Жена

Роковая осень 2008 года. Григорий Лепс приехал с концертом в небольшой подмосковный город Дмитров. До выхода на сцену оставалось не больше пятнадцати минут. Мужчина находился в своей гримëрке в тот момент, когда ему стало плохо. Он закашлялся кровью и, теряя сознание, упал на пол. Крики, реанимация, операционный стол, яркие лампы… Всë это свалилось, как огромная лавина, на близких и друзей Лепса, уже несколько часов ожидавших возле дверей оперблока, за которыми лучшие хирурги больницы боролись за жизнь кумира миллионов людей. Ирина Аллегрова была в зале в тот момент, когда всë произошло. Она часто говорила, что является большой поклонницей творчества Григория, и поэтому нередко приезжала на его концерты. На самом деле, главной причиной была не столько заинтересованность творчеством, сколько многолетний тайный роман. Только познакомившись, они сразу же поняли, что не могут друг без друга. Знакомство, а следом и дружба постепенно переросли в отношения… Когда Лепс не вышел на сцену, Императрица заволновалась. Никогда не опаздывал к началу собственного концерта, да и чувствовало женское сердце, что с ним что-то произошло… Решительно поднялась со своего места и направилась в сторону кулис. Там сумела поймать одного из организаторов концерта. — Что с Григорием Викторовичем? Он должен был уже выйти на сцену, — спросила без лишних предисловий, глядя мужчине в глаза. — Концерт отменяется, Ирина Александровна. Лепсу незадолго до его начала стало плохо и его увезли на реанимации. Вот как раз идëм объявлять… — дальше певица его не слушала. Быстро покинув зал, она села в машину и помчалась в ближайшую больницу. Когда Ирина подъехала к клинике, оказалось, что небольшая парковка возле неë почти полностью забита автомобилями. В спешащих внутрь здания людях она узнала их общих с Лепсом друзей. Спешно припарковавшись, она чуть ли не бегом направилась за ними. На одном из этажей возле закрытых дверей, над которыми висела грозная табличка: «Операционная! Посторонним не входить!», томилась приличная кучка людей. Многих Аллегрова знала лично, с кем-то была знакома заочно. Часть из них расположилась в зоне отдыха в креслах, остальные стояли небольшими компаниями и тихо переговаривались. Когда певица появилась на этаже, никто не обратил на это особого внимания. Лишь некоторые приветственно кивнули ей. Женщина огляделась и заметила Анну. Она сидела в одном из кресел со слегка недовольным выражением лица и тихо беседовала с одним из знакомых Григория. По еë лицу было видно, что она не очень-то переживает за жизнь мужа. Ирина знала, что между Лепсом и Анной в последнее время установились натянутые отношения, они отдалились друг от друга и дело шло к разводу, что позволило еë тайному роману с ним ещë больше окрепнуть. Но сейчас, глядя на неë, Аллегрова искренне не понимала, как можно быть такой равнодушной в данный момент. Мысли недоумевающей певицы прервал звук стучащих по плитке колëс. Двери, ведущие в оперблок, распахнулись. — Разойдитесь, господа! Дайте пройти! — раздался громкий голос, и все начали отходить в сторону, давая дорогу бригаде врачей, окруживших, словно живой щит, каталку, на которой лежал бледный Лепс. «Боже, он белый, как полотно! Как же так, Гринечка…» — пронеслось у неë в голове, пока она наблюдала за процессией. Анна тем временем поднялась со своего места и направилась следом за ними. Григория завезли в палату, а хирург, проводивший операцию, остался в коридоре, чтобы переговорить с подошедшей к нему женщиной. После разговора с врачом та развернулась и, недовольно морщась, пошла в сторону выхода. Ирина, нисколько не сомневаясь в своих действиях, решительно направилась к тому мужчине. — Подождите! — он уже собирался уходить, но она его остановила, — Как прошла операция? Он будет жить? — сама не зная почему начала волноваться. — Уважаемая, я не могу разглашать диагнозы своих пациентов посторонним… — Я не посторонняя! Просто скажите мне, что с ним. Я для него самый близкий человек… Хирург понимающе закивал. — Хорошо. Григория доставили к нам на реанимации с тяжелейшим кровотечением из-за открывшейся язвы. Мы его прооперировали, его состояние стабильное, но он потерял много крови. Жить будет, — улыбнулся нервно закусившей губу Императрице. — Можно мне к нему зайти? — спросила. — Сегодня нет. Лепсу нужен отдых, ему предстоит долгое восстановление. Приходите завтра, — подбадривающе положил руку на еë плечо. — Хорошо. Спасибо вам большое… — произнесла одними губами и, бросив тоскливый взгляд на дверь палаты, где лежал теперь певец, направилась к выходу. На первом этаже Ирина узнала график посещения реанимационных пациентов и поехала домой. Постепенно толпа возле палаты Григория разошлась. Остались только самые преданные, которые непонятно зачем решили нести дежурство по очереди, но ближе к ночи, осознав весь абсурд задуманного, уехали и они. На следующий день Аллегрова, сверившись с узнанным накануне графиком, снова приехала в больницу. Еë пустили сразу — видимо, тот хирург, с которым она беседовала вчера, дал соответствующее распоряжение. Она тихонько зашла в палату и немного испугалась, увидев многочисленные катетеры, трубки и капельницы, но быстро взяла себя в руки и приблизилась к постели Лепса. Он был всë ещë бледен, но на его лице уже проступал едва заметный румянец, а это значило, что его состояние за ночь улучшилось. Ирина осторожно присела на стоявший рядом стул и посмотрела на мужчину. — Ну вот как же так, Гришка… Почему именно ты?.. Почему только с хорошими людьми происходит всë самое плохое? — выдохнула, глядя на такое родное ей лицо, временно обезображенное кислородной маской. Аккуратно, боясь задеть жизненноважные для него медицинские приборы, взяла Григория за руку. Последняя оказалась довольно тëплой. К горлу подступил ком. — Боже, если бы ты знал, как я волновалась, когда ты не вышел на сцену… Я словно почувствовала что-то плохое… — грустно улыбнулась, стараясь сдержать подступившие слëзы, но они всë равно закапали из глаз. Губы задрожали, и женщина закрыла лицо второй рукой, судорожно всхлипнув. Затем медленно наклонилась и коснулась губами тыльной стороны мужской ладони. — Прости, я… я не должна плакать… Ты не любишь, когда я плачу… — улыбнулась, закусив нижнюю губу, — Я люблю тебя, Лепс, — осторожно дотянулась и поцеловала его голое плечо. Она сидела возле Григория уже очень долго, как вдруг внезапно открылась дверь. Певица резко встала со своего места, ожидая увидеть на пороге Анну, но вместо неë там стояла мама Лепса. — Здравствуйте, Ирочка. Извините, что напугала вас, — добродушно, но немного грустно улыбнулась ей женщина. — Здравствуйте, Натэлла Семëновна. Извините, я уже ухожу… — решив, что она сейчас лишняя, собиралась уйти, но та еë остановила. — Не убегайте, я рада, что вы пришли к Грише, — Натэлла Семëновна прошла в палату. — Присаживайтесь, пожалуйста, — Императрица пододвинула ей стул, на котором до этого сидела сама. — Спасибо, Ирочка, — поблагодарила женщина и медленно села; Аллегрова встала рядом с ней, — Вы давно здесь? — посмотрела на неë. — С самого утра, — кивнула. — Никто больше не приходил к Грише, кроме вас? — Вчера к нему никого не пустили, даже Анну, — тихо произнесла, — А сегодня я приехала к самому началу посещения и никто больше не заходил… Вы вот первая. — Очень интересно, — хмыкнула Натэлла Семëновна, недовольная тем фактом, что невестка даже не пришла навестить еë сына. Она взяла Григория за руку и вгляделась в его бледноватое лицо. — Расскажите мне, пожалуйста, что произошло с моим Гришей? — обратилась к Ирине. — Мне сказали, что у него открылась язва и началось сильное кровотечение… Он должен был выйти на сцену… — выдохнула и заботливо поправила края простыни, укрывавшей певца, украдкой вытирая выступившие на глаза слëзы, — Боже, как же я за него переживаю!.. — всхлипнула и отвернулась, чтобы Натэлла Семëновна не видела еë слëз. — Ну-ну-ну, дорогая… Всë будет хорошо… — улыбнулась та и взяла еë руку в свои, тепло сжимая, — Давайте обнимемся с вами… — поднялась. Аллегрова обернулась к ней и осторожно обняла женщину. Та обняла еë в ответ и поглаживала по спине, успокаивая. — Спасибо вам… — выдохнула, улыбнувшись. — Это я вам должна сказать спасибо, Ирина. За то, что у моего сына есть такая прекрасная женщина, — мягко улыбнулась та. Они разомкнули объятия. — Но мы не… — Я всë знаю, не бойтесь. Гриша мне постоянно рассказывал о вас, о том, как сильно вас любит и что его чувства взаимны. — Но ведь это неправильно… Он женат… — опустила взгляд и прикусила губу. — Да, женат. «В болезни и здравии, в горе и радости…»… — процитировала та часть супружеской клятвы, — Гриша в больнице, а Анна даже не пришла навестить его, хотя должна была сделать это самой первой. Запомните, Ирочка: женой может называться только та женщина, которая верна супружеской клятве. Лично я вижу в вас настоящую жену моего Гришки, — улыбнулась. Ирина не знала, как правильно отреагировать на эту философию жизни, поэтому просто молча улыбнулась и вежливо кивнула. Оставшееся время они просидели у постели Лепса, тихо беседуя. Анна так и не пришла навестить мужа. Аллегрова уехала из больницы поздно вечером. Придя домой, она разделась и, наскоро приготовив себе ужин, поела, после чего отправилась в спальню, где всю ночь молилась за здоровье любимого человека. Поспав несколько часов, снова собралась и поехала в больницу. Так продолжалось несколько дней. Несколько дней борьбы и надежды… В один из вечеров, когда Ирина была уже дома, ей позвонили. — Да? — Ирочка, это Натэлла Семëновна. Мне только что звонили из больницы и сказали, что Гриша пришëл в себя. — Боже, да это же отличная новость! Спасибо вам! — Вам спасибо, дорогая. После этого звонка певица улыбалась во все тридцать два. Ещë бы, она была счастлива! На следующий день Императрица, радостная как никогда, помчалась в больницу. Оказалось, что Лепса уже перевели из реанимации в отделение интенсивной терапии. Аллегрова нашла нужную палату и, приоткрыв дверь, осторожно заглянула внутрь. — Ира, ты? — Григорий смотрел на неë удивлëнно и в то же время радостно. — Привет! — засмеялась и, закрыв за собой дверь, быстро подошла к нему. Наклонившись, коснулась его губ лëгким приветственным поцелуем. Улыбаясь, присела рядом с ним. — Ну наконец-то ты пришла! — радовался, как ребëнок. — А ты что же это, был всё время один? К тебе никто не заходил до меня? — удивилась. — Жена заходила, — пожал плечами, — Но я почти сразу выставил еë за дверь. — Гриша! — возмутилась. — Что «Гриша»? Нам с ней не о чем разговаривать, — хмыкнул тот. — А со мной, значит, тебе есть о чëм поговорить? — усмехнулась, глядя на него. — Конечно, дорогая, — хохотнул, — С тобой мне всегда есть о чëм поговорить. — Боже, как же я рада, что с тобой всë обошлось! — улыбнулась и, потянувшись к нему, аккуратно чмокнула мужчину в уголок губ. — Кстати, а что произошло-то? Мне никто ничего толком не говорит, — посмотрел на неë, — Я помню только сильное жжение в животе, а потом темнота… Звуки какие-то иногда слышал: то ли сирену, то ли чьи-то крики… — нахмурился, вспоминая. — Врачи сказали, что у тебя открылась язва… Было сильное кровотечение… — тихо рассказывала, поглаживая его руку, — Когда тебя вывозили из операционной, ты был весь белый… — Зато сейчас я румяный, как пирожок, и явно в сознании, — усмехнулся, пошутив, — Я тебя сильно напугал, да? — вдруг виновато спросил. — Ты не представляешь насколько… — прошептала и посмотрела ему в глаза. Он увидел, что женщина едва сдерживает слëзы. — Теперь всë хорошо и будет ещë лучше, я тебе обещаю, — осторожно прижал еë к себе и обнял, шепнув на ушко три самых заветных слова. Ирина обняла его в ответ и тихонько всхлипнула. Григорий ласково поглаживал еë по спине, успокаивая, и Аллегрова вспомнила ту встречу с Натэллой Семëновной и их разговор. — Гриш… — позвала. — М? — Твоя мама знает о нас? — они разомкнули объятия. — Конечно. У меня нет от неë секретов. А почему ты спрашиваешь? — слегка удивился. — Так получилось, что мы вместе сидели возле твоей постели, когда ты лежал в реанимации, — улыбнулась ему уголками губ. — Вот как? — Она рада, что в твоей жизни есть я, — немного смущëнно хихикнула. — Она всегда тебе симпатизировала, — подмигнул певице. — Мне твоя мама тоже нравится, — улыбнулась ему. — Совсем скоро меня выпишут и начнëтся у нас с тобой новая жизнь… — Обещаешь? — счастливо заулыбалась. — Обещаю, любовь моя, — и он нежно поцеловал еë.