Новый год и новый круг

      Входная дверь хлопнула.       — Привет, — крикнул Курильщик, не отрываясь от наброска.       Ему не ответили, но в коридоре раздались тяжелые шаги неразувшегося человека. В дверном проеме появился Черный.       — До сих пор рисуешь? Начал, когда я только уходил, — голос его прозвучал не в пример веселее обычного, и Курильщик поднял взгляд.       Черный стоял, залихватски скрестив ноги и упираясь плечом в дверной косяк. Едва не касаясь головой потолка. Он щурился и улыбался, не оставляя сомнений в собственной нетрезвости.       — Рано у вас корпоратив — только середина декабря, — констатировал Курильщик.       Видеть Черного под градусом было непривычно.       — Это не корпоратив, — охотно пояснил Черный. — Просто успешная сделка.       Курильщик уже собрался вернуться к картине, как Черный, не меняя тона, предложил:       — Курильщик, пойдем гулять?       Черный редко называл его домовским прозвищем, и не сильно любил, когда Курильщик по прозвищу называл его (но тот никак не мог отвыкнуть). После возвращения из общины Черный стал еще серьезнее, чем раньше. Курильщик легко это принял, ему было по большому счету все равно — Черный, серьезный или не очень, в любом случае нормальный сосед. Но нет-нет, и Курильщик скучал по прежней горячности бывшего состайника.       — Пойдем, — после секундной заминки кивнул Курильщик.       Одеваясь, Курильщик мельком глянул в окно и едва не предложил захватить фонарик. Но быстро вспомнил, что идут они действительно на улицу, а не на первый этаж Дома. Он щелкнул последнюю кнопку пуховика и посмотрел на Черного, сообщая о готовности. Тот задумчиво глянул в ответ и шагнул к Курильщику. Но не взялся за ручки коляски, как тот ожидал, а прямо вынул из коляски, как куклу. Не давая опомниться, вышел за порог прямо с Курильщиком на руках.       — А коляска?.. — только и смог выдавить Курильщик, растерянно глядя на коричневую обивку.       — Сегодня без коляски, — доверительно сообщил Черный.       Поначалу Курильщик смущался. Он даже в детстве отцу запрещал себя носить, а уж теперь… Но повышенного внимания, которого опасался Курильщик, не последовало: он в своем районе примелькался. Кто в Наружности будет открыто пялиться на колясочника, даже если тот без коляски?       В ранних декабрьских сумерках расползался веселый гомон, и появление еще двоих гуляющих никак на него не повлияло. Курильщик с интересом вертелся по сторонам — давно отвык видеть мир с нормальной высоты. Круглый свет фонарей уверенно разгонял темноту. Весело пищала ребятня, радуясь снегу и приближению праздника. На окнах то тут, то там мелькали украшения, имитирующие морозные узоры. Вдалеке раздавались хлопки — кто-то взрывал петарды. Собаки, то ли радуясь этому, то ли спасаясь, носились вперёд-назад.       Смурной бультерьер деловито подошел к ним, лениво опираясь на широко расставленные передние лапы. Курильщик вздрогнул, памятуя о нехорошей славе этой породы. Но пес только добродушно фыркнул ноге Черного и отправился дальше по своим делам. Курильщик запоздало вспомнил, что именно такую собаку когда-то прочили Черному в четвертой. И одновременно порадовался, что грозному псу его в любом случае не достать — сначала придется победить самого Черного, а это будет непросто.       — Наконец, можно остановиться, оглядеться по сторонам, — воодушевленно пробормотал Черный, окидывая взглядом спокойно-беспокойный вечер.       Курильщик подумал, что тот действительно излишне много времени проводит на работе, но говорить ничего не стал: если Черный задался целью быстрее «встать на ноги», то его только танк остановит.       Малышня затеяла снежный бой. Курильщик удивлялся, как ловко детворе удается организовывать себе игры. Никто ничего не сказал, даже жестом не передал товарищу намерения, но стоило одному слепить снежок и кинуться в другого, как в мгновение ока во дворе развернулась настоящая баталия.       Попали под обстрел и Черный с Курильщиком — а нечего стоять на линии огня. Густой снежок бухнулся Черному в ногу и так и приклеился к краю высокого берца. Пацаненок, попавший в него, замер — атака явно была непреднамеренной. Черный удивленно глянул ногу — не почудился ли ему удар? И перевел взгляд на оробевшего мальчишку. Тот вжал голову в плечи и даже приоткрыл рот, не зная, чего ждать от этого недружелюбного на вид дядьки. Курильщик вздохнул –слушать воспитательные беседы Черного не хотелось, хоть тот и был в них силен.       — Нас атакуют! — Курильщик даже вздрогнул от неожиданности. — В укрытие!       И Черный двумя прыжками оказался у снежной насыпи, образовавшейся после расчистки дороги. Посадил на нее Курильщика и сам присел на корточки в притворном ужасе. Оглянулся через плечо.       Несколько ребят довольно засмеялись, включая того, самого меткого. Те, кто посмелее, быстро сообразили продолжить атаку, и в Черного с Курильщиком полетел еще пяток снежных снарядов. Отбиться они пытались, но разве попадешь в эту юркую мельтешащую малышню? В конце концов, малышня их оставила — скучно сражаться с примитивным соперником, который постоянно мажет.       — Тебе очки пора носить, — отхохотавшись, сообщил Курильщик. — Прицел сбился.       — А сам-то? — весело поддержал Черный. — Художник с глазомером, а в того увальня с трех шагов не попал.       Курильщик поерзал, устраиваясь удобнее. Снег холодил через брюки, но слезать с «насеста» не хотелось. Потому что смеющиеся глаза Черного были очень близко. Потому что в свежем воздухе слышался легкий запах коньяка. И потому, что Черный сам не торопился подниматься.       Взгляд Черного скользнул по лицу Курильщика. У того сердце стукнулось особенно сильно. И он не сразу понял, что причина сему — взгляд Черного, ясно остановившийся на его губах. Теперь Курильщику стало жарко, и захотелось что-то сделать, но что — непонятно.       Спас Курильщика резкий взрыв. Он инстинктивно задрал голову, когда в небе расцвет сверкающий, переливающийся всем спектром цветок, увеличивающийся в размерах. Рассыпался звездами, как драгоценным дождем. Черный вскочил и снова подхватил Курильщика на руки, поднимая к небу. Будто желая приблизить Курильщика к этой красоте, чтобы он лучше ее разглядел.       Разглядел Курильщик действительно хорошо. И запомнил тоже отменно — наметанным глазом художника.       Через несколько дней, закончив курсовую работу, он сел перед пустым холстом с не менее пустой головой. И рука сама потянулась к холодным синим цветом, а потом к огненно ярким. Он рисовал салют. Не празднично-открыточный, а самый обычный, любительско-бытовой. Несимметричный и рассыпающийся не там, где надо. И от того еще более теплый и личный.       Черный, проходя мимо, остановился, помялся на пороге, но так ничего и не сказав, прошел дальше. Курильщик, заметив его уход, расхотел рисовать дальше.

***

      Ленивый вечер постепенно превращался в ночь, и делать ничего не хотелось. Они сидели на диване: Курильщик с сигаретой, Черный — с очередной чашкой кофе. Шел старый боевик, бесспорным достоинством которого было полное отсутствие сюжета и присутствие красивых взрывов. Можно увлеченно смотреть на экран и думать о своем, не вызывая подозрений.       Черный поставил пустую чашку на подлокотник и оперся на кулак. С наступлением темноты его душу который день начинала неуловимо грызть легкая, неясная тоска. Будто чего-то в жизни не хватает. Будто что-то идет не так. Черный напрягал все силы своего могучего разума, но так и не смог понять, в чем же дело. На работе все хорошо — удачно закрывают год. Община давно осталась в прошлом. Денег скоро хватит на свое жилье. Все вроде так. Но не так. Утомленный неясными переживаниями, Черный сам не заметил, как погрузился в спасительную дрему.       Курильщик развернулся, желая что-то сказать, но видя, что потенциальный собеседник спит, промолчал.       «А считается, что кофе бодрит», — обиженно подумал он и щелкнул по кнопке пульта. Экран закрылся черным, погрузив комнату в полную тишину. Курильщику ни с того ни с сего стало грустно. Будто он снова стал ребенком, которого оставили одного. Он поспешил напомнить себе, что давно не ребенок, и перебрался в коляску.       Проезжая мимо Черного, остановился. Будить его? Не хочется. Просто уехать? Именно так и надо сделать. Но тоже не хочется. Накрыть пледом, чтобы не замерз? Глупо. К тому же в комнате тепло. И с чего человеку, жившему «в дикой природе», мерзнуть? Да и смутится наверняка, когда проснется…       Курильщик подъехал к стенному шкафу. Отыскал среди одеял клетчатый плед. Пусть смутится. Курильщику зачем-то нужно, чтобы Черный смутился.

***

      — Какой смысл? Разве от того, что стрелки начнут новый круг, что-то поменяется? — отец Курильщика рассуждал о неважности празднования Нового года, привычно растягивая слова.       Раньше Курильщик думал, что виной такой манеры речи был алкоголь. Но отец уже вроде не пьет, а говорит так же.       — На новом круге может что-то поменяться, — голос Черного, наоборот, звучал непривычно скованно.       Ему встречи с Циммерманом-старшим давались тяжеловато. Во-первых, он жил на территории Курильщика, а значит и немного на территории его отца. Во-вторых, в пространных рассуждениях отчетливо слышался голос Сфинкса, а с ним отношения у Черного оставались, мягко говоря, натянутыми.       — Чушь! — отец Курильщика аж подпрыгнул в кресле. — Поменяться все может и сейчас. В любую минуту. Все зависит только от тебя.       Его взгляд так красноречиво уперся в Черного, что тот кожей почувствовал, как судьба мира незримо ложится ему на плечи. Курильщик заметил обреченный вздох, хоть Черный и постарался его подавить.       — Извини его, — начал Курильщик, когда отец отбыл к себе. — Просто он много общается со…       Он прикусил язык, в последнее мгновение решив, что кличка состайника только добавит масла в огонь. Но Черный пропустил это мимо ушей.       — Ерунда, — отозвался он, доставая из кармана пачку сигарет. А потом многозначительно добавил. — Он же отец, ему положено учить. У меня и такого… никогда не было…       Курильщик быстро глянул на смотрящего в пустоту Черного и опустил глаза. Чтобы тот не заметил в его взгляде жалости. И кое-чего другого.

***

      Без Черного не то. Курильщик понял это, с полчаса покатавшись по освещенным апельсиновым светом дорожкам. Началась зачетная неделя, поэтому времени у отличника Курильщика стало больше. В отличие от Черного. Он решил потратить это время на прогулку, но дети пищали не так, собаки лаяли неправильно, и фейерверки больше пугали, нежели радовали.       Поздравительные баннеры еще сильнее вгоняли в тоску, и Курильщик решил, что не так уж и не прав отец, решивший игнорировать Новый год. Кому нужен пластмассовый праздник, который все равно ничего не изменит?       — Курильщик! — вдруг раздалось сзади. — Стой!       Курильщик обернулся и увидел спешащую к нему фигуру, на ходу натягивающую перчатки.       — Думаю, ты не ты, — Черный взялся за ручки коляски, и Курильщик не стал замечать, что кроме него колясников в районе нет. — Пришел, а тебя нет. Чего меня не подождал? Куда пойдем?       Черный не стал говорить, что в пустой квартире его накрыло ощущение тщетности бытия. А Курильщик не стал говорить, что с появлением Черного дети стали пищать правильно, а собаки залаяли так.

***

      — Помнишь, как у Лэри молоток ночью свалился?       — Помню — он чуть на меня не свалился.       — Это еще что, — веселился Черный. — В общине он едва Рыжему руку не отпилил. Габи тогда его в бочку с мазутом хотела опрокинуть.       Это была их первая беседа о Доме и о прошлой жизни. Неожиданно легкая для обоих. Странные события забылись, либо не хотели вспоминаться. Да и кто будет вспоминать плохое, сидя около наряженной новогодней елки?       Нарядили как-то стихийно. Курильщик просто достал из кладовки коробку с разобранной елкой. Черный просто пришел с работы и, ни слова не говоря, собрал. Потом так же стихийно нарядили. А сегодня, в последний день года, даже отведали глинтвейна. По всей видимости, будучи вдвоем, взглядов Сфинкса и Циммермана-старшего относительно важности Нового года они не разделяли.       — Знаешь… — Курильщик стал серьезным. — Там было все-таки… интересно.       — Да, — после паузы согласился Черный.       Он сел поудобнее и развернулся к Курильщику. И тому вдруг показалось, что в неверном свете гирлянды Черному снова семнадцать лет. То же волевое, серьезное лицо, только с налетом непонятного беспокойства, коего за Черным давно не водилось.       — А еще… ну… — неуклюже замялся Черный. — Мы там… познакомились.       Курильщику показалось, что это «познакомились» Черный выделил интонацией, но предпочел этого не замечать и кивнул. Потом перевел взгляд на елку, гирлянда на которой погасла.       — Ты как думаешь? — даже без разноцветных огоньков Черный остался семнадцатилетним. Вытянулся в струнку и серьезно, почти тяжело посмотрел на Курильщика. — Если бы не четвертая… мы бы подружились?       — Если бы я Фазаном остался? — Курильщик посмотрел наверх, будто его гипотетическое будущее отражалось на потолке. — Вряд ли — Джин с Поросятами сделали бы из меня робота, не способное ни к чему, кроме выполнения своих правил.       — Я не про то, — отчего-то раздраженно отмахнулся Черный. — Если бы мы вообще не в Доме встретились… А просто…       Курильщик глянул на него с легкой веселостью — понял, к чему тот клонит. Выпитый глинтвейн возымел, наверное, действие, потому что жизнь начинала казаться простой и приятной штукой.       — Не в Доме? Не в Доме мы бы, наверное, не только дружили.       Мысли стали путаться, и Курильщик сам до конца не понял, что же он сказал. Но что у трезвого в голове… А вот Черный очень даже понял. Он закаменел еще больше, потом неуклюже придвинулся к Курильщику.       — Правда? — недоверчиво спросил он.       Курильщик хотел пожать плечами, но не успел — Черный оказался совсем близко, и его дыхание торопливо скользнуло по щеке. Курильщик сглотнул — так странно это ему показалось. А потом стало еще страннее — теплые губы несмело коснулись его.       «Это нужно делать так», — только и пронеслось в голове голосом Черного.       Черный же, не встретив сопротивления, коснулся уже языком, и Курильщик разомкнул губы. Быстрый, горячий язык. Неожиданно несмелый и от того очень приятный. И очень шустрый — исчез еще до того, как Курильщик еще что-нибудь сообразил. Курильщику стало легко, будто кто-то наполнил его легкие гелием. Щеки горели. Он изучал крупные ключицы Черного — поднять взгляд выше стало невозможно. Черный не шевелился, будто ожидая приговора.       Курильщик мотнул головой и уперся Черному в грудь. Ухом почувствовал громкий стук его сердца. Очень успокаивающе.       Гирлянда снова включилась, разнося по комнате праздничные огоньки. Отражаясь на диване и белой футболке Черного. Провожая последний день уходящего года. Через пару часов наступит новый. А для кого-то уже наступил.       Наверное, отец прав, и чтобы что-то менять, необязательно дожидаться нового стрелочного круга.       — Пойдем гулять? — прошептал Курильщик, не открывая глаз. В груди приятно тянуло и что-то мягко рвалось наружу.       — Пойдем, — облегченно выдохнул в подсвеченную красным макушку Черный.       За окном загремел салют. Они успеют погулять. Поздравить незнакомцев с Новым годом. И много чего еще успеют. А потом у Курильщика припрятана бутылка шампанского — праздник есть праздник.