Изменщик

Хенджин чувствовал себя, мягко говоря, «не ахти». Голова сильно вспотела из-за парика с роскошными черными кудрями до пояса. Грудь сдавливало милое ажурное бельишко, лямки которого неприятно впивались в плечи, а бедра и промежность натирали кружевные узкие трусики нежно-голубого цвета. В короткой юбке с рюшами было довольно неуютно — чувствовались даже малейшие колебания воздуха, обдавая прохладой прикрытые в обычные дни места. За несколько часов туфли на высоком каблуке успели натереть пару мозолей, но в голове крутилось насмешливое «снимешь раньше времени, и мы отправим эти фото твоему парню». Он даже выпить не мог, ведь риск натворить глупостей был слишком велик. Глаза уже привыкли к туши, что первое время мешала обзору. Хенджин оглянулся в поисках друзей. Оба были уже навеселе, поэтому без стеснения вывалились на танцпол, показывать умения. Минхо даже забрался на платформу, обвиваясь вокруг пилона. Чонин отплясывал в центре какой-то народный танец, не совсем подходящий месту, но случайные зрители были довольны. Стоит ли Хенджину сделать ответный компромат? Парень тяжело вздохнул, отпив сока. Все затекло от долгого сидения, но встать было страшно — до клуба его вели под руки, чтобы он не повредил ничего в процессе ходьбы по слегка шатающейся и дрожащей земле. Хенджин запустил палец под легкую блузу, совсем неженственно поправляя сползшую лямку и съезжающие чашечки. Он вновь отвернулся к барной стойке, разводя колени и укладывая подбородок на сложенные руки. Скука смертная. Горячий выдох прямо в ухо заставил парня вздрогнуть. Большие руки обвили его талию, резко притягивая к краю высокого стула. Хенджин уверен, что прибил бы наглеца в любой другой ситуации, но знакомый парфюм заставил повременить. Он выпрямился, садясь полубоком, чтобы взглянуть на человека, что потревожил его, и, действительно, знакомое лицо. Глаза Сынмина пьяно поблескивали, на щеках красовался еле заметный в темноте румянец. Вот незадача. Видимо, туфли можно таки снять. — Познакомимся? — Сынмин звучал четко и громко, смотрел слишком хищно и заинтересованно. Хенджин настороженно посмотрел в чужие глаза, чувствуя накатывающее раздражение и недоумение. — В данной ситуации, могу познакомить твой пах со своим коленом, — грубо выдыхает парень, сильно сжимая щеки Сынмина рукой и отодвигая подальше от своего лица. — Зачем сразу грубить, я ведь ничего такого не сделал, — обиженно дует губы парень, глядя своими большими честными глазами прямо на Хенджина, — Так что? Можем поехать ко мне. Моего парня наверняка не будет до утра, так что вся ночь в нашем распоряжении. Хенджин приподнимает бровь и еле сдерживает внутреннюю злобу. Если этот парень сейчас же не исчезнет из его поля зрения, пострадают они оба — в какой-то степени, лишить Сынмина члена для него самого не столь выгодно. Он не узнал его или прикидывается? — Твоя голова сейчас взорвется от сложного мыслительного процесса, — смеется Сынмин, разглаживая большим пальцем складку между бровей Хенджина. Он улыбается по-доброму и ближе прижимается, втягивая воздух за ухом, — Сколько ты выпил, что согласился на это? — Я не пил, — жалуется Хенджин, полностью разворачиваясь к своему парню и обвивая его шею руками, — Ребята отыгрываются за прошлый раз. Сынмин смеется, вспоминая как Чонин крыл матом все, на чем свет стоит, когда шел с цветами под окна краша петь серенады. Правда, отыгрываться не за что, ведь они уже месяц как вместе, так что его месть не оправдана. Соседи тогда бурно аплодировали талантливому мальчишке, заставляя озадаченного и шокированного парня согласиться. Но Сынмин не жалуется, потому что сейчас Хенджин сидит перед ним в этом и… Кажется у Сынмина едет крыша. — Ты такой красивый, — он убирает выбившуюся прядь парика за ухо, нежно поглаживая щеку. Но после не удерживается и спускает руки на округлые ягодицы, мнет их ласково, притягивая Хенджина еще ближе, хотя они и так уже вплотную. — Я знаю, — Хенджин делает вид, что ему все равно, но смущенная улыбка и пробивающийся сквозь шум сбитый ритм сердца выдают его волнение, — Боже, ты не должен был этого видеть. — Ты не собирался мне показывать? Другим смотреть можно, а мне — нет? — Сынмин наиграно вздернул брови и возмущенно приоткрыл рот, — Ну все, я обиделся. Несмотря на свои слова, парень даже не попытался отойти от возлюбленного. Он только отвернул голову, нахмурив ровные брови и надув губы. Но глаза тут же приобрели шаловливый блеск, когда Хенджин громко ойкнул от мягкого щипка за бедро. Парень стукнул Сынмина в плечо, после крепко обнимая и оставляя легкий поцелуй на подставленной щеке. — Поехали домой? Я устал, — Хенджин навалился на Сынмина, не желая выпускать из объятий. Тогда парень осторожно подхватил его, спуская на пол и помогая найти более устойчивое положение. Они медленно шли вдоль темной улицы, вдыхая прохладный воздух. Звезды светили необычайно ярко, где-то вдалеке был слышен гул машин, но парни были слишком увлечены друг другом, чтобы отвлекаться на такие мелочи. Тихий смех ласкал слух, заставляя бабочек внутри переполошиться, замахать своими маленькими крылышками, вызывая теплое щекочущее чувство. В квартиру они буквально завалились. Первым делом Хенджин скинул обувь, а уже потом закрыл за собой дверь. Ноги саднило от ходьбы, зато облегчение было колоссальным. Телефон Сынмина трезвонит, снова перетягивая внимание, но парень лишь раздраженно сбрасывает звонок. Возможно, Сынмин всю дорогу только и думал о том, как зажмет Хенджина прямо в прихожей, кто знает. Вновь лишившись опоры Хенджин крепко ухватывается за Сынмина, что не теряя времени тащит его в спальню, прижимая к стене. Свет загорается слишком неожиданно и, по мнению Хенджина, абсолютно бесполезно, но Сынмин считает иначе. Он внимательно разглядывает слегка растрепанный парик, смазанную помаду, часть которой осталась у него на щеке после несдержанного поцелуя. Она слишком яркая, Сынмину не нравится этот оттенок, но на Хенджине это смотрится невозможно притягательно и возбуждающе. Блузка немного съехала, оголяя острые ключицы. Сынмин останавливает взгляд на шлейке лифа и тянет ее на себя, резко отпуская, чтобы услышать громкий щелчок от соприкосновения с кожей. Хенджин немного жмурится от боли, но не останавливает, продолжая наблюдать за заинтересованным парнем. Сынмин все же опускает его на пол, хватаясь за рубашку. — Давай-ка избавимся от этого, — шепчет Сынмин, быстро вытаскивая пуговицы из петель. Он резко тянет ткань вниз, обнажая стройный спортивный торс. Хенджин мгновенно смущается, прикрывая грудь и отводя взгляд, — И что это? Тебе ведь не знакомо слово «стыд», — Сынмин заводит руки за спину, мягко касаясь лопаток и проводя вниз, к кромке лифа, щекоча чувствительную кожу. Хенджин прижимается ближе, втягивая запах у шеи Сынмина, и целует впадинку над ключицей. Сынмин тяжело сглатывает, когда опускает руки ниже, пробираясь под юбку. Руки нащупывают что-то кружевное и плотно прилегающее к коже. Жар стремительно ползет по телу, в голову ударяет. — Поможешь избавиться от них? — все-таки, не знакомо. Сынмин кивает скорее себе, сбрасывая очередной звонок, и целует Хенджина в нос, улыбаясь. Он тянет его за собой к кровати, опрокидывает на спину, нависая сверху. Хенджин выглядит хрупким и беззащитным, робко сжимаясь и прикрываясь, но улыбка у него такая открытая и до безобразия довольная. Сынмин ловит его губы, вновь запуская руки под юбку, задирая ее вверх. Красная головка призывно выглядывает из-под резинки, сочится смазкой и пачкает ткань. Голубые трусики контрастируют с покрасневшей кожей. — Минни, возьми его, — просит Хенджин, подаваясь бедрами вверх, слегка виляя и нетерпеливо дергая за волосы. Он не отводит просящего взгляда, выворачивая все чувства, выталкивая их наружу, заставляя ощущать это каждой клеточкой тела. Сынмин опускает лицо ближе, прикусывая тазовую косточку. Все внутри пылает, просится и даже умоляет прикоснуться еще, приблизиться совсем вплотную, убедиться, что он такой же горячий и пульсирующий. Телефон вновь звонит, слегка раздражая обоих, но им сейчас не до этого. Более важно то, что Сынмин все-таки тянет тугую резинку вниз, высвобождая орган полностью, и мокро целует бедро. — Ты так сильно возбудился из-за наряда? — Сынмин вновь делает попытку, но, услышав хриплое «отчасти», моментально замолкает, насаживаясь до половины. Хенджин выгибается, мычит что-то непонятное, вероятно, подбадривает. Подол юбки от возни съезжает, слегка накрывая голову Сынмина, но никто не торопится его убрать. Сынмин втягивает щеки, плотно прижимаясь языком к стволу, гладит чувствительные бедра. Хенджин долго не выдерживает, прижимая Сынмина вплотную, заставляя принять все до последней капли, а после тянет его к себе, чтобы детально рассмотреть как Сынмин облизывает покрасневшие губы. Они целуются довольно долго, пока Сынмин пытается избавиться от собственной одежды. Он путается в штанинах, чуть не задевая Хенджина ногой. Пальцы Сынмина легко проскальзывают в мокрый и растянутый проход. Возможно, Хенджин соврал, когда сказал, что не собирался ему показывать. Хенджин низко стонет, когда Сынмин добирается до простаты и намеренно давит на нее, играет пальцами и гладит, заставляя терять голову. Хенджин дугой выгибается от каждого толчка, дрожит нетерпеливо и подгоняет неразборчивой руганью. Сынмин долго медленно вдалбливается внутрь, с упоением наблюдая за удовольствием на лице Хенджина. Этот парень выглядит будто воплощение слова «эстетика», закусывает свои неприемлемо сексуальные губы, пальцами загребущими мнёт подушку за головой и стонет, тихо так, но упоительно, заставляя желать себя сильнее. Повторившийся в который раз звонок заставляет Сынмина недовольно закатить глаза. Он глядит на Хенджина немного виновато и хитро, все же принимая вызов, сильно замедляется и прикрывает рот любимого ладонью. — Сынмин, какого черта?! — орет Феликс на том конце, заставляя Сынмина поморщиться от резкого звука, — Немедленно вернул девушку на место! Когда ты стал таким мудаком? — не прекращал сыпать обвинениями парень, — Мы придушим тебя, если ты изменишь Хенджину. Остановись, пока не поздно. — Прости, Фел, но уже поздно, — Сынмин улыбается довольно, смотрит прямо Хенджину в глаза, ловя неприкрытое осуждение, и продолжает: — Эта девочка так хороша, — он наклоняется совсем низко, чтобы Хенджин точно его расслышал, — Такая горячая и отзывчивая. Кажется, я влюбился. Сынмин победно улыбается, разглядывая липкое смущение на чужом лице. Хенджин сжимал его так сильно после каждого слова, заставляя задыхаться и прерываться, чтобы не застонать прямо в трубку. Он не слушает, что кричит Феликс и отбрасывает телефон подальше — пусть хоть до утра звонит, вообще плевать. — Ты такой влажный, Джинни, — надрывно шепчет Сынмин. Он звучит насмешливо, когда Хенджин толкает его в плечо с немым укором. Но лицо Хенджина быстро меняет выражение, когда он чувствует язык на своем подбородке. Он итак весь мокрый, но Сынмин решает, что этого недостаточно — выцеловывает щеки и шею, оставляя влажные блестящие следы. Хенджин сжимается весь от низкого и насмешливого «моя девочка», обильно кончает в сынминов кулак, продолжая толкаться даже после, чтобы немного продлить удовольствие, — Такой похотливый и ненасытный, — Сынмин втягивает воздух сквозь зубы, слегка замедляясь. Сынмин видит рассеянный взгляд Хенджина и не может сдержать возбужденного стона. Хенджин вздрагивает от этого звука, крепко вцепляясь в покрывало. Его член вновь дергается, поддаваясь ощущению восхитительной наполненности. Тело охватывает озноб, сжимая все внутренности. Жар и холод смешиваются во что-то непонятное, но приятное до безумия, разрывающее изнутри. Хенджин выгибается под напором толчков, сильнее сжимаясь вокруг члена. — Джинни, сделай так еще, — просяще скулит Сынмин, толкаясь еще резче. У Хенджина пусто в голове, но он инстинктивно понимает, что от него требуется, начиная хаотично сжимать сфинктер вокруг плоти, затрудняя продвижение. Это становится последней каплей, и Хенджин чувствует, как горячая сперма заполняет его изнутри, заставляя кончить его в который раз только от осознания того, что он действительно до отказа заполнен слюной, смазкой и спермой. Они сплетаются в мокрый липкий клубок, предварительно избавившись от лифчика и трусов. Полностью забивают на душ, на Феликса, которому следует все объяснить и на юбку, которая к утру точно окажется полностью непригодной для дальнейшего ношения. Все потом.