Fire

      Она сидит, сложив руки на мягкой своей груди. Черные густые ресницы сложены при закрытых глазах. Движение рядом заставляет раскрыть черные глубокие очи и обратить взор на француженку рядом. Руки сцепляются в крепкий замок, походя на инь и ян из-за контраста бледной и смуглой кожи. Горячие ладони согревают пропахшие сигаретным дымом молочного оттенка руки с тонкими, порозовевшими пальцами.       Плавно опускается светлая голова на крепкое плечо и горячие, пухлые губы касаются лба. Белые ресницы смыкаются, тонкие розовые губы растягиваются в мягкой улыбке. — Совсем замерзла? — Тихо, низко, томно звучит голос в темноте, прямо над ухом. Жаннет молчаливо кивает, стыдливо немного розовеют ее уши, а может, холод пустыни щиплет их. Мягко ее укрывают одной частью накидки, прижимая к себе, обнимая за крепкие, мускулистые плечи, несвойственные обычным утонченным француженкам.       Мягкие бока Манахиль оказываются в неосторожных объятиях Польнарефф, вызывая томную улыбку и снова закрытые в тишине глаза. И лишь горячее дыхание опаляет смуглую кожу, холодный носик упирается в горячую венку на шее, ощущая самым кончиком, как толкается активно кровь внутри. — Чай будешь? — Мягкий голос разрывает тишину, доселе нарушаемую лишь треском костра и бульканьем воды в котле. — Мне бы вина, — Отвечает с ухмылкой Жаннет, прищуривая глаза. В ответ тихая усмешка.       Никто неважен в такие моменты. Остальные девушки прекрасно понимают — мешать не стоит. Даже огонь притих, припал к земле, как стыдящаяся своих шалостей собака, и даже его слабые язычки виляли из стороны в сторону, подобно собачьему хвосту. Тихий щелчок смуглых пальцев, сопровождающееся звонким бряканьем браслетов. И снова огонь поднимается вверх, огибая котелок, подскакивает вверх резко, как вставшая на дыбы лошадь, немного опускается и трещит активно поленьями, будто стук копыт по грубой земле. Безметежно тянется время, околевшие пальцы забираются под верхнюю тунику, обнимая теплые бока египтянки. В их действиях никто не видит любви. Но даже при том, что внимательная миссис Джостар не обращает внимания на подобные жесты, списывая на крепкую дружбу, это все не просто так.       Пускай пальцы Жаннет ледяные, а плечи периодически подрагивают, в ее груди жарко, как в том огне, рядом с которым они сидят. И грудь каждый раз трепещет, когда взгляд цвета небесной синевы соприкасается с тягучей глубиной дегтярных напротив. Эти мягкие, вечно теплые губы прикасаются к носу, лбу, щекам, наконец находя губы, руки нежно обхватывают бледные ладони девушки, черные ресницы дрожат от нежного поцелуя с привкусом сладости, даже если до этого ни одна, ни вторая не ели ничего сладкого.       Холод ночной пустыни, песок в сапогах, сухость в воздухе — все это неважно. Нежная рука, оглаживающая затылок — вот, что важно. — Что вы там обнимаетесь? — Тихо говорит Миссис Джостар, с прищуром улыбаясь. В ответ спокойная улыбка со стороны Манахиль. Она не волнуется. Никто не знает о ее любви, даже при том, что с нею знакомы лично, с ее любовью. — Польнарефф замерзла совсем. — Вон оно что, греетесь значит… — Греемся, — Спокойный кивок головой, сомкнутые веки. Рукой поправляет накидку на чужих плечах, укутывая француженку, прижимая к себе поближе. Наклоняется к ней с тихим звоном серьг и шепотом говорит с ней, — Может, все же поешь? Еще есть немного в котелке. — Я же поела, — Отвечает, не открывая глаз, девушка и утыкается в чужой шарф, зарываясь носом в него. — Ты уверена, что сыта? — Волнение за чужое состояние оставляет позади себя все другие дела и заботы, для Манахиль имеет огромное значение состояние Жанны. Если с ней все хорошо — волнение не сжимает тисками грудную клетку, спокойствие снова охватывает всю фигуру Абдул, она приобретает привычный серьезный взгляд, порой выражающий непонятную эмоцию. — Уверена, — Отвечает почти безэмоционально Польнарефф, потирая руки друг о друга, согреваясь. — Хорошо, — И хотя Манахиль не уверена в том, что Жаннет не упрямится, а правда не голодна, все равно соглашается. Так сидят они, пока спокойствие фигуры Абдула не нарушает движение. Берет в руки потрепанную книгу, открывает на прежней странице, глаза скачут по тексту, воображение вырисовывает картины в голове. На книгу устремляются две пары глаз, почувствовав это, Манахиль смотрит чуть исподлобья на француженку. Та безразлично смотрит на книгу, затем снова прячет нос в чужом шарфе. — Я так замерзла, — Ноющим тоном тянет Жаннет, морща нос, который тут же оказывается в плену теплых губ. — Ледяная, как покойник, — Покачав головой, тихо говорит египтянка. Молчаливо достает из чужой сумки льняную накидку, отдавая девушке. Та накидывает поверх еще и ее, вплотую прижимаясь к женщине, что была неестественно горяча из-за своего станда, — Может, ляжешь в спальник? — Нет, никуда не уйду отсюда, он тоже холодный, — Пригреваясь понемногу, говорит та, жмурясь. В ответ молчание, тихий вздох, шелест страниц.       Откуда-то сбоку недовольный вздох, шорох плаща, в который кутается ДжоДжо, хмуря густые брови и закуривая. Какеин тем более страдает, бедняжка, вся продрогла, еще учитывая то, какая худая она. В школьной юбке по колено было тяжело согреться, сидит, кутается в платок, уже залезши в спальный мешок и согрев ноги в нем. Манахиль и Жаннет не двигаются с места, по прежнему сидя, как сидели. Польнарефф уже успела согреться и даже задремала на чужом плече, прижимаясь всем телом к египтянке, а та размерено гладила девушку по голове, второй рукой переворачивая страницы старой книги, продолжая читать.