Вторая директива

Все происходило быстро. Падение, рокот истребителя, толчок вверх — от перегрузки потемнело в глазах. Корак ожидал неминуемого удара о камни, от которого бы его не спасла ни тяговая сеть, ни повышенная прочность кремниевого тела. Однако вместо этого он оказался в захвате Шелтема, принявшего эту участь на себя. Сверкнул энергетический щит, их раскрутило, и Корак мог бы поклясться, что слышал звук лопающихся синтетических мышц даже сквозь грохот камней и скрежет металла. Все завершилось приземлением на что-то горячее. Нейроцепи зависли от перегрузки и, кажется, Корак успел отключиться. Не было никакой возможности выяснить, надолго ли — близость ядра нарушала нормальную работу систем. Удушливый черный дым сочился из-под обшивки, по которой Корак распластался. Слабый красноватый свет плохо проникал в узкую горную щель, и проходилось ориентироваться на ощупь. Сознание путалось, на зрительном канале пестрили помехи, движения утратили точность, а конечностях образовался тремор, так что он не рискнул подниматься на ноги. Корак с трудом продвигался на четвереньках, пытаясь найти хоть что-то или кого-то. В какой-то момент под его пальцы попалась рука — процессор, заменявший ему сердце, на секунду пропустил удар от мысли, что она может оказаться не присоединена к телу. Корак потер кончики пальцев друг об друга, зажигая в ладони слабый энергетический шар, чтобы подсветить себе. Бывший Хранитель Терры лежал навзничь. Его плечо, бок и спина были ободраны, так что в отдельных местах виднелась опорная структура, заменяющая андроидам кости. Пытался ли он защитить Корака от того, чтобы быть размазанным по камням, или же боролся до последнего момента? «Нет, ты не мог не понимать, что я бы не выдержал такого удара. Сборка старых моделей всегда отличалась повышенной прочностью и тяжестью — больше кремния, меньше биомеханических тканей», — эта мысль отдалась внутри чем-то горько-сладким. Височная панель Шелтема, по-видимому, отлетела от удара вместе с прицепленным к ней устройством для уничтожения, теменная же раскололась напополам, практически полностью обнажая головные контуры. Дрожащей рукой Корак развернул его лицо к себе — широко распахнутые желтые глаза были уставлены в пустоту. Не понимая и не желая понимать, что именно он чувствует, Корак лихорадочно добрался до аппаратной части, пытаясь найти активность системы, подобно тому как живые ищут пульс. Надеялся ли он, что Шелтем все еще функционирует или все же наоборот? Хватит ли у него смелости убить своего противника и любовника вновь, если придется? Секунда, другая... ничего. Одиночный импульс ножом резанул по его собственной матрице. За ним еще один, и еще. Корак издал странный неконтролируемый всхлип, который до этого слышал от себя только в сексуальном упоении и не думал, что его голосовой аппарат способен на повторение его в ином контексте. Шелтем определенно функционировал — вопрос надолго ли оставался открытым. Повреждения выглядели массивными и необратимыми — темные полосочки, время от времени озаряемые пробегающими искрами, змеились от микросхемы к микросхеме... Кораку потребовалась долгая секунда, чтобы понять, что выгоревшие части — это вовсе не шины интегральных схем, а остатки криганских метастаз. Тут там виднелись пульсирующие части органики, словно щупальца порезанного живьем осьминога. Было ли это вызвано работой передатчика, нахождением близко к энергетическому ядру или всем сразу? Могло ли случится, что голова Шелтема оказалась ювелирно «вычищена» от заразы? Два модуля памяти слились так, что казались одним кустарно спаянным куском кристалла. Осталось ли в них хоть что-то от его воспоминаний и личности? У Корака не было ответов на вопросы, но надежда придала ему сил. — Тебе нужен ремонт, — уверенный в том, что Шелтем его не слышит, он разговаривал скорее сам с собой. — Не представляю, как ты еще цел, но я починю тебя. Да, да, своим чертовым паяльником, понял меня? Не пытайся даже возражать, слышишь, ты? Голова заработала с бешеной скоростью — необходимо найти Эскатона и выбраться из этой могилы как можно быстрее. Впереди маячил завал из камней, а аварийный люк оказался придавлен валуном. Потребовалось собрать все остатки сил, чтобы оттолкнуть его и провернуть то, что осталось от ручки. Корак заглянул в мерцающую аварийными огнями кабину лежащего на боку истребителя. Они высвечивали пристегнутую в кресле фигуру четко, словно нарисованную черной тушью, а их переливы казались обманчиво мягкими и дарили иллюзию того, что Эскатон просто отдыхает. Успевший преждевременно обрадоваться, что тело Старшего цело Корак протиснулся в кабину. Его слуха коснулись странные и наводящие безотчетный ужас клокочущие звуки, словно где-то лопались пузырьки пены, а вокруг почему-то было мокро — и это казалось неправильным. — Старший... Корак не узнал собственный голос. Красные огоньки делали разбрызганную вокруг жидкость почти черной, заставляя верить, что это всего лишь горелое масло или краска. «Мы с ним различны не менее, чем мы с тобой. В сущности, вы с Шелтемом похожи больше, чем ты думаешь. И точно больше, чем я с вами обоими». — Старший... «Почему ты ничего не сказал Эскатону?» — «Это не моя тайна, и не мне ее открывать. Просто скажу, что у меня были причины считать такой ход событий небезопасным». Кусочки мозаики вставали на место: женщина по имени Мелиан, жившая очень давно, странная близость Эскатона к Древним, то, что он всегда был Старшим, но никогда — Первым. И Шелтем знал это с самого начала. «Я расскажу тебе все — ты имеешь право знать. Только возвращайся живым». Корак не притронулся к пронзившему Эскатона куску металла. Беглого осмотра хватило, чтобы понять, что ранение проникающее и потеря крови только усилится. Хоть он и не знал, сколько в теле Старшего осталось зависящих от притока крови органов, здравый смысл подсказывал, что на счету каждая капля. Он бросился за надежно пристегнутой под креслом аптечкой и распотрошил ее Веки Эскатона задрожали. — Корак... — прохрипел он. — Тише. Не разговаривай. Лечащим лучок Корак сузил рану насколько возможно, затем нанес слой биоклея и положил сверху пакет с быстрым льдом, который должен был замедлить кровотечение. Он быстро проверил посылаемый истребителем автоматический аварийный сигнал — тот поступал исправно. Однако надеяться, что они дождутся помощи в срок, казалось глупым. Шторм не долетал сюда, а возможно и вовсе стих — каменный колодец делал пустое темное небо бесконечно далеким. Помехи от деятельности ядра затрудняли прохождение сигнала, не говоря уж о том, что они нарушат работу машин, которые потребуются для устранения завала. Сколько пройдет времени, пока спасательная бригада их найдет? Час, может, два? Компьютер также выводил сообщение о введенном вручную отказе катапультирования. «Что же ты наделал, Старший...». — Чертово сердце... — Эскатон издал смешок. — Так и знал... доспех не спас. Огни панели управления подсвечивали его бледное лицо, создавая иллюзию румянца. Корак не хотел думать о перспективах — тампонада, шок, коллапс. Он не мог вытащить Эскатона из кабины, не мог прооперировать без медицинской техники и постоянной подачи крови, не мог даже просветить, чтобы понять, насколько плохи дела с внутренним кровотечением. Сколько его кибернетическое тело сможет жить без нормальной подачи крови и насыщения кислородом? Адекватный дренаж перикарда в полевых условиях невозможен, сможет ли его сердце выдержать давление? «В аптечке есть пакет с искусственной кровью, переливание может продлить Эскатону жизнь», — пришла Кораку мысль. — Ты хотел мне все рассказать, если я вернусь, помнишь? Я вернулся. Можешь начать с того, как устроено твое тело. Сколько в нем процентов органики? — Оставь... это бесполезно... — Не отнекивайся давай, ты обещал, — быстрыми движениями Корак распускал крепления наручей и наплечников Эскатона и снимал те части, которые было возможно, не потревожив рану. — Как в твоем теле проходят кровеносные сосуды? — Конечности полностью механические... там вен нет. Часть подключичной... нетронута. Но ты... не доберешься. Нужно иссечение... Доспех... Корак и сам это прекрасно понимал. От сокрушающего волю чувства бессилия хотелось кричать. Он попытался подлезть под грудную пластину, но добился только того, что из-под слоя застывшего биоклея, пузырясь, снова начала вытекать кровь. Если бы он только мог разрезать чертову кирасу... «Не может же все закончиться вот так», — в отчаянии думал он, герметизируя рану. Должен же быть какой-то выход или что-то, что можно сделать, чтобы улучшить ситуацию, не может это стать концом! Корак всячески игнорировал мысль на задворках сознания о том, что не только может, но скорее всего и станет. — Это ничего, — слова Эскатона, в которых совсем не осталось дыхания, были еле слышны. — Ты цел... и может я, наконец, буду с ней... Слух Корака уловил шум, похожий на системные компьютерные звуки. Он вздрогнул и вскинул голову к люку, встретившись с острым и осмысленным взглядом янтарных глаз. Звуки повторились, и Корак смог разобрать единственное слово: — Ме...ли..ан... Голос Шелтема звучал так, словно его пропустили через плохо отрегулированное устройство синтеза, мимика лица затвердела в нейтральном выражении, а одна сторона тела практически не работала. Однако бывший Хранитель Терры не переставал удивлять — он каким-то чудом дополз до люка и явно пытался сказать что-то важное. Ему было тяжело шевелить губами, но Корак мгновенно понял: что бы это ни было, Эскатон должен это услышать. Сейчас или никогда. Корак решительно выпрямился. — Жди меня здесь, — сказал он Эскатону так, словно бы тот имел возможность куда-то уйти. Зацепившись за скобы, он одним движением подтянулся к люку и вылез наружу. Подхватив Шелтема под руки, он перевернул его на спину. Если он не может помочь Эскатону, то он должен хотя бы передать ему то, что знает Шелтем. Как хорошо, что андроидам не нужны слова, чтобы общаться! — Давай-ка сюда, дорогой мой... ох и тяжелый ты черт... — бормотал Корак. Он вмиг живо представил себе все едкие комментарии, которыми бы любовник ответил ему, и от этого стало теплее. Он навалился сверху, уперся лбом в лоб Шелтема и коснулся его височного разъема, чтобы синхронизироваться. Воспоминания запестрили калейдоскопическим вихрем — слишком быстрые, чтобы разбирать отдельные картинки. Но этого и не требовалось. Ему всего лишь нужно было понять смысл сообщения, которое Шелтем пытался донести, и передать его. — Не может быть... — прошептал Корак, отстраняясь. «Ты слышал ее голос сам. Я знаю, что ты тоже его слышал, когда мы падали. Ты знаешь, что это правда. Она там. Он должен знать! Скажи ему!». Корак спешно спрыгнул обратно в кабину, отбивая ступни и ладони — все это сейчас не имело значения. — Старший! Мелиан! Она все еще на Терре! Юни-разлом уничтожил ее тело, но не убил сознание. Все это время она была там! Она находится между нашей вселенной и антивселенной, из которой появились криган... Старший?.. Старший! Корак слышал свой голос со стороны, бормочущий: «Нет-нет-нет, только не это, только не сейчас, нет! Этого не может быть... Эскатон!». Лицо Старшего выражало умиротворение, а веки были прикрыты, словно бы он просто погрузился в долгожданный сон после особенно тяжелого дня, полного метаний и забот. Кирасу расчертила тонкая струйка крови. Вязкие капли срывались с края, лениво падая вниз, в темноту. Аварийные огни панели управления мерцали как и прежде, но теперь почему-то их свет лишь подчеркивал бледность Эскатона, а уцелевшие экраны бесстрастно отражали подтверждение того, что аварийный сигнал все еще посылается и пока не получил ответа. Без подачи кислорода мозг живых может функционировать до пяти минут, обменивая каждую лишнюю секунду на гибель все новых клеток — первый срок клинической смерти. Если сердце Эскатона еще и не перестало работать, то оно, несомненно, близко к полному коллапсу. В зависимости от того, как именно было модифицировано тело Эскатона, у него в запасе может быть чуть больше времени — впрочем, рассчитывать на это не стоило. «У тебя что, произошел спонтанный ядерный распад?». Корак ощутил, как пошел отсчет, словно внутри него действительно были атомные часы, как в той сомнительной шутке. Секунды отбивались беззвучным морганием сообщения на экранах. Аварийный сигнал послан. Ответ не получен. Сигнал послан. Ответ не получен... Глупо ждать, что за пять минут что-то изменится и помощь придет. Обшивка задрожала. Снаружи послышался грохот и трение булыжников друг об друга, а на голову Кораку посыпалась пыль и мелкие камни. Он успел подумать, что истребитель все же решил соскользнуть глубже в расселину, и теперь они все точно погибнут, однако в этот момент он увидел здоровенную когтистую лапу, вцепившуюся в край аварийного люка. Вытянутая драконья морда, покрытая отливающей бронзой чешуей, заглянула в кабину. — Ну вы блин даете, — послышался голос Фараона. — Ни на секунду одних оставить... — он быстро оценил состояние Эскатона и запнулся. — Нельзя. Вот черт. Корак хотел бы рассмеяться, заплакать, а может, просто завопить что есть мочи. От отчаяния, от облегчения, от напряжения, от всей сюрреалистичности ситуации — хоть от чего-нибудь! Но не мог — смех казался программной ошибкой, крик застыл в горле битым стеклом, а слезы андроидам не положены по конструкции. Он часто слышал от живых про эмоциональный шок — было ли это что-то похожее или просто энергетическое ядро нарушало его эвристические функции? А есть ли, в общем-то, разница?.. — Четыре с половиной минуты, — отчеканил он удивительно спокойно и собрано. Фараон понял все без лишних слов и не задал ни единого вопроса. Не теряя ни секунды драгоценного времени, он несколькими точными движениями мощных лап расширил просвет люка, чтобы можно было экстренно транспортировать Эскатона. Корак же мог думать только об одном: «Мы успеем. Должны успеть. Он обязан знать правду о Мелиан. Мы не можем не успеть!».