***
К тому моменту, когда молодой глава Цзинь уже проводил Лань Сычжуя и выполнил львиную долю запланированной работы, наступила глубокая ночь. Он устало потёр виски и встал, чтобы перед сном прогуляться по внутреннему двору дворца — из головы не шли слова А-Юаня. Фея действительно иногда смотрела до дрожи проникновенно, но никто и не сетовал на это, зная, что она является собакой-оборотнем. Во всяком случае, так говорил его младший дядя, сам же Цзинь Лин никогда не видел, чтобы она превращалась в человека. Иногда ему казалось, будто в далёком детстве он знал кого-то, кто играл с ним, но чаще списывал на свои фантазии, нежели на подтверждение истины. Прямо сейчас Фея сидела в углу кабинета и смотрела на него именно этим взглядом. Цзинь Лин не дошёл до двери, внезапно поймав вдохновение, и спросил в пустоту. — Ну, что Фея, собака-оборотень ты или просто очень умная? — он посмотрел прямо на неё. То, как она завиляла хвостом, дёргаясь вся в ожидании, было предсказуемо и знакомо, и А-Лин отмахнулся, мысленно отругав себя за мнительность, — Конечно, нет. Ты за столько лет ни разу не проявила себя, и почему я спрашиваю? — он хотел возобновить путь к выходу, но вспомнил, что забыл меч, и вернулся за ним. На мгновение ему пришлось упустить её из виду, повернуться спиной... — Цзинь Лин, — голос, прозвучавший позади него, принадлежал молодой женщине, и в первое мгновение А-Лин решил, что к нему кто-то пришёл, но после понял: для любой знакомой ему женщины, это не только слишком формальное обращение, но и неприемлемое в отношении него. Он не знал никого из женщин настолько хорошо, чтобы кто-то входил без стука и обращался по имени. Когда Цзинь Лин окончательно осознал эту мысль, то не на шутку испугался и схватился за сердце, медленно возвращаясь взглядом к двери и своей собаке. Только в углу, в котором секунду назад была Фея, стояла прекрасная девушка: её тёмные волосы с ярко выраженной седой прядью были уложены в изысканную причёску, ханьфу благородного красного оттенка струилось по телу, а сама она смущённо смотрела на носочки своих алых туфель. — Ты кто?! Ты как сюда попала? Девушка мягко улыбнулась. — Фея. — Что? — охрипшим голосом выдохнул А-Лин, — ты… ты Фея? Но почему... почему сейчас? — Я никогда не проявляла себя, потому что ты не просил. Сегодня ты озвучил эту просьбу. Он выровнял дыхание и, немного успокоившись, стал рассматривать её, скользя взглядом по изгибам рук, по лицу и губам, ему слабо верилось в реальность происходящего, но это была она, это точно была Фея, потому что её духовная энергия осталась прежней. А-Лин чувствовал её. В его голове крутилось столько вопросов, но он не успел задать ни один из них, внезапно понимая одну очень важную вещь. — Ты-ты девушка? — Да. — Но мы же с тобой… я с тобой плавал в реке, спал в одной комнате… я… Она весело рассмеялась и впервые подняла взгляд, который лучился добротой и преданностью. — Не беспокойся об этом, я лишь исполняю твою просьбу. Ты задал вопрос, я отвечаю. — Не могу поверить! — Цзинь Лин отвернулся, прижав ладони к вспыхнувшим щекам и зажмурился, а потому не смог увидеть, как её улыбка сменилась с радостной на глубоко печальную. — Прости. Я напугала тебя, я вернусь в прежнюю форму, — тихо произнесла она. — Нет! Нет, постой, — воскликнул А-Лин, — Подожди. Я… у меня столько вопросов. — Хорошо, — сразу согласилась она. Привычка всегда следовать его приказу за многие годы так укоренилась в ней, что сейчас не было ничего странного в том, чтобы продолжать делать то же самое, — о чём ты хочешь узнать? — Мой младший дядя видел тебя? Он знал, что ты… ты такая, когда сделал мне подарок? Фея снова улыбнулась, но иначе, чем прежде... её улыбка, казалось, осветила комнату. — Нет. Он знал, что я могу обращаться в человека, но такой меня видел только ты. — Я? Видел? Ты хочешь сказать, что раньше ты уже обращалась в человека при мне? — Конечно. Только ты был очень мал и не запомнил этого, А-Лин, — она настолько мягко произнесла его имя, что показалось, будто её голос обволакивает сердце невидимой защитой, и сделала шаг к нему. — Нет! — Цзинь Лин выставил руки перед собой и отчего-то поклонился, — Женщине непозволительно находиться в одной комнате с мужчиной, с которым у неё нет близких или родственных связей, тем более.. Не подходи. — Но я… — её длинные ресницы несколько раз опустились и поднялись, сбрасывая выступившие слёзы, — я всего лишь… — Фея прерывисто вздохнула и всё равно подошла к нему, несмотря на возражения. Она мягко опустила его руки, заставила поднять голову, — взгляни на меня. Он, сгорая от волнения, стыда и едва заметного, глубоко спрятанного, страха, послушался. Их глаза встретились, и она беззастенчиво коснулась ладонью его лица… В следующее мгновение всё её тело окутало белое пламя, оно сияло, но не причиняло ей вреда. А-Лин отшатнулся. — Кто же ты? Разве собаки-оборотни пылают божественным огнём? — Не бойся, — Фея взяла его за запястье, развернула ладонью вверх и провела по ней кончиком указательного пальца, — Я не только дар твоего младшего дяди тебе, А-Лин, я одна из трёх спутников Небесной богини. Он завороженно смотрел на то, как её палец прорисовывает каждую линию на его ладони и слушал. Она продолжала. — По легенде у Небесной богини есть три духовных зверя, одним из которых является собака-оборотень. Та, что затмила красотой даже саму богиню, и за то была отправлена к смертным, дабы жить среди них и перерождаться в облике собаки до тех пор, пока не исчезнет мир или она сама не полюбит человека, который отвергнет её. — Это же легенда, ты сама сказала, — хмыкнул Цзинь Лин. — Но вот она я, стою перед тобой и держу твою руку в знак того, что ты и есть этот человек. Я очень рада, что в новой и последней жизни моим хозяином стал именно ты. Он сглотнул, когда её хрупкие пальцы переместились с ладони на рукав, и вдруг перехватил руку и аккуратно убрал от себя. — Прости. Мне больше нравится твой привычный вид, твоя преданность и… твой пушистый хвост. Пышные ресницы на мгновение скрыли глаза девушки, белое пламя исчезло, и она отступила на шаг. — Как пожелаешь. Для меня нет ничего важнее, чем служить тебе, и, если такова твоя воля, я больше никогда не покажу тебе этот свой облик и никогда не напомню о нём. Фея стояла покорно склонив голову, опустив плечи... А-Лин расслабился и даже начал жалеть её. Если он первый и единственный человек, которого она полюбила, может, следовало быть с ней помягче? Тем более это же Фея, его Феечка, только… в другом воплощении. Он отчего-то вспомнил наставления Вэй Усяня из последнего их разговора о духах и бессмертных. — И ты вот так просто согласишься? — наконец, спросил Цзинь Лин, потому что сама девушка молча ждала его заключительного слова, — Я слышал иное о бессмертных и их спутниках. Если ты так легко уступаешь мне, скорее всего у тебя есть встречная просьба. В её глазах мелькнула и погасла вспышка гнева. — Нет никакого обязательного условия, просто прикажи мне. А-Лин поджал губы, помолчал немного и собирался уже сказать, что желает видеть её прежней, но передумал. — Я так не могу. Сейчас ты… ты другая, и мне хочется за годы преданности подарить тебе хоть что-то… хоть самое незначительное. Она глубоко вздохнула. — Хорошо, просьба действительно есть и если ты позволишь, — Фея снова совершила попытку подойти к нему и на этот раз не встретила никаких препятствий. Она остановилась так близко, что полы их ханьфу соприкоснулись, и поднялась на цыпочки, потянувшись к его уху так, будто собиралась сказать что-то шёпотом, но в последний момент повернула голову и коснулась его губ своими. Если бы Цзинь Лин вообще в данной ситуации мог ожидать чего-то подобного, он бы непременно сделал всё, чтобы избежать этого, но девушка его не предупреждала, она просто взяла и сделала. Поцелуй прервался слишком быстро, и хотя перед красотой этой девушки в красном раньше не мог устоять ни один мужчина, а из-за одного взгляда, вероятно, начинались и завершались войны, молодой глава клана Цзинь действительно не почувствовал ничего... Он любил её как верного друга, как преданного спутника, который изо дня в день спасал и защищал его, в том числе и от одиночества, но такую любовь А-Лин принять не мог и не хотел. Когда она отстранилась, он взял её за плечи и мягко отодвинул от себя ещё дальше… На самом деле Цзинь Лин желал бы видеть её иногда и человеком, говорить с ней обо всём, потому что Фея знала о нём всё, и, он был уверен, могла поддержать любой разговор, но это было бы слишком эгоистично. Она бы страдала, видя его счастье, получая разрешение иногда быть девушкой рядом с ним, Фея непременно обрела бы надежду, которую А-Лин давать не собирался, поэтому ему пришлось принять очень трудное, пожалуй, самое трудное в жизни, решение — быть твёрдым и не оставлять шанса на иной исход. — Мне нравится твой прежний вид, — уверенно произнёс он, что в корне не соответствовало его внутреннему состоянию, — я хочу, чтоб ты всегда оставалась такой и ни при каких обстоятельствах не вспоминала сегодняшний вечер. С её лица ушла краска, глаза заледенели, и в них будто угас живой свет, Фея оступилась, случайно срывая одну из красных лент, вплетённую в верхнюю часть ханьфу, та выскользнула и плавно осела на пол. Цзинь Лин отвернулся, он не заметил ни падения ленты, ни обратного превращения, и только когда почувствовал собачий нос, уткнувшийся в коленку, обратил внимание на красное пятно на полу. — Ты уронила, — он потрепал собаку по холке. Теперь Фея была прежней, и ему вдруг стало стыдно за своё поведение перед ней. Она завиляла хвостом. — Давай я повяжу это на ошейник, — А-Лин бережно расстегнул пряжку и обмотал вокруг коричневой кожи ошейника ярко-алую ленту, проверил, не будет ли она мешать, и вернул всё на место, — теперь она точно не потеряется.____________________
— А-Лин? А-Лин! — голос главы Цзян разорвал тишину, — Я с ног сбился, ты что, не мог вчера до спальни дойти? Цзин Лин открыл глаза и сонно поднял голову, сразу ощущая дикую боль — шея затекла от того положения, в котором он уснул, а на щеке отпечаталась туш с какого-то недописанного вечером письма. Ему с трудом удавалось собрать осколки реальности, потому что воспоминания о девушке в красном затмевали собой всё. Он мечтал, чтобы это ему действительно приснилось, и почти убедил себя, сфокусировав взгляд на фиолетовом ханьфу Цзян Чэна. — Дядя? — Да, дядя! И официальный представитель клана Цзян!.. Какого ты тут спишь? А если бы я приехал по делу? А если бы это был другой глава клана? — Не ругайся, — А-Лин зевнул и потянулся, — я бы всё равно проснулся. Сегодня отправляюсь к Ханьгуан-Цзюню по делам, ты не поедешь? — Мне там делать нечего! — отрезал Цзян Чэн. — Ладно, а приехал-то тогда зачем? — Чтобы сопровождать тебя в Гусу, конечно. Я тоже должен увидеть твоего Ханьгуан-Цзюня. Цзинь Лин спрятал улыбку, сделав вид, что снова прикрыл зевок ладонью. — Ты же только что сказал, что не поедешь. — Разве? — удивился глава Цзян, — Я сказал, что лично мне там делать нечего, но, как у главы клана, у меня есть важные дела, так что собирайся! — он развернулся и пошёл к выходу, — И побыстрее! А-Лин медленно встал и, глядя в его удаляющуюся спину, снова вспомнил о девушке в красном. Слова сорвались с губ раньше, чем он успел подумать о последствиях. — Дядя! — Цзинь Лин и сам не знал, что хотел у него спросить, но тот уже обернулся, и пришлось задать первый вопрос, пришедший в голову, — А ты не хочешь поговорить с Вэй Усянем? Цзыдянь на пальце главы Цзян сверкнул фиолетовой молнией. — Хватит болтать и задавать глупые вопросы! Ты идёшь или нет? А-Лин возмутился. — Не торопи меня! Если тебе нужно так срочно, то отправляйся один! — Ты! — Цзян Чэн сжал рукоять Саньду, указывая на племянника пальцем, но вспомнил, что тот уже не ребёнок, и выдохнул, заканчивая фразу более спокойно, — Невыносим… Фея подтвердила его слова громким лаем и тем самым напугала их обоих. Цзинь Лин успел забыть, что она здесь. Ему с трудом удалось взять себя в руки, в конце концов, если он не помнит, как заснул, возможно, воспоминания о девушке были лишь сном, но надежды не оправдались. Фея виляла хвостом, а на её ошейнике алым пламенем горела лента, случайно выпавшая из её ханьфу.