КОНТРОЛЬ
Дайске был немного помешан на контроле. По большому счёту это не проблема – у всех свои тараканы в голове, вот Хару, например, признавал, что его самого иногда заносит со справедливостью и геройством... Но порой желание взять всё в свои руки принимало весьма странные формы. Во вторник квартиру Хару вскрыли. Ничего не украли, но сломали комод, разбросали вещи, испоганили стены оскорбительными граффити и опрокинули холодильник. Преступников быстро нашли– двух подростков, взбудораженных всеобщей истерией вокруг адоллия: они жаждали покарать «предателей родины», раскрывших секрет нового материала учёным по всему миру, но до семейной усадьбы Камбэ дотянуться не могли…А вот жилье скромного сотрудника из отдела по предотвращению преступлений оказалось более лёгкой мишенью. – Переезжай ко мне, – предложил Дайске на следующий же день, умудряясь смотреть при этом сверху вниз даже с высоты своего невеликого роста. – Частично это моя вина. На самом деле это была целиком и полностью вина Камэя: он додумался запостить в инстаграм фотографию с геолокацией на прошлой неделе, когда внезапно завалился в гости– за пивом и утешениями после расставания с девушкой. Но сейчас Хару меньше всего на свете хотелось искать справедливости – и, как следствие, вторую ночь подряд проводить на диване в отделе, без возможности нормально принять душ и побриться. – Спасибо, Камбэ. Предложение что надо. – Ай, какая замечательная дружба! –жизнерадостно восхитился шеф из-за своего стола. – Что ж, желаю удачи. И, Като-кун, подойди сюда: мне нужно подержать мачту, пока она не приклеится. «Это ненадолго, – успокоил себя Хару. – Всего две недели». Мачта так и не приклеилась к кораблю, зато намертво пристала к пальцу. Камэй сказал, что это определённо знак, но не уточнил какой; Саэки влезла в интернет и радостно сообщила, что гороскоп сулит тельцам удачу и новый опыт… Словом, абсолютно ничего не предвещало беды. Дайске оказался заботливым хозяином, даже слишком: дизайн комнаты, отведённой для гостя, в точности повторял обстановку разгромленной ранее квартиры. За исключением ванной комнаты: вот она была роскошной. За ужином в огромной столовой Хару чувствовал себя не в своей тарелке, и когда Судзуэ предложила отметить переезд в неформальной обстановке, то радостно согласился. Через некоторое время она вернулась к себе, а Дайске просидел почти до полуночи – смотрел вместе с ним дурацкий сентиментальный сериал, жевал чипсы и выглядел почти по-человечески без тонны геля на волосах. Неприятности начались в субботу. Хару собирался ненадолго выскочить в магазин и докупить несколько мелочей, которые не удалось спасти от вандалов – запасные носки, пену для бритья и полотенце. Дел было на два часа от силы, но Дайске упёрся намертво. –Или заказывай доставку, или поедем вместе. Возражения не принимаются. Хару прекрасно помнил чудесную манеру вождения семьи Камбэ и ещё не до конца лишился инстинкта самосохранения, поэтому возражал до последнего, но в итоге вынужден был пожертвовать прогулкой в выходной день и сделать заказ на дом. – Понимаете, Като-сама, у него сильное чувство ответственности, – оправдывалась за двоих Судзуэ. – Пока вы под его защитой, он должен всё контролировать. Прошу, уступите ему этот контроль. Хару и так ощущал себя изрядно обязанным, поэтому согласился – но сделал себе пометку на будущее. «Значит, контроль». Вторая неделя прошла под знаком привыкания. Завтракать вместе, добираться на работу на одной машине и потом также вдвоём распутывать очередное дело, будь то поимка прославленной аферистки или ограбление соседней пекарни, оказалось не так уж плохо. К своему удивлению, Хару почти не уставал от постоянного присутствия в своей жизни напарника. Наоборот, в те редкие часы, когда им приходилось разделяться, появлялась какая-то пустота… хотя говорить об этом Камэю определённо было плохой идеей. – Я тебе так скажу по-дружески, – с ехидцей сообщил коллега, для пущей убедительности приобняв его за плечи. – Вы со стороны похожи на пару молодожёнов, особенно когда он тебя спрашивает, как примерная жёнушка, чего ты хочешь на ужин. Хару не мог не понимать, что его провоцируют, но всё-таки попался и начал оправдываться: – Ну, вообще-то по выходным я сам готовлю… – А, значит, это ты жёнушка? Возразить он ничего не успел, потому что в тот же момент раздался жуткий грохот. Дайске стоял около рабочего места Камэя, а у его ног лежал компьютер, разбитый в хлам, и разве что не дымился. – Как досадно, – в голосе не было ни намёка на сожаление. – Разумеется, я компенсирую ущерб. В двойном объёме. Лицо у Камэя вытянулось – похоже, что ценность компьютера заключалась не в его рыночной стоимости, а в информации на жёстком диске, теперь безвозвратно потерянной. – Н-но… Не меняя выражения, Дайске скинул со стола ещё и телефон; каблук с хрустом опустился на экран. – И это я компенсирую тоже. Или проблема в данных, Камэй-сан? Скажите, что именно вы потеряли, и HEUSC попробует восстановить информацию. Камэй сперва побледнел, затем покраснел, как ошпаренный, наконец пробормотал: «Нет-нет, ничего важного» – и, присев на корточки, начал печально собирать обломки. Хару собирался сказать, что это всё уже чересчур, но тут Дайске поймал его взгляд – и подмигнул. Сердце по-идиотски трепыхнулось, а укоризненные слова куда-то подевались.***
Одним из несомненных плюсов проживания в фамильном особняке Камбэ была возможность чаще – если точнее, то по нескольку раз на дню – видеться с прекрасной Судзуэ. Она не только составляла им компанию за завтраком и за ужином, но и частенько приглашала Хару к себе – в командный центр или в мастерскую, где она создавала прототипы высокотехнологичных гаджетов. Причём совершенно разных, не только военного назначения: из последних изобретений особенно впечатлило «умное зеркало», которое приятным голосом сообщало утром хозяину, сколько у него накопилось часов недосыпа, как скоро это фатально скажется на умственных способностях, а также анализировало диету и предлагало оптимальное количество физических нагрузок. – Для Дайске, что ли? – хмыкнул Хару, повертев устройство в руках. Оно немедленно посоветовало ему уделять больше внимания сну и ввести в распорядок дня умеренные физические нагрузки. – Он и так, по-моему, как огурчик. – Это только в последнее время. Раньше у Дайске-сама были проблемы с переутомлением, он совсем себя не берёг, – с сожалением покачала головой Судзуэ. И вдруг улыбнулась: – Но вы правы, сейчас такое зеркало, скорее, пригодится вам, Като-сама. Он только отмахнулся: – Да ну, а то я сам не знаю, что спать надо больше шести часов… А это что? – и он указал на прозрачную коробку с набором колец разного диаметра, от пяти сантиметров до четверти метра. – Полицейская разработка. Альтернатива наручникам для транспортировки особо опасных преступников, – охотно ответила Судзуэ и достала одно из колец. – Вот это, например, можно надеть на шею. В настройках нужно задать радиус, и тогда при перемещении сверх указанного расстояния от контрольной точки высвободится электрический разряд, достаточный, чтобы парализовать мужчину весом до ста килограммов. И, разумеется, можно использовать голосовое управление устройством, тревожную кнопку на брелоке и так далее. Хару повертел вещицу в руках. Плоское, чёрное и блестящее кольцо, точно сделанное из полированного оникса с металлическими вставками, больше напоминало ювелирное украшение, чем гаджет. – Почти как электрический ошейник для дрессировки собак, – пробормотал он. – Только их, кажется, запретили как негуманные. – Собаки иногда проявляют больше сознательности, чем некоторые люди, Като-сама… К тому же мы ведь говорим об особо опасных преступниках. В итоге злосчастное кольцо вместе с полудюжиной других устройств перекочевало в комнату Хару под аккомпанемент просьб «внимательно ознакомиться с прилагаемыми инструкциями» – просто так, на всякий случай. Однако вспомнил он об этом только через три недели, в свой первый выходной после изматывающего расследования, когда немного отоспался и решил отпраздновать удачное окончание дела вместе с Дайске. На часах было уже за полночь; фильм на экране закончился, и пошли титры. В голове ощущалась приятная пустота: две банки лёгкого алкоголя, выпитые в начале вечера, давно выветрились, но общая усталость и ощущение безопасности давали тот же эффект расслабления. Дайске, судя по расфокусированному взгляду, чувствовал себя примерно так же. Щёки у него немного раскраснелись, волосы растрепались, а рукава светло-серой толстовки, одолженной у Хару, доставали почти до кончиков пальцев. «Милый», – пронеслось в голове. – Может, спать пора… – пробормотал Хару, скрывая смущение. – Эй, как думаешь, может, спросим у чудо-зеркала Судзуэ? Дайске неопределённо кивнул, что могло как означать согласие, так и не означать ничего вообще. Зеркало обнаружилось на самом дне ящика – пришлось выложить большую часть приборов на журнальный стол, чтобы добраться до него. Но то ли оно не хотело работать далеко от создательницы, то ли настройки сбились, но сообщало оно только бесполезные вещи, вроде: «У вас нормальный уровень увлажнённости кожи», «Пейте чистую воду с утра» – и настойчиво рекомендовало умеренные физические нагрузки. – Заклинило его, что ли, – вздохнул Хару, откладывая зеркало, и заметил, что Дайске взял со стола чёрное кольцо-ошейник. – Это для опасных преступников, ты в курсе? – Более-менее, – рассеянно ответил он, проводя пальцем по ободку. – Значит, Судзуэ его закончила… Интересно. Он повертел кольцо в руках ещё немного, изучая функции, а затем отложил с явным сожалением. Хару наблюдал за этим отстранённо, но внезапно память сделала финт – и подкинула фразу, озвученную голосом Судзуэ: «Уступите ему этот контроль, Като-сама». В горле резко пересохло. – Хочешь, я надену? – спросил Хару прежде, чем смог осознать, что делает. И – вздрогнул, увидев, как изменилось лицо у Дайске. – Там можно убрать сегмент и подогнать размер. – А… Отступать было как-то глупо. Чувствуя себя донельзя странно, Хару отрегулировал диаметр, разобрался с защёлкой и надел ошейник на себя. Дайске следил за ним, как заворожённый, и почти сразу подался вперёд, кончиками пальцев проводя над самой кромкой кольца, по коже, ставшей вдруг очень чувствительной. Это очень напоминало ласку – но только напоминало. К лицу резко прилил жар; захотелось пить. – И что теперь? – почти всё самообладание ушло на то, чтобы задать вопрос нормальным голосом. Выражение лица у Дайске стало шкодливым. – Для начала собери пакеты из-под чипсов, Като, а там – посмотрим на твоё поведение. Хару в шутку стукнул его в плечо: – Можно подумать, я и так бы этого не сделал. Мне тут потом спать, между прочим. Мусора в комнате было не так много, но пихать его в мешок под пристальным наблюдением оказалось не так-то просто. Руки словно ватными сделались; чужой взгляд ощущался как нечто физически плотное, имеющее температуру и вес. Пульс участился так, что грохот сердца отдавался в ушах. Когда Хару наклонялся или приседал, чтобы подобрать обёртку, то чувствовал себя голым. «Вот что значит – быть человеком, на котором сосредоточено всё внимание самого Дайске Камбэ», – пронеслось в голове, и на мгновение его словно перемкнуло… …а потом перемкнуло по-настоящему, потому что Дайске сказал: – А ты не торопишься, Като.– И добавил сволочным голосом: –Пять процентов мощности, разряд. «Прибью», – успел подумать Хару. Шею слегка обожгло, едва ощутимо. Это было не больно и даже не обидно, но почему-то будоражило; почти-настоящая-опасность, огромный домашний кот, которого хотелось поддразнить, прощупать границы дозволенного. – М-да, и кто из нас извращенец… – Ты что-то сказал? – выгнул бровь Дайске, продолжая возлежать на диване в позе римского патриция. Хару не отказал себе в удовольствии кинуть в него смятой бумажкой: – Иди ты… То есть, конечно, я хотел сказать, чего изволите, господин Камбэ? – и он плюхнулся на тот же диван, поджав под себя ноги. – Или это всё? – Дайске мстительно брыкнулся, угодив ему пяткой по колену, и Хару не удержался и поймал его за ногу. – Что, массаж? Как ска-а-ажете. Первые полминуты Дайске стоически терпел «массаж», потом подозрительно затрясся и начал вырываться. В процессе снова попал пяткой по коленке, по животу... и, вероятно, случайно надавил на брелок, потому что на сей раз Хару тряхнуло по-настоящему. – Твою ж… Он скатился с дивана, треснулся башкой то ли о край стола, то ли о пол, вышибая искры из глаз, и тихонько взвыл. Наверное, со стороны это выглядело жутко, потому что Дайске перепугался взаправду: подскочил, помог ему усесться, стащил чёртов ошейник, ощупал с головы до ног горячими, повлажневшими от волнения ладонями. – Я в порядке, – с трудом разомкнул веки Хару; перед глазами до сих пор огненные круги плавали. – Навернулся просто неудачно… а? Дайске перехватил его руку – и поднёс к губам, быстро повторяя: – Прости, я… прости, прости. Он целовал пальцы, запястья, ладони – вдоль линии жизни и судьбы, так быстро и так жарко, словно и впрямь пытался искупить какое-то злодеяние. Хару смотрел на него ошалело – сверху вниз, и чувствовал, как кровь стремительно отливает от мозгов и приливает куда-то не туда. Потому что Дайске, целующий руки, это было… это было… – Крышесносно. Он произнёс слово вслух и настороженно замер. А Дайске перехватил его ладонь, сжал почти до боли… а потом с тем же недоверчиво-жадным взглядом как-то качнулся-двинулся вперёд и вверх – и взахлёб поцеловал. Привкус у него на языке был солоноватый. Поцелуй вышел жёсткий и беспорядочный. Воздуха не хватало; они столкнулись зубами, замерли в шатком равновесии перед тем, как продолжить. Хару комкал толстовку на чужой спине; Дайске ёрзал у него на коленях, одной рукой гладил шею и плечо, а другой – почти больно дёргал за волосы на затылке. А потом, когда отстранился, чтобы перевести дыхание, посмотрел на свою ладонь – и выругался. Хару захотелось выругаться тоже: на пальцах была кровь, и в волосах ощущалось что-то липкое. – Значит, всё-таки об угол стола, – произнёс он задумчиво. – Ну, если я словил сотрясение – это будет самая дурацкая смерть у нас в отделе. У Дайске было такое лицо, что стало ясно: шутку он не оценил. Врача им пришлось-таки вызвать. Подозрение на сотрясение мозга, к счастью, не подтвердилось – обошлось рассечённой кожей и внушительным кровоподтёком. В итоге Хару прописали покой, хороший сон и хотя бы несколько выходных дней подряд. За всё это время Дайске ни разу не навестил его, зато приходила Судзуэ и подолгу сидела в комнате с виноватым видом. Она ни разу не дала понять, известно ли ей, что здесь произошло, но ситуация складывалась неловкая – даже без многозначительных недомолвок… Впрочем, больше, чем все неловкости вместе взятые, больше даже, чем муки совести за идиотское поведение, Хару беспокоила собственная реакция на это: образ напарника, целующего ему руки, не выходил из головы. В последний раз дошло до того, что обычный по сути сон про погоню за преступником превратился в эротический, в котором Дайске вылизывал его ладонь, стоя на коленях, и смотрел исподлобья тревожными, повлажневшими глазами. Хару очнулся взбудораженный и перевозбуждённый; за окном только начинало светать, потолок комнаты казался в полумраке совершенно незнакомым. Чудо-зеркало доверительно посоветовало больше спать – ну да, ещё бы – и не забывать об «умеренных физических нагрузках», причём в последних словах мерещился непристойный намёк. – Ну ладно, – пробормотал Хару, заложив руки за голову. – Ладно. Я хочу Дайске Камбэ – это не проблема, это нормально… А вот проблема: он-то меня хочет? Простейшая логика подсказывала, что да – человеку, на которого вам совершенно наплевать, вы не будете засовывать язык в рот, и тем более забираться на колени, елозить и стонать. Но оставались другие вопросы: не было ли это влиянием момента, стечением обстоятельств, когда на его, Хару, месте мог оказаться абсолютно любой? «Не будь таким самоуверенным, – нашёптывала та же стерва-логика. – Кто ты вообще такой, чтобы его заинтересовать? Герой? Даже не смешно». Нарастающее беспокойство прорвалось, как водится, неудобным вопросом в неподходящий момент. – Судзуэ-сан, а у Дайске есть девушка? Если она удивилась, то виду не подала. – Даже если и есть, то я такой информацией не располагаю, Като-сама, – улыбнулась она. – Но в прошлом многие женщины проявляли к нему недвусмысленный интерес. Хару сосчитал про себя до трёх и рискнул сделать пробную подачу: – А парни? Брови у Судзуэ приподнялись. – О! – воскликнула она, смешно округляя рот. Потом задумалась: – О-о… – Судзуэ выдержала паузу и затем аккуратно продолжила, избегая смотреть в глаза: – Мне ничего не известно на сей счёт, однако я не слышала, чтобы Дайске-сама проявлял резкое осуждение или жаловался. Это был намёк, определённо намёк. Интуиция вопила, что победа близка, и можно начинать праздновать… Но потом три отведённых на отдых дня закончились, и Хару обнаружил, что Дайске его избегает. Невероятно, но факт. Вообще довольно сложно избегать человека, с которым вместе живёшь и работаешь, но он как-то справлялся: уезжал раньше, возвращался позже, игнорировал совместные задания. Атмосфера постепенно накалялась, и Саэки спросила даже как-то раз, не поссорились ли они. Через неделю масла в огонь подлил уже шеф, когда подозвал Хару и с несвойственной ему осторожностью спросил, не желает ли он перевестись в другой отдел – а лучше в другой город. – Это ещё зачем? Вопрос прозвучал слишком громко. Саэки поперхнулась конфеткой. Даже Камэй не мог уже делать вид, что слушает музыку, и попросту вжал голову в плечи, прикрываясь папкой с документами. – Понимаешь, Като-кун, у твоих недоброжелателей появились последователи, – ответил шеф, помявшись, и отвёл взгляд. – Боюсь, что здесь это может повлиять на твою… – Работу? – Безопасность! – неожиданно твёрдо ответил шеф, и очки у него боевито сверкнули. – Лучше было бы тебе на время переехать в такое место, где тебя не станут преследовать. В его словах был свой резон, но на сердце отчего-то стало тяжело. А потом Хару заметил, что дверь офиса приоткрыта, но человек не спешит входить, хотя и держится за ручку. – Камбэ? Дверь хлопнула о косяк с такой силой, что сверху пыль посыпалась, но никто не сомневался, что убытки от поломки вскоре компенсируют в двойном размере.***
Несколько дней держалось шаткое равновесие. Шеф больше не заговаривал о переезде, коллеги делали вид, что ничего не видели и не слышали. Разве что завтраки в поместье Камбэ день ото дня становились всё более унылыми – возможно, потому что Судзуэ, единственная, кто теперь составлял компанию в столовой, с каждым разом выглядела всё более мрачной. К четвергу напряжение достигло пика. Когда Хару собрался уходить, она поймала его за руку и быстро, почти скороговоркой произнесла: – Дайске-сама собирается переехать в Америку. Мы планируем развернуть информационную сеть, чтобы не допускать незаконных сделок с адоллием по всему миру, к тому же поместье в последнее время осаждают недовольные, и… Ему понадобилось ровно три секунды, чтобы сообразить, к чему всё это может привести. «Если я останусь в Японии, то к тому времени, когда он вернётся, мы будем уже совершенно чужими людьми». – И когда он уезжает? Судзуэ ответила не сразу; она опустила взгляд – хватка тонких, слабых с виду пальцев на запястье у Хару сделалась почти стальной – а потом тихо заговорила: – Като-сама, вы не боитесь, что он вам навредит? В прошлый раз… «Значит, она всё видела. Сколько же камер в этом доме?» – Судзуэ-сан, – ответил Хару проникновенно. – Моё знакомство с Дайске началось с того, что он сбросил меня с моста. Ну ладно, окей, не сбросил, а позволил упасть, одна ерунда… Так вот, вы что, думаете, что я испугаюсь того, что он уронил меня с дивана? Судзуэ наконец улыбнулась и разжала пальцы. – Дайске-сама сейчас в кабинете на третьем этаже. В том, который примыкает к библиотеке. – Спасибо, – улыбнулся Хару в ответ. И добавил, кашлянув в кулак и деликатно отвернувшись в сторону. – И отключите, пожалуйста, наблюдение. Нужную комнату удалось найти только со второго раза – всё-таки особняк Камбэ мог дать фору старинному европейскому замку по размерам и количеству помещений. Судзуэ, похоже, сдержала обещание и вырубила на время камеры, по крайней мере, на телефон больше не приходили ненавязчивые подсказки – сверните налево, поднимитесь по лестнице и так далее. Правильная дверь, к счастью, была открыта: ручка поддалась, и створки бесшумно распахнулись. Дайске сидел один и, судя по домашнему виду – босой, в свободной рубашке и брюках, никакого геля в волосах – гостей он не ждал, а работу собирался прогулять. – Чего тебе нужно, Като? Хару сглотнул. «Ладно, терять мне нечего». – Да вот, хотел кое-что уточнить… – Он осторожно прикрыл за собой двери и не спеша прошёлся по кабинету, пока не оказался спиной к окну – против света. – Что именно тебя тогда завело: возможность бить меня током или приказывать? Или дело было в ошейнике? Дайске недоверчиво моргнул. – Что?.. – Я спрашиваю, на что конкретно у тебя встало. Вряд ли дело в насилии, иначе бы ты меня давно колотил при каждом удобном случае… Тогда ошейник? Хару сдёрнул ленту с портьеры и пару раз обмотал вокруг шеи – аккурат хватило, чтобы завязать узелок сбоку. Щёки у Дайске пошли малиновыми пятнами, но потемневший взгляд внушал некоторый оптимизм. – Пошёл вон, Като. – Значит, не только в ошейнике вопрос… Давай так, – Хару приблизился к нему, остановившись в трёх шагах, и слегка оттянул воротник рубашки, склоняя голову набок. – Десять приказов за полчаса, Дайске. Я сделаю всё, что угодно, никаких ограничений. Ну, как тебе? Кстати, время пошло. Пульс разом подскочил; по спине пробежали мурашки; стало жарко, хотя температура в комнате явно не изменилась. «А если он просто снова скажет мне убираться? Что тогда?» Дайске отчётливо сглотнул и произнёс: – Сегодня я не пьян, в отличие от того раза. У Хару вырвался смешок: – Я тоже. Ну, так в том и смысл, разве нет? Тишина в комнате давила на уши так сильно, что это ощущалось почти физически. Луч солнца, просочившийся сбоку между шторами и стеной, распластался по полу, стараясь дотянуться до чёрного кожаного дивана между стеллажами… Сердце колотилось так, словно свихнулось – только не понять было, у кого из них двоих. – По… подойди ближе. Хару сделал один, два, три шага, пока не упёрся в край кресла, где сидел Дайске. «Я ведь всё правильно сделал?» – Руки за спину. «Ну, пока всё невинно…» – успел подумать Хару – а потом ощутил тепло чужих пальцев на своей пояснице. Дайске немного сдвинул брови к переносице; выражение лица у него стало менее растерянным и более сосредоточенным, хотя румянец разгорелся ярче. Первые прикосновения были осторожными, невесомыми, но чем дальше, тем настойчивей они становились. Он ощупал рёбра сквозь рубашку, затем слегка сжал соски – и почти испуганно отдёрнул руки, а потом тут же сказал: – Не двигайся. – И не собирался. Я делаю только то, что ты прикажешь, забыл? – И помолчи. Глаза у Дайске казались тёмными из-за расширенных зрачков. Он расстегнул пуговицы на рубашке, одну за другой – и на его, и на своей, затем выдернул полы из брюк и вытащил из петель ремень. С нажимом огладил бёдра, замер, точно собираясь с духом – и несильно надавил пальцами на ширинку. – У тебя стоит, Като. «У тебя тоже, Камбэ». Он пока не мог говорить, поэтому только улыбнулся – так провокационно, как только мог: ну же, давай, я же сказал, что всё можно. «Любой приказ». – Раздевайся, – отрывисто произнёс Дайске, и вид у него был такой, словно он кидается в омут. «Кажется, кто-то входит во вкус, – подумал Хару. – Надеюсь, Судзуэ правда не смотрит». Его уже слегка потряхивало от волнения, и он надеялся, что со стороны это не очень заметно. Одежда закончилась даже слишком быстро; узел на ленте развязать не получилось, и пришлось оставить её на шее. Было странно вот так стоять голым в просторной комнате, залитой тёплым солнечным светом, среди книжных шкафов с рядами одинаковых корешков, украшенных золотым тиснением, среди лепнины, бархата, дерева и кричащего, почти старомодного великолепия. Он чувствовал себя лишним, неуместным, слишком обычным, обманом затесавшимся в здешнюю роскошь… Но Дайске смотрел на него широко распахнутыми глазами, как будто сейчас для него ценность имело только одно. «Хорошо, что сейчас утро, и я только что сходил в душ», – пронеслась мысль. – Ты красивый, – сказал вдруг Дайске охрипшим голосом. – Ты в хорошей форме, и я тогда ещё подумал, что если тебя приодеть… Но ты же никогда не берёшь подарки. Упрямый, да? Он так резко подался вперёд, притянул его к себе, утыкаясь лбом в живот, что на секунду Хару подумал: «Сейчас укусит». Но нет, не укусил, не поцеловал даже – застыл, прижимаясь в странном полуобъятии, невесомо поглаживая бедро кончиками пальцев. Тёплое дыхание щекотало чувствительную кожу – ритм, который становился всё более неровным с каждой секундой. Когда Дайске отстранился, выражение лица у него было странным, незнакомым – и будоражащим воображение. – Като, – позвал он с обманчивой мягкостью в голосе. – Ложись на диван. На мгновение Хару застыл. «Ого. Вот так, сразу?» Не то чтобы он не был готов к этому, когда сюда шёл, но… – Живей, Като. Диван оказался тёплым и мягким, слегка шершавым на ощупь, словно отшлифованным. В другое время Хару бы даже не заметил, но сейчас все ощущения стали невероятно острыми – из-за обнажённости, уязвимости, открытости. Лежать, впрочем, было проще: хотя бы не подкашивались ноги. Дайске сел рядом – с совершенно нечитаемым взглядом. Положил руку на пресс, скользнул выше, снова задевая соски, затем медленно провёл вниз, вниз… Когда Хару ощутил прикосновение к члену, то вздрогнул и рефлекторно зажмурился, но почти сразу же заставил себя открыть глаза и растянуть губы в улыбке. «Сейчас нельзя сдавать назад, – стучало в висках. – Нельзя. Совсем нельзя, даже если придётся…» Но Дайске словно и не спешил пользоваться своим положением. Погладил осторожно, скорее успокаивая, чем лаская… а потом вдруг перехватил руку Хару, лихорадочно сжатую в кулак, и поцеловал. Один, два, три – много-много раз, пока стиснутые пальцы не расслабились, а во всём теле не появилось ощущение зыбкой, эйфорической лёгкости. И только затем навис над ним, обхватывая ладонями лицо, и шепнул в самые губы: – Сделай мне хорошо, Хару. Пожалуйста. Это встряхнуло даже сильнее, чем давешний электрический разряд из ошейника. – Что-то не похоже на приказ. – Что-то я не помню, чтобы разрешал тебе говорить. Из штанов Дайске вывернулся сам, рубашку милостиво позволил снять, подставляя ключицы под поцелуи и укусы. Хару опрокинул его, подмял под себя, теряясь, что делать дальше. Хотелось слишком много всего – пока можно, пока не отняли. – Ниже, – выдохнул Дайске и выгнулся, подставляясь под прикосновения. – Давай… – А поконкретней можно? – М-м… Ха… «Видимо, нельзя». Если бы ещё месяц назад Хару сказали, что скоро он будет облизывать чей-то член, то это стало бы поводом для мордобоя. Но Дайске так подставлялся, так прогибался и елозил пятками по обивке, что было даже приятно. Он не предупредил, что кончает, и липкие белёсые капли остались везде – на плечах, на лице, в волосах. – Извини, – аккуратно стёр он подтёк со щеки, когда Хару отфыркался. – Я… я компенсирую. – В двойном размере? – не удержался Хару. Ответом ему был взгляд, прожигающий насквозь – а потом Дайске перевернул его на спину, а сам, толком не отдышавшись, сполз вниз – и взял в рот. «Горячо, – пронеслось в голове. – Интересно, а есть хоть что-то, что он делает не очень хорошо?» А потом все мысли разом куда-то подевались. Хару старался не стонать, потом – хотя бы не стонать слишком громко. Но не получилось, конечно. Надолго его не хватило – всё тело прошило удовольствием и выгнуло дугой, а потом мышцы точно в желе превратились. Дайске подполз вверх, укрыл их обоих своей рубашкой и приткнулся к плечу, парадоксальным образом пытаясь сделаться меньше ростом. Было жарко, тихо и хорошо; про работу – куда они уже давно опоздали – даже и думать не хотелось, про всё остальное – тем более. – Хару? – М-м? – Не переводись никуда. – М-м. – Поедешь вместе со мной в Америку. – М-м… – Серьёзно. Это приказ. На самом деле Дайске давно уже исчерпал свой лимит приказов, даже если не учитывать последние штук двадцать «давай» и «ещё». Но сейчас Хару меньше всего на свете хотелось искать справедливость и возражать: его происходящее более чем устраивало. А страсть напарника контролировать всё и вся оказалась, в сущности, не такой уж плохой штукой.