неполноценные

кёя не сомневается. но кей частенько даёт понять, что особенный он такой один, когда сбегает ночью из дома, чтобы получить щелбан, а кёя ведёт беглянку обратно и помогает залезть в окно. когда они сидят на подоконнике «пять минуточек» по её умоляющей просьбе, свесив ноги наружу, и долго спорят, кто именно едва не сорвался с карниза. когда держат обувь парой пальцев, чтобы проветрить ступни, и смотрят на треск фонарного столба, как коты. — хибари-сан, хибари-сан, — шепчет кей, довольно щурясь на прохладный ветер, щекочущий оголённую кожу между штанинами и резинкой носков. — м? — а это чертовски весело оказывается — так пробираться в собственный дом! кёя хмыкает: если её мать узнает, то получат лещей они напополам. кей — за то, что ночью сбегает, а он — за то, что ночью шляется. эризава мисаки — не та женщина, что ругает за драки и свиданки с хулиганом, но зато та родительница, что об этих драках и свиданках всё должна знать. она не знает, плюс-минус, о трети подобных таким посиделкам. кёя на это довольно тянет губы в ухмылке и обещает: — мы поедем к морю летом. без никого. так что готовь нашу карту. — они с детства отмечают красным места, присваивая им лаконичное «наши». и становятся кёя-кейными потаённые закоулки, лавки, скрытые листвой, старые деревянные мосты. кей от радости пушится, встаёт в полный рост, хватаясь за оконную раму и, будто к крику готовясь, тихонечко выдыхает: — круто! он держит её за холодную лодыжку и, кажется, останется сидеть на этом узком подоконнике до утра. потому что кей снова напилась кофе и спать не планирует.