Гремучая смесь

      «Песни писать — это вам не мешки ворочать» как-то сказал Юра прекрасной половине группы после очередного их с Пашей пьянства и был как никогда прав. Но вот только если раньше они относились к написанию песен с некой легкостью и даже пофигизмом, то сейчас — всё с точностью, да наоборот. Трезвые как стекло, настроенные только на успех Кикир, Паша и Юра сидели в студии уже около десяти часов. Замотивированные недавними релизами друзей, приехали специально с утра пораньше, чтобы уйти домой хотя бы на ночёвку. Хотелось больше, лучше и круче. Уже к вечеру пыл поубавился, и желания были другие — оторвать глаза от экрана компьютера, а пальцы от инструментов. Но работали на результат, а следовательно — на износ. Сегодня, что странно, в офисе было тихо. Мустаев с Бабуриным уехали по делам группы и не появлялись вообще. Только Даня Белов зашел по поводу нарядов для будущего клипа и тоже быстро смотался. А друзей в гости они и не звали, были настроены на продуктивную неделю, поэтому не позволяли себя отвлекать. Только вот Паша сегодня был какой-то чересчур нервный. Вечно выходил покурить и не воспринимал шутки товарищей, призывая к серьёзности. Юре, конечно, тоже с самого утра пробка длиною от дома до студии подпортила настроение, но он быстро отошёл. Чего не скажешь об аккордеонисте. — Так, всё. Я заебался. Пробую последний раз и если не выходит — продолжим завтра. — Перехватывая удобнее аккордеон заявляет Личадеев и прикрывает глаза. — А мы то что? Это у тебя руки как из жопы, Пашуль. Юра понял, что зря это сказал ещё тогда, когда ответ рождался в мозгу, но ничего с собой поделать не мог. Не привык он сглаживать фразы в угоду кому-то. Всегда говорил то, что думал. Разве что для Лизы или Ани выражения подбирал и то, только когда те не в настроении были. — Завались, пожалуйста. Я и так тут душу выворачиваю, ещё ты со своими комментариями. Фух, вроде не сильно разозлился. Значит можно не готовиться к режиму Паша-истеричка. Юра переглядывается с Кикироном и тот тоже явно пытается сдерживать смех. — Тишина. — Командует Личадеев и вступает свою партию в грядущей песни. Обычно, они пишутся в присутствии Вити, их звукаря, но сегодня он не смог приехать, а парни решили быть независимыми и записать хотя бы два инструмента самостоятельно. Скрипка уже была готова, у Юры аж рука отнималась от бесконечных движений смычком, но он был собой доволен, а это главное. Теперь была очередь аккордеона и если Музыченко попал куда надо со второго раза, то вот Паша пошел уже на пятый круг. Три минуты тишины и вот, долгожданный финальный и чистый аккорд. — Хорош! — Идеально! Личадеев даже зарделся немного от похвалы друзей и, наконец, стянул с колен тяжелый инструмент. — Ну, такое надо отметить! Что будем? Виски или может быть Егермейстер? Юра загадочно повёл бровями, доставая из-под барной стойки прямоугольную бутылку. От одного этого слова на всех участников группы, без исключения, налетала такая волна флэшбэков, словно они Вьетнам прошли. Было время, натворили дел под этим напитком, да таких, что вспоминать до сих пор стыдно. — Ты чего Юр? Мы ж трезвенники. — Поднял руки в защитном жесте Анисимов и завалился на диван. — Хорошо, что не язвенники. А так, я тебе, если честно, и не предлагаю, — усмехнулся в усы скрипач и подошел с двумя стопками к аккордеонисту. — Давай, за успешную запись. Ой, как Паше хотелось отказаться, но он просто не мог. Во-первых, он действительно давно не пил, а соблазн был так велик. А во-вторых, не хотелось отказывать Юре, ведь он уже и в стопочки налил и закусь из холодильника достал. Бахнули чокаясь и не глядя. Музыченко даже не поморщился, а вот Паша тут же занюхнул рукавом жёлтой толстовки, поднимаясь хоть за кусочком колбаски. — Слабак ты, Пашка. Старый уже стал, не вывозишь? Улыбаясь как довольный кот, Юра присел рядом с Саней и уткнулся в телефон. Не хотелось даже слушать острый ответ и парировать ещё более заковыристым. День был долгий и продуктивный и спорить в его конце, хотелось меньше всего. В глазах рябило от бесконечного списка оповещений. Лайки, комментарии, упоминания и запросы. Иногда хотелось удалить эти социальные сети, оставив лишь Телеграм и сидеть как дед, отправляя родственникам по открытке в месяц. Очистив всё, кроме сообщений от Ани, Юра оповестил жену о том, что задержится ещё на час-два и чтобы дождалась и спать без него не ложилась, завтра ведь ей никуда с утра не нужно было, а значит — есть шанс провести ночь бодрствуя лишь вдвоем. — Юрок, будешь ещё? — От переписки с супругой оторвал веселый голос Паши. Быстро же у него настроение изменилось, после рюмочки то. — Давай конечно, раз пошла такая пьянка! За последующий час Паша опустошил больше половины бутылки, даже не замечая, как Юра обошёлся двумя рюмками. Ему с них ничего не было, оставался трезвым и в чистом сознании, но вот Личадеева повело знатно. Кикир в это время отказывался ехать домой, настаивая на том, что не оставит двух пьяных друзей одних. Юра убеждал, что вовсе он и не пьян и в его планах даже не было такого. За руль уже вряд ли сядет, после рождения дочки даже после бокала пива не позволял себе этого делать, но вот такси вызвать точно сумеет. Пока они спорили, Пашка старательно пытался не ловить вертолёты и, стянув толстовку, под которой была еще футболка, курил у открытого окна. — Еле его выпроводил, в который раз горжусь своими друзьями! Самые заботливые. — Музыченко выбросил из рук Паши сигарету и захлопнул окно, сам же неосознанно проявляя заботу. — Юрочка, а давай в приставку поиграем? — наклонившись слишком близко к скрипачу и положив руку ему на плечо, спрашивает с какой-то детской интонацией. — Да уже время позднее, Пашка. Мы пока её включим — ночь наступит, а я Ане обещал к двенадцати быть. — Я тоже обещал и что? Скажем, что процесс пошёл. Ну пойдём! Юра сейчас себя чувствовал как в детстве — мама ждёт дома к обеду, а друзья зовут за приключениями и ты не хочешь никого обижать и мечешься между двумя вариантами. Рассудив, что до полуночи ещё два часа и они вполне себе могут задержаться ещё на часок… Юра согласился. Включал приставку обычно Кикир или Даня. В технике Паша тоже разбирался, но его состояние не было рассчитано на тяжёлые умственные операции, поэтому Юре пришлось знатно попыхтеть, чтобы понять куда что нажать и не сломать. Когда игра была запущенна, Паша уже чуть ли не спал, откинувшись на диване и тяжко вздыхая. — Всё, на. — Скрипач запустил в него джойстиком и опустился на диван, что стоял напротив. — А чего ты отсел от меня? Я что, тебе противен? — С обидой в голосе интересуется аккордеонист и отпивает минералки. — Нет, не противен. Так лучше видно. Юре уже успели надоесть его прихоти. Он не особо был терпелив в этом плане, особенно, если капризничает взрослый мужик. Пока Музыченко настраивал себе персонажа, Паша успел сползти с дивана и прямо на коленях направился к Юре. — Эм, ты чего делаешь? Полы вроде недавно мыли. — Мужчина выгибает бровь и сдвигает ноги из соображений инстинкта самосохранения. — Просто хочу быть ближе к тебе. Паша растягивает слова и подойдя в плотную, кладёт ладони на колени Юры, опуская на них свою голову. Смотрит снизу вверх томным взглядом, губы облизывает… Юре даже не по себе становится, но старается странных манипуляций друга не замечать и продолжает увлечённо смотреть в экран. Личадеева же, такой расклад дел не устраивает и не придумав ничего лучше, он начинает медленно оглаживать руками колени мужчины, опасаясь подниматься выше, но с каждым разом делая это всё более настойчиво. У скрипача по спине уже бегут мурашки, он откидывает этот треклятый джойстик в сторону и смотрит прямо на балдеющего Пашеньку. — Вот что ты делаешь, а? Набухался и понесло? Тебе же будет стыдно это вспоминать потом. — Музыченко старается воззвать к разуму друга, но тот его успешно игнорирует, осознав, что если зайдёт дальше, ему как минимум не въебут за такие выходки. А Юра просто не выдерживает напора этих горячих ладоней и широко расставляет ноги, давая Паше ещё больше простора для ласк. Руки тут же перемещаются на внутреннюю сторону бёдер, оглаживают в опасной близости с пахом. И Юра поддаётся, дыхание учащается, а член, обтянутый плотной тканью джинс, встаёт с каждым движением чужих ладоней всё больше и больше. Паша подаётся вперёд, наклоняется и касается губами живота, что скрыт под тканью футболки с очередной известной группой. Его руки на бёдрах Юры сжимаются сильнее, а дорожка из поцелуев поднимается всё выше. Скрипач не хочет даже двинуться навстречу, он до последнего даёт Паше шанс передумать и не проявляет взаимности, за исключением сбившегося дыхания и поднявшейся ширинки, разумеется. Когда глаза оказываются на уровне глаз, а губы находятся в невероятной друг от друга близости, Юра в последний раз напоминает аккордеонисту о здравом смысле: —Ты уверен, что хочешь это сделать? Я трезвый и хорошо запомню это, в отличие от концертных поцелуев. — Если ты против — можешь меня ударить. А теперь — помолчи наконец. И Паша тут же накрывает губы скрипача своими. Он целует смазано, трётся телом о чужой торс и хватается за сильные плечи. Юра же, сразу перехватывает инициативу, углубляя поцелуй и забираясь руками под футболку. Оглаживает жадно бока, легко царапает спину и буквально трахает своим языком Пашин рот. Вылизывает его, вызывая у младшего несдержанные стоны и отталкивает, как только становится совсем тяжело дышать. — Опускайся где был, сучёныш. — В приказном тоне шепчет Юра и надавливает на плечи партнёра, заставляя того буквально упасть себе между ног. Паша не мешкает ни секунды, тут же тянется к ремню чужих джинс и облизывается в предвкушении. Юра чуть привстаёт, помогая стянуть ненужную сейчас ткань ниже и, как только колом стоящий член освобождает Пашкина ладонь, с блаженным вздохом откидывается на спинку дивана. Рука сама тянется в волосы аккордеониста, сжимая и придвигая ближе. А Паша специально медлит, растягивает удовольствие и лишь медленно водит по стволу, размазывая капельки смазки. — Давай же, возьми его в рот. Ты же хочешь. — Не выдерживает Юра и говорит это с такой хрипотцой в голосе, что у Паши у самого член вот-вот штаны порвёт. Осторожно, словно на пробу касается языком горячей головки и прикрывает глаза от наслаждения, когда слышит Юрин жадный рык. Ему уже не терпится засадить этому наглецу по самые гланды, чтобы знал, что такие провокации с рук не сходят. Но он терпит, ждёт пока Паша наиграется, такая игра возбуждает до боли в яйцах, доставляя какое-то садистское наслаждение. А у Личадеева слюнки сами текут от осознания того, что он сейчас будет отсасывать самому Музыченко. Как давно он хотел этого, особенно в моменты всплеска энергии, как на концертах или репетициях… Хотелось отдаться во власть этого сильного и красивого мужчины и пусть вьёт верёвки сколько хочет. Берёт в рот неспешно, обводит языком каждую венку, придерживая рукой у основания и то сжимая, то расслабляя пальцы. Сосёт словно леденец головку и медленно, по сантиметру, опускается всё ниже, вбирая глубже и жарче. У Юры от такой похабной картины крыша тоже знатно улетает. Он ни раз во время концертов представлял себе как ставит Пашку на колени, ему давно хотелось проверить его талант в этой сфере. Ведь человек если талантлив, то во всём. И Личадеев это доказывает раз за разом. Темп увеличивается неспешно, а Юра срывается и толкается бёдрами навстречу, вгоняя не малых размеров член в узкое и горячее горло партнёра. Паша даже не закашливается, давится один раз, но успешно принимает. Чувствует, как Юрины пальцы сильнее сжимают волосы прямо у корней, доставляя лёгкую боль и заставляя двигаться в нужном ритме. Из Пашиных глаз стекают тонкие дорожки влаги, а похабный звук проникновения в глотку отдаётся в ушах, вызывая новые волны возбуждения и мурашек. В какой-то момент Юре надоедает однообразность действий и он давит Паше на затылок, заставляя взять член по самый корень. Чувствует, как сокращаются стенки горла вокруг ствола, как Паша хватается руками за его колени, стараясь отстраниться, но держит, кайфует от власти, от контроля над Пашкиным дыханием. Отпускает резко, улыбается как довольный кот и гладит закашлявшегося парня по щеке. — И где ты так только научился, а, Пашуль? — Нигде, это я для тебя так стараюсь. Улыбается в ответ, вытирает тыльной стороной ладони мокрые губы и вновь опускается к члену. Берёт нежно за щеку, языком водит от головки до паха и обратно. Потом насаживается глубже и быстро входит в темп. Юра решает не мучить его и сосредотачивается на ощущениях, на красных губах, что плотно обхватывают член, на пальцах, что с напором сжимают основание и кончает без предупреждения. Откидывает голову, брови сводит и дышит прерывисто и шумно, словно марафон пробежал. Паша же тормозит на миг, осознав, что довёл Юру до пика и сглатывает густую сперму, что бьёт струйками прямо в глотку. Самодовольству нет предела, когда он поднимает взгляд и встречается с затуманенными, почти чёрными глазами. — Молодец, свободен. — Усмехается с издёвкой скрипач и отталкивает парня в сторону, поднимаясь и застёгивая джинсы. — Тебе хоть понравилось, Юр? — Сонным голосом спрашивает Личадеев и заваливается на подушки, чуть не придавив своей тушей джойстик. — Понравилось, понравилось, спи давай. Юра быстро забегает в туалетную комнату, чтобы освежиться перед тем, как поехать домой. Проверяет не забыл ли чего, убеждается, что Паша спит крепким сном и, погасив свет, закрывает офис на ключ. На часах было без двадцати минут двенадцать, а это значит, что он даже не опоздает к уговоренному времени. Уже на улице накидывает тёплую джинсовку и закуривает. В голове, на удивление, порядок. Нет мыслей сожаления или разочарования. Наоборот, такое чувство, будто сделал дело, которое откладывал долгое время, а теперь, закрыл гештальт и счастлив. Юра не знал что там будет думать Паша, вспомнит ли вообще, что вытворял по пьяной лавочке. Да это, по правде, и не заботило особо. Такси подъехало довольно быстро, Юра даже не успел замёрзнуть. Всю дорогу до дома думал что сказать Анечке. Правду, скорее всего. У них с ней никогда не было друг от друга секретов, они с самых студенческих времён договорились говорить друг другу правду и ничего кроме правды. Так было лучше и легче жить. Никто не боялся быть спаленным за чем-то, не скрывали пароли на телефонах и все события, пережитые за день, безусловно рассказывали перед сном. Но сейчас, Юра не знал, как отреагирует Серговна на такую новость. Поэтому, забежал в ближайший к дому магазин, купил её любимые конфеты, белое вино и пачку презервативов, чисто на всякий случай. Мало ли, как придётся вину заглаживать. — Зай, я дома! В квартире тепло, тихо, пахнет духами и вкусной едой. О чём ещё можно мечтать после тяжелого трудового дня? Только минет от друга и тёплый приём жены дома. Странно, но Юра даже не чувствует особой вины. Они с Аней не раз обсуждали, что если безумно припрёт с кем-то переспать, то почему бы и нет, главное не скрывать это. Все взрослые люди и быть привязанными к стереотипу о том, что секс на стороне разрушит их семью — глупо. Тем более, что это и не секс то толком был, тем более, что по пьяни. — Здравствуй, Юрочка. Кушать будешь? —Аня быстро чмокает мужа в щёку и забирает бумажный пакет. — А что за праздник у нас? — Спрашивает с кухни, увидев содержимое пакета. — Обижаешь, Анют, разве нужен нам был когда-то особый повод для таких посиделок. Обнимает жену со спины, зарывается носом в пышные волосы и вот теперь чувствует, что точно домой пришёл. Нигде так уютно и по-родному не было, как рядом с ней. — А у меня сегодня такое произошло, закачаешься! — Начинает Юра, завалившись на кровать, после душа и сытного ужина под бокальчик вина. — Да? И что же? — Игривое настроение жены Юра отметил сразу, решив что раз она сегодня в духе, то и проблем не будет. — Иди ко мне и расскажу, — тянет руки в сторону Ани скрипач и утягивает её к себе на подушки. — В общем, ты не ругайся. Мне Пашка отсосал. В комнате повисает молчание, прерываемое лишь приглушёнными звуками телевизора. Юра уже решает, что зря вывалил эту информацию вот так, без подготовки. Но Аня, к счастью, не оправдывает страшных догадок мужа. — Хорошо, что не ты ему. А то я не знаю, как бы целовала тебя после этого. Они смеются и у Музыченко просто камень с души падает, у себя в голове отмечает, что на подобные пьяные эксперименты больше не согласится. А сам, прижимает к себе ближе любимую женщину и утягивает в долгий, нежный поцелуй. Уже на следующий день Юра приходит на студию и ребята, как ни в чём не бывало, продолжают писать песни. Только Паша заявляет, что точно бросит пить, так как после вчерашнего на него накричала Аня и по непонятной причине саднит горло. Действительно, из-за Егермейстера наверное.