Проблеск в сумерках

      Человек такая скотина, что ко всему привыкает.       Что к хорошему, что к дурному. А потом старается обустроиться с максимальным комфортом, даже если вокруг него сущий ад. В прямом и переносном смысле. Это, конечно, в том случае, если у него нет тяги к саморазрушению и нормальная карма.       Что такое карма Дисмас так толком и не понял, хотя пытался уточнить неоднократно. Вот только кроме оккультиста данным термином никто из его приятелей и напарников не оперировал, а его самого ещё надо было перехватить в Гамлете и таки задать вопрос — восточный заклинатель был принципиален, и во время боевых вылазок категорически отказывался разговаривать на отвлечённые темы даже на привалах.       Но даже когда Абдулла (от полной версии своего имени он с видимой неохотой отказался, судя по всему — потому что ему надоело, как оно коверкается всеми подряд) и был в пределах досягаемости, то длительные философско-религиозные беседы с ним вести как-то не получалось. Ни разу за все семнадцать или девятнадцать недель их знакомства — Дисмас бросил подсчитывать время специально после первого месяца, проведённого в этом городишке. И уж тем более плевать он хотел на сроки, проведённые здесь другими. Им надо — вот они пускай и считают.       Во-первых, Абдулла скверно разговаривал на местном наречии. Почему-то оно ему никак не давалось, в отличие от, скажем, бульканья тех странных людорыб или нечестивых писаний культистов — о, вот их-то Абдулла расшифровывал влёт. Вот только приходить либо ломать голову над его дикими фразами в стиле «моя твоя не понимай», либо ждать перевода от Амани или Катарины. Но если воительница была не против пообщаться со старым знакомым, то антикварка видела в нём конкурента и без крайней нужды к заклинателю не приближалась. А его слова переводила максимально сжато и информативно, постоянно при этом хмурясь и вертя в пальцах свои чётки из чёрных жемчужин.       Во-вторых, и это была основная причина — Абдулла и сам не очень чётко представлял, что же за хрень такая эта карма на самом деле, как она высчитывается и зачем нужна. Согласитесь, сложно растолковать то, что сам не вполне понимаешь.       В-третьих, оккультист с удовольствием предавался самым разнообразным порокам — пил, курил всякую дрянь, от которой у Дисмаса слезились глаза и першило в горле, при посещении борделя непременно использовал какие-то возбуждающие средства, мудрёно называемые Кларой афродизиаками. В общем — чтобы на отдыхе Абдулла был с ясной головой — это бывало не так часто и то — в половине случаев он валялся в лазарете и переругивался с Кларой по поводу методов лечения. Да, латынь, оказывается, человек с Востока знал в достаточной степени, чтобы понимать термины бывшей звезды медицинского факультета. Вот только познания самой Клары ограничивались строго областью её научных интересов.       В-четвёртых… ну тут уже была вина самого Дисмаса. Головорез и убийца вообще был больше человеком дела, а размышления о высоком предпочитал оставлять тем, у кого голова под это дело заточена. Ну или тем, кто получил соответствующее образование. Плюс, каждому делу — своё время и место. В кабаке — пить, в борделе — шлюх иметь, в церкви — молиться… Задушевные же разговоры полагалось вести на привалах… от чего, как и было уже сказано, Абдулла воздерживался. А в Гамлете на сына свечника настроение почесать языком на странные темы как-то не нападало.       В общем, приходилось довольствоваться тем, что карма — это как бы список всех дел в жизни Дисмаса — и дурных, и хороших. Чего было больше — от того и зависит загробная жизнь. Прямо как в проповедях сестры Юнии. Вроде бы. Абдулла клялся, что не так, но в чём отличие, разбойник так и не понял — в тот момент его гораздо больше занимала возможность выцыганить у приятеля тот самый афродизиак. Сам употребить не рискнул, но девке скормил — та ещё ночка была. В положительном смысле.       Хотя и пришлось потом немного переплатить, потому что не было уговора шлюхам такие штуки давать. Ну да в тот раз золотишка перепало немало, можно было позволить себе чуть большие траты, чем обычно.       Дисмасу и безо всякой кармы неплохо живётся. Понял головорез это буквально на днях, неожиданно проснувшись среди ночи. Но ведь и вправду, жизнь в Гамлете была куда лучше прежней, несмотря на постоянную опасность и творящиеся вокруг ужасы.       Самое смешное заключалось в причине пребывания здесь. Его наняли. Наняли! Едва ли не впервые в жизни Дисмас, разбойник с большой дороги, вор и убийца честно трудился. Ну… относительно. По большей части работа (или служба?) была именно тем, к чему он привык — резать глотки и пускать пули промеж глаз, вот только не случайным людям, а всяким культистам, головорезам и тварям во всевозможных обличьях — как людском, так и нечеловеческом. Откровенно говоря, Дисмасу было похрен, в кого стрелять и кого резать… почти. Тем более, что чёртов наследничек, местный лорд, платил не скупясь за каждое поручение, а на трофеи милостиво не обращал внимания, если, конечно, это не было что-то фамильное.       Хотя нет, не совсем похрен.       После того случая на дороге, который, собственно, и привёл разбойника в Гамлет, Дисмас поклялся, что на женщин и детей поднимет руку только в том случае, если те сами будут на него бросаться с желанием убить или покалечить. Он больше не хотел никого убивать случайно. Просто из-за того, что у него хорошие рефлексы, а глупцы его провоцируют. Не хотел.       И именно поэтому он должен был стать ещё лучше. Ещё быстрей, ещё смертоносней. Чтобы полностью себя контролировать, чтобы рефлексы не были быстрее, чем мысли. Чтобы всегда знать, когда и кому его удары несут смерть. Поэтому, к удивлению многих, Дисмас никогда не упускал случая потренировать своё искусство боя. Да, пожалуй, теперь это и в самом деле можно было назвать искусством. Стилем. Попробуй его не выработай, если сражаться приходится чуть ли не каждый день и по нескольку раз в день. Мать твою, да, кажется, за всю предыдущую жизнь Дисмас столько не дрался, сколько за эти месяцы. И не видел столько кошмарных снов.       Иногда это были те монстры, которых он безжалостно истреблял наяву. Иногда — жуткие образины, порождённые его больным воображением. Полная беспомощность. Безнадёжность. Страшная, мучительная смерть — как своя, так и кого-то из соратников, особенно женщин. И каждые одиннадцать дней, как по расписанию — то, что случилось в тот день на дороге. Его роковой выстрел, его ошибка.       Женщина и маленькая девочка, убитые одной пулей. Жертвы, чьей крови он не хотел проливать.       Если верить всё тому же Абдулле и Юнии, то этот грех ему уже давно простился. Дескать, раскаялся, покаялся, нравственно очистился и вообще, смыл пятна невинной крови со своих рук, по локоть обагрив их тем, что текло по венам тварей и выродков. Дисмас одновременно и верил, и не верил им. Пускай оккультист и весталка во всех этих вопросах с душой и прочей мистикой разбирались куда лучше него. Вот только получить отпущение грехов от кого-то и прощение себя самого слишком разительно отличались друг от друга, чтобы одно легко и просто можно было заменить другим.       Одно время разбойник мучился от того, что убитые им могли быть семьёй Рейнальда. Это был бы настоящий удар в спину боевому товарищу, столько раз спасавшему его собственную шкуру, пускай тогда он и не подозревал о самом существовании крестоносца. Но к немалому облегчению Дисмаса, его первоначальное подозрение не подтвердилось. У Рейнольда был сын, а не дочка — куда старше погибшей девочки, да и жила покинутая воином семья совершенно в иных краях. Так что Дисмас просто вздохнул с облегчением в тот день и потратился ещё на пару кувшинов вина, чтобы товарищ в хмельном угаре позабыл о странных вопросах и настойчивости разбойника.       Простил ли он себя? Да нет, пожалуй. Просто смирился с тем, что это будет преследовать его всю жизнь, сколько бы той ни осталось. Вряд ли она будет такой уж долгой — в Гамлете поначалу каждый лишний день считался за удачу. Пускай. Это то, что следует помнить. Поэтому каждый одиннадцатый день Дисмас не напивается перед сном, не заглядывает к Абдулле или Кларе за дурманящими разум снадобьями и не делит ни с кем постель. Его вина, его ошибка, его боль. Его память.       Медальон с их портретами Дисмас по-прежнему прячет на груди, с самого первого дня, никому не показывая, что внутри. Абдулла уверял, что теперь это ещё один талисман для Дисмаса, почти как его счастливая монетка. Уж в этом-то чернокнижнику верить можно. Только медальон влияет не на удачу в целом, а конкретно на стрельбу. На меткость. Помогает поражать именно те цели, которые головорез и намеревается поразить, и избегать случайных, ненужных. То, в чём он нуждается.       Никаких других украшений или драгоценностей Дисмас никогда не носит. Разбойнику (возможно, уже бывшему?) это ни к чему. Захоти он — и с головы до пят может обрядиться в шелка и бархат, ещё почище своего нанимателя, да увешаться побрякушками. Может — теперь-то ему хватает денег на всё, что душа пожелает, но не хочет. Подобный образ в сознании Дисмаса всегда ассоциируется с добычей, жертвой. А он — хищник, и не собирается изменять собственным привычкам. Так что самое большее, что он себе позволяет — прочные и удобные вещи по своему вкусу. Не столичный модник, чай.       Показывать своё богатство? А перед кем хвалиться? Шлюхам и кабатчику много чести, соратникам платят не хуже, а уж наследничек и вовсе чуть ли не срёт золотом. Тем более, что надолго в его карманах монеты и камушки не залёживаются. О, Дисмас прекрасно знает, на что их можно, а главное — нужно потратить. И шлюхи, вино и азартные игры в этом списке занимают отнюдь не верхние строчки. Приятно, да, но пользы минимум. Разве что отдохнуть душевно, почувствовать хоть минуту себя хозяином жизни, а не наёмником.       На первом месте у Дисмаса всегда стоит оружейная лавка. Её он посещает с завидной регулярностью, как бы ни чаще, чем весталки — часовню. И причины у него не менее веские. Пистолеты — вещь хорошая, хотя пару штук он и умудрился потерять во время своих сомнительных приключений. Одно в огнестреле плохо — заряды имеют неприятное свойство заканчиваться в самый неподходящий момент. Потому и не жалел разбойник денег на порох, пули и картечь. Ну и приглядывался к редким новинкам.       Всё-таки меткость стрелка во многом зависит от его оружия. Так что, уход за ним у Дисмаса поставлен очень хорошо, и промахов с осечками у него практически не случается. Чему дико завидует Маргарет, искательница-мушкетёр, из новеньких. Никак не ожидала, что какой-то разбойник с большой дороги обставит её в её же любимом деле. А секрет на самом деле прост. Маргарет лишь бы попасть в цель. Дисмас же всегда имеет задачу, отличную от самого факта выстрела. Убить или ранить врага, выиграть пари, добыть золотишко… так, стоп. Последнее уже в прошлом, больше грабежами он не занимается — некогда.       Пару раз его даже дразнили рейтаром — за то, что ходит как минимум с тремя пистолями повсюду. Пара массивных двуствольных и один, отличающийся особой точностью, который он давным-давно снял с тела известного в его родном городе бретёра и дуэлянта. Стрелком покойный был отменным, но от ножа в печень это его не спасло. Нож, кстати, так в его теле и остался — кольчугу-то пробил, но сам надломился. Паршивый был нож, откровенно говоря.       А сейчас Дисмас владел… он даже не знал, какой именно клинок у него в руках. То ли короткий меч, то ли длинный кинжал. Главное — в руке лежит удобно, да сталь отменного качества. Украшательств ненужных никаких нету. Сразу видно — серьёзное оружие, боевое. И никогда не подводило его в этих местах. Может быть и потому, что Дисмас по примеру Рейнольда начал носить его в часовню — освящать перед вылазкой да снимать возможные проклятья после?       Он, конечно, человек не религиозный, но слишком уж много дряни в жизни повидал, и особенно — здесь. Кто его там разберёт, помогают молитвы весталок его оружию или нет? Пусть уж лучше будет, это всяко лучше, чем сомнительные чары Абдуллы. Как минимум — безопаснее. То же заживление ран у оккультиста получалось через раз. И никогда заранее не угадаешь, что выйдет в итоге. То ли разойдутся старые шрамы, то ли мгновенно исцелится сломанная нога. Нет уж, к Абдулле — только в самом крайнем случае, когда вторым вариантом будет смерть. Лечиться — только у весталок, когда они рядом и у Клары. В надёжности методов Чумного Доктора сомневаться не приходилось.       Как и в самой Кларе. Спокойная, аккуратная, въедливая, она, пожалуй, была лучшим лекарем, какого только можно было пожелать. Если бы ещё она почаще снимала свою маску, да побольше улыбалась. Впрочем… ходили слухи, что некоторые искатели именно из-за ласковой улыбки Клары предпочитали резко выздороветь или уползти долечиваться куда-нибудь в другое место. Его это никогда не интересовало. Лишь бы вылечила. Плевать, с какой гримасой на лице его на ноги поставят. Чай, врач, не шлюха, у которой обходительность с клиентами входит в оплату.       Забавно, но вот Клара для него всегда была Чумным Доктором, а не красивой девушкой. Ни одной похотливой мысли в её адрес, ни малейшего позыва плоти — вот как она себя изначально поставила.       Вот с другими искательницами Дисмас временами сходился, да только всё ненадолго. Или умирали, или бросали его ради «более перспективных» на их взгляд мужиков. Некоторые даже демонстративно. Смешно, если подумать. В Гамлете вся твоя перспективность — как долго ты сможешь выжить. Сколько раз твоя удача спасёт от когтей и зубов монстров, сколько раз товарищ прикроет спину или не даст отчекрыжить тебе башку, как бы он к тебе ни относился. А не сколько ты сумел накопить на службе или отыскать в заначке какого-нибудь удачливого (до встречи с тобой) атамана.       Так что, в этом плане Дисмас если кому уступал, то только крестоносцу, с которым и приехал в этот забытый богом городишко, да старику Барристану, служившему ещё деду наследничка. И то, рыцарь был давно и прочно женат, что, впрочем, совершенно не мешало ему заглядывать в бардак лишь чуть реже, чем в часовню, а Барристана женщины уже лет десять интересовали исключительно как поварихи и разносчицы.       И нет, Дисмас не интересовался специально. Его просветила Одри — последняя из его подружек.       Откровенно говоря, это не разбойник сошёлся с ней, а она с ним. И он совершенно не понимал — почему. А после откровенного вопроса — получил вот эту вот лекцию о перспективности, очередное заявление в том, что он дурак. Даже возмутиться не успел, как рот тут же поцелуем заткнули. Целовалась Одри с большим знанием дела, да и вообще, иной раз вытворяла такое… в борделе стыдно было рассказывать, чего и как ты хочешь. Это все аристократки такие извращенцы или ему одному так «повезло»?       Странные были эти отношения. Никто никому ничего не запрещал, но как-то постепенно все «походы налево» и «рассев дикого овса» сошли на нет сами собой. Она быстро запомнила, что он терпеть не может бирюзовый цвет, а он перестал играть в карты. Всего лишь пара мелочей, которые увидели остальные. И добрая дюжина ускользнувших от постороннего взгляда. На очередную вылазку они никогда не ходят в одном отряде, но в то же время стараются подгадать так, чтобы провести в городе побольше времени, когда они там оба.       Любовь, романтика? Бывшая аристократка, чей муж проиграл всё, что только возможно, включая её саму и свою жизнь, хрипло расхохочется вам в лицо. Угрюмый головорез, прекрасно знающий цену и продажным, и «порядочным» женщинам только желчно усмехнётся в ответ.       Верь они в эту чушь, в Гамлете бы их никогда не было.       Но иногда… иногда перед рассветом Дисмас глядит на посапывающую у него под боком блондинку и задаётся вопросом — а что там, в будущем? Когда они окончательно разберутся с той хтонической хренью в поместье, и у наследничка отпадёт всякая нужда в искателях?       У него нет ответа, а Одри только отмахивается и говорит «вот тогда и будем думать».       И больше всего ему нравится слово «будем».