. – Итак… в чем обвиняется эта гражданка? – спросила девушка, обращаясь к мужчине. – В загрязнении – немного замявшись ответил он. Страж издевательски ухмыльнулась, а Дочь окинула его презрительным взглядом, после чего взглянула на бумаги Верховного. – Нормы по загрязнению и письмо Главнокомандующего по набору в армию. Какие интересные бумаги для Верховного Судьи – уничижительно сказала Дочь – полагаю материалы дела обвиняемого вы сочли лишним для рассмотрения? Верховный странно вздрогнул и недоуменно посмотрел на Дочь. – О светлоликая, я… я выполнял волю Столицы. Канцлер приказал… – И с каких пор мнение одного Судьи важнее закона? – холодно спросила Дочь – Или вы считаете, что Пресветлая составляет законы, защищающие наших граждан от загрязнения, дабы они были нарушены? Судья крупно вздрогнул и его глаза затопил ужас. – Нет, вовсе нет, о светлоликая! – в ужасе сказал Верховный. Дочь задумчиво кивнула посмотрела на завороженную происходящим осужденную. – Итак… где я могу найти материалы ее дела? – спросила девушка. Все недоуменно на нее посмотрели. – О светлоликая… зачем вам эти материалы? – осторожно спросил Судья – И, что вы делаете здесь? Это ЕЕ воля? Эта гражданка… необходима в столице? – еще осторожнее спросил Верховный. Сорок Седьмая, склонившаяся к земле, задумчиво нахмурилась. Да, вполне возможно. Похоже эта осужденная нужна в Столице, поэтому дочь послали для ее изъятия. Это был единственный способ избежать приговора, при попадании в зал Суда. – Нет – спокойно ответила Дочь, уничтожая стройную теорию – Меня не посылали из Столицы для изъятия этой гражданки. Меня прислали из Столицы, чтобы управлять этой территорией. Я Нона, Девятая дочь Пресветлой, с начала недели управляющий этого города. И эта гражданка теперь под моей ответственностью, поэтому я хочу рассмотреть детали ее дела. Так где оно? – холодно спросила Дочь. В зале повисла тяжелая тишина… все потрясенно смотрели на… их новую управляющую? Эта маленькая девочка? И только Сорок Семь волновал совсем иной вопрос. – Вы хотите отпустить эту гражданку? – разнесся по залу Суда тихий, хриплый голос. Сначала никто не понял, где его источник – Судьи не слышали его много лет. И только Дочь, со своим Стражем, безошибочно нашли говорившего. Посреди группы коленопреклонных людей стояла бледная, болезненно худая женщина. Ее глаза были тусклыми от хронического недоедания и бессонницы… к груди она прижимала папку с многочисленными документами и записями, заполненную аккуратным, ровным почерком. – Нет – немного раздраженно сказала Дочь – Я хочу провести Суд. Мой гражданин получил обвинение и будет осужден или оправдан согласно закону. Неужто это так удивительно? Худая женщина странно изломано ухмыльнулась. – Оправдан? Вы хотите сказать, что если материалы дела указывают на превышение полномочий и недостаток улик, то она может быть оправдана? – голос ее был хриплым и дрожащим от многолетнего молчания. Дочь молча на нее смотрела. Наконец, Страж недоуменно покосилась на Дочь и толкнула ее локтем. Девушка оторвалась от немного безумных мутных глаз и ответила: – Разумеется. В конце концов это и есть цель Суда… карать или оправдывать в соответствии с проступком. Не знаю, как Суд проходил до моего появления – тут Дочь сердито покосилась на Верховного – но, пока я управляющая этого города, Суд будет беспристрастен и справедлив. А теперь… кто-нибудь в этой пародии на Судебный процесс предоставит мне материалы дела? – теперь в голосе Дочери ощущалось явственное раздражение. Все в зале ощутили странное давление и их пронзило осознание того, что Дочь недовольна. Кто-то сжался, кто-то заскулил, а несчастный Верховный начал непроизвольно вздрагивать. В этот момент все Судьи в зале посмотрели на странно застывшую Сорок Седьмую. – Третий помощник – прохрипел Верховный – Предоставьте светлоликой материалы дела. Сорок Седьмая не отреагировала, продолжая молча смотреть на сидящую Дочь. Та недоуменно на нее посмотрела и сказала: – Значит материалы у вас. Несите их сюда… и, чтобы сэкономить время, кратко введите меня в курс дела. Боюсь я не представляла, что все настолько плохо… придется проследить за всеми Судами на сегодня. Сорок Седьмая вздрогнула и нерешительно пошла по направлению к Дочери. В следующие несколько часов было проведено десять Судов. Двое были приговорены к отправке в армию, один к окончательному очищению… остальные были оправданы. Все было сделано согласно закону. Каждый суд длился около часа и дело каждого гражданина было тщательно разобрано и рассмотрено со всех сторон. Ошибок не допускалось… ведь дело касалось жизни граждан. – На сегодня закончим – спокойно сказала Дочь – Дела в Суде оказались гораздо запущеннее, чем я представляла. Я вернусь завтра и проконтролирую судебный процесс каждого Судьи. Если будут найдены нарушения, то Судья сам будет подвергнут Суду за халатность – и оставив окружающих в крайней степени ужаса, девочка удалилась. За все время судов она посмотрела на Сорок Седьмую три раза и четыре раза дотронулась до ее руки. К концу она выглядела немного уставшей, но заметила это только Страж, незаметно пихнувшая ее в плечо и глазами показавшая на дверь, а так же… Сорок Седьмая. Женщина старалась не смотреть на Дочь слишком долго… это могло показаться неуважением и дерзостью. Но она заметила. Она фиксировала каждый жест и движение их нового управляющего. Когда Дочь ушла, Сорок Седьмая вернулась в рабочий зал. Вокруг нее в панике бегали остальные Судьи, успевавшие между метаниями панически переговариваться между собой. – Да кто она вообще?! – испугано спросил Пятьдесят Седьмой – и разве нас можно подвергнуть Суду? Мы же прошли Церемонию! – Именно – ожесточенно сказала Шестидесятая – сам Канцлер сказал, что мы очищены. Она не посмеет идти против Канцлера! – Ну, она уже посмела… оправдать – прошептал Тридцать Второй – я сам видел. Семь оправдательных приговоров! Все в зале испугано затихли… после чего стали бешено метаться между столами. Осудить кого-то было бесконечно проще, чем оправдать. Все это знали… тот, кто посмел сотворить такое, способен на все. Впервые за долгое время Судьи начали испугано рыться в бумагах… на завтра у них было много дел и им нужно было разобраться в них всех. Сорок Седьмая продолжала свою обычную рутину. Пока все метались вокруг она закончила разбирать дела на завтра и аккуратно сложила бумаги. После она встала и поднялась в столовую. Там стояли испуганные повара, не понимавшие, почему господа Судьи еще не приступили к еде. Сорок Седьмая взяла свою порцию и села за стол, после чего съела ее целиком. Потом она встала и пошла в свою комнату, где сняла с себя форму и сложила ее в ящик для грязного белья. Сорок Седьмая подошла к кровати, откинула одеяло и легла на кровать. И только тогда ощутила, что ее тело бьет мелкая, непроизвольная дрожь. Несколько минут она заторможено смотрела на свои, дрожащие руки. – Госпожа Нона – нерешительно прошептала лежащая на кровати женщина – Управляющая Девятого города… Нона. Я не могу жить в мире без справедливости. В мире, где нельзя никого оправдать… где нельзя задавать вопросы. Прости меня. Сорок Семь ощутила, как по ее щекам течет что-то теплое. Она помнила это чувство, но теперь… в ее сердце не было колющего льда, и не накатывала тошнота. Эти слезы были теплыми… они несли ей облегчение. – Одиннадцать… я… я тоже не хочу в нем жить. Мне не все равно… сколько бы я не пыталась, мне было не все равно. Но… Пока я управляющая этого города, Суд будет беспристрастен и справедлив. – Но если она будет здесь, я смогу жить. Если бы она была здесь, ты бы тоже смогла… Пока она здесь… справедливость тоже будет здесь – прошептала женщина и закрыла глаза. В эту ночь ей снилось тоже, что и всегда. Там была маленькая, любознательная девочка, задающая слишком много вопросов… спящая на кровати женщина мягко улыбалась. Ее лицо, впервые за долгие годы было спокойно и безмятежно.