Цвет моего сердца

      — Ваши планшеты, — проговорил Криш, отдавая по планшету каждому. — Зачем они вам понадобились причем так скоро?       — С помощью них мы будем указывать Эмилю или Трисс на какие-то детали, которые нам показались смятыми, неполными, важными, да и мало ли какие вопросы возникнут, — произнесла Аманда, поправляя свои локоны. И на самом деле, когда я смотрела на девушку, грань между парижской дивой и серьезным психотерапевтом или стиралась, или была излишне тонкой. В этом было что-то такое, что заставляло меня улыбаться.       — Я так горжусь вами, ребята! Вы превратили мечту мою и компании в такой чудесный проект. И я на самом деле бесконечно вам благодарен. Вы смогли превратить абсолютно пустую идею в нечто такое, что теперь может помочь многим людям. Спасибо. Совет директоров хоть и позволил нам провести тестовые эфиры, после нам все равно потребуется их новое распоряжение и одобрение, поэтому ребята постарайтесь, хотя вы итак безумно стараетесь, — он взлохматил наши волосы и улыбнулся, — Я верю в вас.       — Криш, — ты совсем как папочка!       — Вы с Джейдом в этом очень похожи, — братья засмеялись вместе с нами.       — Пора, дорогие.       — Пора.       И мы поехали на студию, чтобы провести первый тестовый прием радио-психологии. Волнение, совсем как во время совета директоров наполняло нас, но оно было уже не таким, совсем другим, сейчас это было радостное волнения, предвкушение чего-то нового прекрасного.       Шейн Илис сидел перед нами в красивом черном костюме и, если говорить честно, был больше похож на модель для фотографий в какой-нибудь известный журнал, нежели на того, кого собирались «мучить» психологи. Его сердце ровно переливалось приятным черным, где-то переходило в фуксию и светлый синий, а где-то искрилось приятным пшеничным, и можно было даже подумать, что ты стоишь где-то далеко в поле. Я обернулась посмотреть на других, усмехнувшись, и увидела такую же усмешку на лицах друзей. Друзья. В нашу первую встречу я вряд ли бы рискнула даже просто предположить, что мы станем чем-то большим, нежели обычными коллегами, но постепенно. День за днем мы становились чем-то большим. Почему-то именно сейчас вспомнился наш с Эмилем первый разговор в самый первый день, вспомнились частые перебранки с Амандой и Тэдом, без шуток и лиц которых я сейчас уже не могла представить себе нашу компанию. Вспомнила замкнутого Хуо и холодно державшегося с нами Джейда, вспомнила плачущую Нэю. И, посмотрев на них сейчас, я гордилась. Гордилась собой, хотя это до сих пор казалось чем-то неправильным для меня, гордилась всеми ими, потому что мы изменились, оставаясь при этом все такими же, какими были до этого.       Тэд прошел мимо меня, лохматя мои волосы и тихо проговаривая, что все будет хорошо. Аманда закатила глаза, увидев мое беспокойство и руками растянула свое лицо в улыбке.       — Можем начинать, — крикнул кто-то и все расселись. Я надела наушники с микрофоном, такие же, как и Шейн Илис передо мной.       — Здравствуйте, дорогие, — громко и выразительно проговорил человек из студии, — Сегодня, как мы и обещали, в нашей студии будет проводиться прием психолога! Как бы странно это не звучало, радио-психология — это новая разработка, иначе говоря, тестовый проект одной из ведущих медицинских компаний мира. И сегодня они у нас в студии! Далее, если этот проект раскрутиться и заинтересует вас, дорогие, его переведут на отдельную радиостанцию для вашего удобства, а пока вы можете послушать нас на этой волне и посмотреть запись прямо из студии, лишь зайдя на наш сайт, ну, а мы преступаем. — мужчина кивнул нам, и все ребята, сидящие за мной, пожелали мне удачи. В этот раз в студии сидел не Мэтью, а кто-то очевидно его заменяющий.       — Здравствуйте, — проговорила я, — На сегодня, вашим психологом буду я, Беатрисс Филиус. Хотя сегодня мы и проводим тестовый прием с человеком, выбранным нашей командой, вы можете присылать свои вопросы в студию, если вас будет интересовать что-либо из разбираемых тем, — я улыбнулась мистеру Илису, и тот кивнул мне, — Сиденье напротив меня занимает один из акционеров нашей компании — Мистер Шейн Илис. —команда студии улыбнулась нам, словно бы говоря, что все идет хорошо.       — Здравствуйте, мистер Шейн.       — Здравствуй, Трисс. — Шейн удобнее устроился на стуле и мягко улыбнулся. -Наш тип работы- это обычный разговор, такой же, как и любого другого психолога, но сегодня я задам вам несколько вопросов, подготовленных нашей командой. Может, у вас есть вопросы до того, как мы начали?       — Если честно, у меня есть один. Не знаю уместен ли этот вопрос для эфира, но я думаю, что вся наша программа строится на искренности и доверии, верно?       — Конечно.       — Почему вы и ваша команда выбрала именно меня?       — Ох, что ж, думаю во многом это была моя вина, мистер Шейн. Знаете, в практике психолога всегда найдется тот с человеком, с которым он, во что бы то ни стало, хочет поработать. Для меня таким человеком стали вы. Может вы привлекли меня своим поведением или жестами, но в тот момент, когда вас представил директор, я очень хотела вот так с вами поработать, — я улыбнулась, забирая со стола записную книжку, где были записаны вопросы, и планшет, — Начнем?       — Конечно. — я еще раз оглянулась на ребят и все они мне улыбнулись.       — Скажите, как вы думаете, что удивляет и поражает каждого человека? — или задумался ненадолго, поправил пиджак с галстуком.       — Что же, думаю это смерть.       — Смерть? — я улыбнулась, чем вызвала недоумение Илиса.       — Что, я уже не здоров? — мужчина засмеялся.       — Совсем нет, и все-таки, почему смерть?       — Ну… Наверное, если бы мы говорили в интервью к какому-нибудь журналу, который предназначен для поднятия рейтинга, я бы сказал рождение. Чудо и все такое прочее, но так, как я уже говорил, что сегодня мы базируемся на честности, то смерть. Если говорить честно, ничего не утаивая и просто размышляя, совсем не всех удивляет рождение. Наше, ну, посудите сами, я лично ничего не помню, как и что там было такого, да и рождение кого-то другого, ну, — потянул он, — Лично меня не поражает, а значит о всех уже речи не идет. — А смерть. Как сказать. Она цепляет. Цепляет, если это кто-то близкий, цепляет, если какая-то знаменитость, она цепляет. Потому что к потерям мы относимся серьезнее, чем, когда что-то наоборот появляется. — я кивнула, внимательно слушая.       — Но, вы не считаете, что человека может не поражать чья-то смерть, да и своя? — я с интересом посмотрела на мужчину, ожидая, что же он скажет.       — Возможно, это глупо, — он усмехнулся, — То есть я не медик и связан с этим настолько посредственно, что и подумать страшно, но, как бы сказать… В понятии большинства людей, смерть — это что-то довольно быстрое не долговременное, но для меня –это невероятно долгий процесс.       — Поясните? — я улыбнулась этому его высказыванию, потому что в этот самый момент поняла, что мы не зря отстаивали перед всем советом кандидатуру Илиса, как нашего первого клиента. Потому как в этот самый момент я поняла, что все эти старания окупились. Илис определенно станет нашим первым, звездным, одним из самых интересных клиентов. Это понимали все, потому что я видела, как ребята переговариваются.       — Ну… Для меня, смерть-это не то мгновение, когда человек перестает дышать, когда его сердце останавливается. Для меня это процесс, который начинается задолго до того самого момента, который мы называем смертью. Знаете, часто говорят, что, когда умираешь, перед глазами проносится вся жизнь. Каждая прожитая тобой секунда. И я волен в это верить. Только в несколько иной интерпретации этих слов. — Илис посмотрел на пустующее табло, где ранее были приветствие слушателей, тех самых, которые сейчас молчали, наверняка увлеченно слушая, делая при этом обычные бытовые дела, — Знаете, бывают такие моменты в жизни, такой период, когда ты начинаешь осмысливать уже пройденный этап. Ты, например, лежишь в постели и вспоминаешь то, что было вчера. Ведь ты вспоминаешь, и частично это можно считать воспоминанием, которое пролетело перед глазами, — он усмехнулся, то ли от своей собственной формулировки, то ли от в общем своего монолога, — И таких моментов в нашей жизни немало, признайтесь в этом сами себе. — и я была вольна с ним согласиться, потому что именно так все и было. И мне понравилась его точка зрения, отчего хотелось знать, что же он скажет в следующее мгновение.       — То есть вы утверждаете, что человек умирает с того самого момента, как начинает вспоминать что-то?       — Не специально. В голове это всплывает мимолетно, мгновенно, и ты сам перестаешь понимать, когда же ты начал об этом думать. Но в целом да, вы верно подметили, Трисс. И так или иначе что-то в этом процессе нас волнует, скорее всего наши собственные воспоминания, поэтому я считаю, что именно смерть волнует каждого человека.       — Некоторые могут подумать, что вы говорите совершенно абсурдные вещи. Ведь возраст, когда мы что-либо осознаем, а точнее начинаем осознавать очень мал. Что же по-вашему человек умирает с одиннадцати лет? — Мистер Шейн сконфузился, но ответил.       — Я ведь говорю, что это вовсе не короткий процесс, а очень длинный. С большей вероятностью вы проживете до восьмидесяти, и даже, что вполне вероятно, будете счастливы, вы будете учиться, работать, отдыхать, и это совсем не станет мешать процессу смерти.       — Звучит довольно пессимистично.       — Если подумать, — мужчина пожал плечами, — Но это совсем не так. Просто… Я думаю, стоит относиться к этому легче. Когда мы что-либо вспоминаем, нам всегда кажется, что это потому, что сделали что-то плохо. И мы начинаем думать, какими были дураками, но все это ведь совсем не для того, чтобы заставить нас жалеть. Этот процесс, как бы выразиться… Для нашей биологии нет никакого смысла в самобичевании и жалости к себе, совершенно. Все это, что мы воспринимаем, как жалость, на самом деле является обычным желанием перенести этот урок в будущее, чтобы не совершать тех же ошибок, что и в прошлом. И это хорошо. И, не знаю. В нас с детства закладывают, что смерть-это что-то ужасное, и это пугает нас. Мы не знаем, существует ли что-то там, после, но мы боимся. Постоянно боимся ошибиться, не туда нажать, наступить. Боимся. Это ведь неправильно. Смерть человека — это плохо, потому что умирают хорошие люди. Умирают рано, или, когда им самим кажется, что пора, так или иначе, мы теряем тех, кем дорожим, мы боимся этого. Для нас это нормально и, кажется, даже правильно. Но бояться смерти как таковой. Зачем? Звучит невероятно бредово и противоречиво, я не репетировал перед зеркалом, — усмехнулся Илис, — Факт состоит в том, что часть нашего разума всегда к этому готова. Она всегда подает нам те самые мелькнувшие перед глазами воспоминания, которые все якобы видят перед смертью. Мы всегда готовы, несмотря на нашу боязнь, вот в чем шутка.       — Грустно, если так подумать.       — Рождены, чтобы умереть, наверное, некоторые именно так сократили мою речь. Может быть так сделала бы даже часть меня, но в целом это не так. Мы рождаемся, и проживаем чудесные жизни, радуемся плачем, иногда жалеем себя прошлого, хотя и не стоит этого делать, мы живем. Мы живем невероятно долго., постоянно при этом отмирая, клетка за клеткой, воспоминание за воспоминанием, но в каком-то смысле мы и восстанавливаемся. Клетка за клеткой и новое воспоминание за новым. Вот как происходит смерть. Н место одного приходит другое, такое же важное, это закон.       — Вы довольно спокойно говорите о смерти, — я сказала это с улыбкой, потому что, наверное, в каком-то смысле мне хотелось быть такой же, как Шейн Илис.       — Я знаю, что я умираю, это нормально. Я расту, потом рост перерастает в старение. Мое тело умирает, но, я думаю, что на место телу приходит нечто другое. — Я опустило лицо на ладони и продолжила внимательно слушать.       — Как?       — Человека можно представить, в виде большого квадрата, заполненного полностью с рождения, делением под названием тело, по мере нашего взросления в этом квадрате появляются воспоминания, и в какой-то момент времени их становиться одинаковое количество. Воспоминаний и тела. И с каждым днем воспоминания все больше и больше вытесняют тело, пока не остаются только они, в такой момент человек умирает.       — Человек, являющийся квадратом, интересно. Но это, как ни странно, имеет под собой основу. С какого возраста вы сами начали умирать.       — Я? — Шейн задумался, — Наверное, мне было около девяти, когда я увидел, как на небе появилась радуга. Это, как ни странно, до сих пор самое вспоминающееся мне воспоминание.       — Значит, вас волнует смерть?       — Конечно, — он сказал это как-то по-тихому нежно, поправляя костюм, — потому что смерть — это всего лишь долгая игра воспоминаний и тела, в которой каждый раз выигрывают эмоции и память. — это звучало скупо. Скупо и грустно, но над этим стоило размышлять.       — Не хотели написать об этом книгу?       — Конечно нет, какая глупость, — он отмахнулся, — кто бы ее читал? «Смерть тревожит». Нет, несуразица. Я не врач и никогда им не был, я не смею говорить то, чего не знаю. Все это лишь мысли.       — Такие же, как и весь этот мир, верно? То есть. Ведь мы ничего не знаем о том, правильно ли все то, что мы делаем, просто так повелось, вот и все. Когда-то все страны были всего лишь чьими-то далекими мыслями, мыслями был язык, технологии. Все это. Мысли, как вы сказали –это половина нас, половина, которая останется в нашем маленьком квадрате под названием человек, останется, когда даже наше тело исчезнет. Так разве это того не стоит? — Шейн пожал плечами, улыбаясь.       — Знаете, в таких вопросах, никогда не было и не будет точного ответа на все. Даже если ты опросишь двадцать три человека, то совпадения будут минимальными, и это совершенно нормально. У нас в команде этот вопрос ни у кого, ни с кем не совпал. Это к сведенью, если кто-то все-таки подумал, что мистер Шейн не в себе. Такие вопросы мы обычно задаем, чтобы узнать человека. На самом деле так мы понимаем, стоит ли человек того, чтобы приложить усилия в работе с ним. В том плане, что даже самый глупый или названный абсолютно случайно ответ на любой из составленных нами может точно описать человека.       — Вы очень хорошая команда, Трисс. Вот, что мне в вас нравится, ребята, — я снова перевела взгляд на мистера Илиса, — Вы думаете о таком, о чем другие, не важно кто, не задумался бы даже подумать. — я улыбнулась и повернулась взглянуть на ребят. Они стояли небольшим плотным полукругом и обнимали друг друга. И все это выглядело чрезвычайно правильно. — психологи ведь никогда не описывают, как идет их работа?       — Очень редко, — помахала я головой. — И на самом деле в такие моменты становиться сложно работать с пациентом в том плане, что он боится собственных, абсолютно нормальных мыслей, замыкается и отводит и себя и специалиста от правильного пути. Каждый ваш ответ на подобный вопрос будет правильным. Потому что мы все разные, только мало кто хочет это осознавать. — обратилась я одновременно и к мистеру Шейну, и к слушателям на радио.       На этом мы и закончили. Ни пришло ни одного сообщения, поэтому из студии, несмотря на прекрасный разговор с мистером Шейном, я вышла немного грустной.       — Хэй! Трисс, ты чего, — взлохматив мои волосы, спросил Джейд. На нем, как и всегда, был белый медицинский халат, и мне почему-то подумалось, что из него вышел бы чудесный хирург или что-то в этом роде.       — Все ли прошло хорошо? Слушатели никак не реагировали. Боюсь, что совет все-таки закроет проект.       — Дорогая, — обнял меня парень, — У компании хорошее финансирование. Настолько хорошее, что она может держать такое количество убыточных проектов, сколько захочет. А прошло все чудесно. Каждый сделал свою часть работы. Даже нам с Хуо не придется дорабатывать, данных хватило. А что касается слушателей, они просто не хотели вас отвлекать. Все было чудесно, и ты, знаешь, будто ты давно уже должна была здесь находиться. Тебе подходит это, Трисс. Так что брось переживания. Помнишь? Не сожаления, а уроки! — Джейд поправил мои волосы и легонько хлопнул по плечу, — Шон сегодня на работе, тебя проводить?       — Не-е, — потянула я, — Не нужно. Хочу в парк зайти.       — Ну смотри там, если что, чтобы звонила, хорошо? — Джейд улыбнулся, а мне подумалось, что он сильно изменился, и это радовало.       В парке было совсем мало людей, и я решила сначала прогуляться. Он не был слишком большим и даже в сравнении с ботаническим садом, в котором я работала раньше, он был маловат, хоть и не на много. Но он бы пустым. Вокруг было так мало людей, что я невольно залюбовалась. Я любила видеть такие места пустыми, просто потому что так они выглядели первозданными.       «Я заеду через пол часа» — прислал мне Шон, а я улыбнулась.       «Будь готов оставить машину и гулять со мной по парку» — написала я, шагая по чистым каменным тропинкам.       «У нас свидание, а я не в курсе?»       «Может быть» — я рассмеялась, блокируя телефон, и напоминая самой себе, что далеко заходить не стоит.       У самого входа стояло несколько цветников с анютиными глазками, а рядом росли карликовые яблони. Недалеко был канал, по краям которого росли большие ветвистые ивы. Дети забирались на их крупные ветви, и, если честно, выглядели совсем как мартышки в джунглях. Шона я заметила только тогда, когда он обнял меня со спины.       — Когда ты приехал? — Я опустила голову ему на плечо и прикрыла глаза от яркого солнца.       — Только что. Машину поставил рядом со входом. — Я кивнула, а Шон поцеловал меня в лоб, переплетая наши пальцы.       — Пойдем. Мороженое хочешь? — Я задумалась, а потом только помахала головой.       — Не-а. Сильно волнуюсь из-за проекта, есть совсем не хочется.       — Тогда просто прогуляемся. Как эфир?       — Да вроде нормально. Только сама тестовая программа проходить будет полгода. На совете сказали, что большинство тест-эфиров будет вести Эмиль, а на самой практике будем чередоваться, чтобы не перенапрягаться.       — И это правильно!       — Проект одобрен! — крикнул Криштоф, входя в студию.       — Что?       — Проект одобрили, мы выводим его на рынок! Мы выпустим уже записанные вами эфиры, но нас пропускают на рынок!       — Наш проект пустили, — выдохнули ребята.       — Нас пустили, мы справились, — пробубнили мы с Эмилем и, переглянувшись, обнялись. И счастье окатило нас. Когда окупаются все твои старания, ты испытываешь ни с чем несравнимое удовольствие, которое я называю первым эфиром счастья. Первым и самым главным.