***
В торговом центре из каждой колонки доносятся новогодние мелодии, с высоких потолков свисают праздничные украшения в виде огромных ёлочных шаров, полосатых «леденцов» и «Мишек на севере» в знакомых с детства фантиках, переливающиеся разными красками гирлянды, словно лианы, оплетают чуть ли не все доступные поверхности. Заглянуть вовнутрь привлекает буквально каждый магазинчик, но Данилов с Власовым точно знают, куда лежит их путь, и на яркие витрины да призывные слова сотрудников не поддаются. В поле зрения попадает вход в «садовый рай», Стёпа чуть замедляет шаг, улыбается собственным мыслям и зовёт оторвавшегося чуть вперёд паренька: — Никитос! — подросток разворачивается, возвращается на пару шагов к остановившемуся капитану, и тот продолжает: — слушай, а может, ну её, эту ёлку? Власов приподнимает бровь от удивления, не находит слов, чтобы ответить в ту же секунду, а после взгляд устремляет в сторону, куда Данилов уже ни раз за минуту переводит глаза. Прямо по курсу обнаруживается зелёный оазис посреди стеллажей садового инвентаря, и отдельно выделяющееся раскидистое не домашнее растение даже, а целое дерево. Мальчишка улыбается и поднимает на Стёпу глаза. — Что, предлагаешь опять фикус нарядить? — Никита, я дома! — по принятому обычаю кричит в глубь квартиры Данилов, параллельно закрывая дверь за своей спиной. В такие моменты мальчишка обычно бросает свои занятия и бежит к нему обниматься, а если оторваться от чего-нибудь не получается в ту же самую секунду, приветственно кричит в ответ. У них со Стёпой повелось это едва ли не с первой недели знакомства и даже простуда с поднявшейся температурой никогда не мешала выбежать навстречу, а сейчас вдруг в ответ не доносится ни звука. Можно было бы подумать, что они с Ритой отправились за покупками либо же прогуляться, но капитан точно знает, что у Власовой ночная смена — они к тому же буквально перед его отъездом домой встречались возле буфета — а один Никита не отправился бы на прогулку по погружающемуся во мрак городу, тем более без звонка. За поворотом из кухни видится свет, и, прислушавшись, Стёпа слышит доносящийся с той же стороны негромкий голос мальчика. Он не то рассказывает что-то себе под нос, не то напевает какую-то песенку, не то что слова, а даже мелодию которой у Данилова не получается разобрать. — Ты чего не отвечаешь, разбойник? — по-доброму обращается к ребёнку Стёпа, переступив порог кухни. Мальчишка в тот же миг отрывается от изучения содержимого большой коробки, разместившейся на краю стола, спрыгивает с табурета, на котором стоял на коленях, и налетает на капитана с объятиями. — Ждал, когда ты сам меня найдёшь. — Получается, я — молодец? — улыбается Данилов, одной рукой обнимая мальчонку, а второй приглаживая его хоть и аккуратно подстриженные, но всё же торчащие в разные стороны волосы. — Раз нашёл тебя, да ещё и так быстро. Ну-ка, чем ты тут таким интересным занимаешься? Стёпа спрашивает, будто только в эту самую секунду заметив повалившиеся на пол разноцветные свёртки яркой мишуры, разложенные на столе и на одном из шкафчиков ёлочные шары, деревянные фигурки и несколько непохожих друг на друга макушек для символа Нового года. Золотисто-жёлтая мишура и вовсе всё это время оплетает шею Никиты, словно это шарфик из какой-нибудь модной коллекции, или галстук, что никак не удаётся правильно завязать. — Мы в пятницу в школе ёлку ставили, — отзывается Власов, вновь забираясь на табурет и запуская руки в недра коробки. У Стёпы взгляд тем временем опускается в пол, и под столом обнаруживается и вторая, так же наполовину распотрошённая, коробка с праздничными украшениями. — А сегодня вторник уже. Вот я и подумал, что пора и дома всё к Новому году украшать. — И украсить, я так понимаю, ты решил буквально всё? — окидывая кухню взглядом, уточняет Данилов. У самого окна, на изящной витой подставке обнаруживается Ритин любимчик — раскидистый фикус в матовом горшке. И ладно бы просто обнаруживается — он ведь у той стены обитал ещё три года назад, когда Рита впервые пригласила Стёпу домой и познакомила с сыном — так он оказывается оплетён в несколько разноцветных полосок лохматой мишуры, завешен сразу множеством ёлочных шариков, а в добавок ещё и накрыт поверх всей этой красоты серебристым дождиком. — Ёлки нынче не в моде? — смеётся Данилов. — И поэтому вместо новогоднего дерева у нас теперь мамин фикус? Оригинально. — Это потому что коробка с ёлкой на шкаф убрана, — объясняется Никита и выуживает наружу комок переплетённых между собой новогодних бус, пытается распутать их, но почти сразу откладывает в сторону. — Пап, ты что, не понимаешь?! — возмущается мальчишка. — Мне восемь лет! Я не могу слазить за ёлкой. Но что же теперь, украшательство, что ли, откладывать? А он, — кивает в сторону «новогоднего взрыва» под которым угадываются очертания фикуса, — смотри какой большой и красивый. А теперь в тысячу раз красивее стал. — Ты чудесно украсил, — приобнимая мальчишку, хвалит Стёпа. — Мы с тобой сейчас обязательно сфотографирует этого новогоднего красавчика на память. Только, Ники, — заглядывает ребёнку в глаза Данилов, — фикусу тяжело держать сразу так много украшений. Смотри, какие у него тонкие веточки. Если они сильно-сильно устанут и сломаются, фикусу больно будет. А мы ведь не хотим, чтобы ему было больно, правда? Власов взгляд переводит на украшенное дерево, раздумывает о дальнейших действиях несколько мгновений, так и не выпутываясь из объятий Степана, а после вновь поднимает на капитана погрустневшие глаза. — Получается, я зря украшал? Сейчас ведь снимать всё придётся. — Ну что ты, малыш, ничего не зря, — улыбнувшись, принимается приободрять ребёнка Данилов. — Ты большой молодец, сделал настоящую красоту. И всё снимать мы с тобой не будем — только парочку шариков и несколько штук мишуры, чтобы фикусу не тяжело было. И будет у нас живое новогоднее дерево. — Здорово! — Стёпа замечает, как в одну секунду у Никиты вновь начинают сверкать от счастья глаза, и мальчишка в тот же миг ещё крепче к нему прижимается.---
Данилов по магазинам ходить обычно совсем не любитель и предпочитает спокойненько рядом постоять, пока Рита с видом макарон определится, более подходящую по каким-то неписанным критериям банку с огурцами возьмёт, курицу посимпатичнее выберет… А вот сейчас на самом деле удовольствие получает, в рядах с новогодними украшениями едва ли не потерявшись на пару с Никитой. В тележке у них уже лежит коробка с тщательно выбранной ёлкой — самой красивой из всех красивых и практически самой пушистой, что есть в магазине. И они взяли бы самую пушистую, вот только после этого пришлось бы квартирку побольше подбирать или на празднование Нового года в ФЭС перебираться, где и высота потолков и ширина открытых пространств позволили бы этой красавице раскинуть свои лапы искусственной хвои. — Пап! — зовёт мальчишка с противоположного края торгового ряда, оттуда, где от разнообразных красочных гирлянд едва не слепит глаза. Ассортимент тут по праву на любой вкус: капельки и шарики, снежинки и сосульки, свечки и ёлочки, звёздочки и колокольчики… разместившиеся одной полосой и целые растяжки на окна, с небольшими свисающими элементами и разделяющиеся на двое… с разным количеством цветов и режимов… — Что-то нашёл? — спрашивает Данилов, уже оказавшись возле подростка, пытается перехватить его взгляд и улыбается, наблюдая, как в глазах его отражаются бегающие вокруг огоньки. — Ага. Смотри, какие лампочки красивые, — начинает Никита, рукой указывая на одну из множества светящихся гирлянд. — Матовые. Ярко не будут светить, на нервы действуя, и не мигают они сильно — цвета поочерёдно переключаются и всё. И смотри, какая крутая штука, — Власов в два шага оказывается где-то по центру длинной светящейся полосы, — на конце одной гирлянды розетка, в которую можно другую гирлянду подключить, — в подтверждение своих слов подросток тянет за рассмотренную Степаном к этому времени «вилку», и полоса лампочек на половину гаснет. После Никита соединяет гирлянды вновь, и на стеллаже вновь зажигаются все матовые шарики. — Давай возьмём? Стёпа уже было соглашается, но взгляд его словно сам собой поднимается к верху этого яркого уголка, и через мгновение капитан предлагает: — Давай только вон те возьмём, — Никита вслед за Степаном поднимает свой взгляд и тут же слышит объяснение: — они, я так понимаю, точно такие же, но провод не чёрный, а прозрачный. Красивее смотреться будет. Тем более, если вешать будем не на ёлку, а на какое-нибудь открытое пространство. — Точняк! Эти круче. Я их не увидел просто. Сразу видно, что ты — не абы кто, а целый капитан! — хлопнув Данилова по плечу, улыбается Никита. — Внимательный. — Бери давай две штуки и проверяй, чтобы рабочие были, — отзывается капитан, теперь уже сам похлопывая парня по плечу. — Сразу же и сам станешь внимательным. А я пока назад пойду вернусь, там наборы ёлочных игрушек есть симпатичные. Не все, правда, посмотреть успел, но… — закончить Данилову не позволяет настойчивая трель мобильного, доносящаяся из кармана. — Извини. Вот странно, что она два часа назад не позвонила, сразу после нашей встречи, — не то обращаясь к Власову, не то просто размышляя, произносит Степан, извлекая телефон наружу. Никита в один миг вытягивает шею, пытаясь прочитать имя абонента на экране, и, когда этот манёвр ему с лёгкостью удаётся, неосознанно делает шаг назад и поднимает на Данилова взгляд. Такой, словно они оба попались на чём-то незаконном, и сейчас им незамедлительно придётся за это отвечать. — Да, Риточка, привет, — произносит в трубку Данилов. — Как там у вас дела? Что нового? — А у нас тут столько разнообразия, что может быть что-то новое? — вопросом на вопрос отзывается Власова, в привычной манере усмехаясь. — Поели — поспали, поспали — поели. В перерывах устроили крик, о причинах которого можно разве что версии строить, попытались вырвать чужой клок волос… А потом вновь проголодались. И это я сейчас про нашу дочь, Стёп. Мне кажется, окажись она в стенах ФЭС — у сотрудников сразу бы появились чётко установленные интервалы, когда работа встаёт, о делах разговаривать запрещается, и все просто кушают. — Отличная идея! А то я вчера раза четыре заходил в буфет пообедать и дальше открытия холодильника всё никак продвинуться не мог. Было бы такое лишённое рабочих вопросов время — не было бы этих проблем. Да и сытый опер — это лучше соображающий опер, — замечает капитан. — Или знаешь, можно было бы говорить: «Что, вы мне звонили? Ребёнок плакал — звонка не было слышно». — Предложи Рогозиной новую должность и сотрудницу для неё, — смеётся в трубку Маргарита. — Скажи, что зарплату готовы брать детским питанием и пелёнками. Подожди, — переключается Рита, явственно расслышав на другой стороне «провода» объявление о новогодних скидках, — ты что, в торговом центре? Данилов, не пугай меня, тебя ведь обычно туда не затащишь. — Да я просто к свидетелю заезжал, — заранее успев сообразить, что может возникнуть подобный вопрос, и подготовиться, врёт супруге Данилов. — Он, понимаешь, вспомнил подробности, но по телефону их сообщить не может и подъехать в контору и поговорить с кем-нибудь другим тоже не может. Так что не волнуйся, я не заболел и по голове меня не били, — отшучивается капитан. — Нам домой не нужно чего-нибудь купить? А то мало ли ты собиралась что-то приобрести, но мы всё не находили времени доехать. — Вроде, не нужно. Стёп, расскажи лучше, как там у вас с Никитой дела, — просит Власова, — я соскучилась.---
Из гипермаркета Никита со Стёпой выходят с полной тележкой новогодней атрибутики и парой пакетов заодно прикупленных продуктов, замечают свободную лавочку в одном из широких коридоров, окружённых множеством торговых точек, и с удовольствием занимают её, решая передохнуть и немного перекусить. Практически напротив обнаруживается довольно большой магазин с товарами для детей — с яркой и красиво оформленной витриной, с множеством игрушек по одну сторону ото входа и ровными рядами выставленных колясок по другую, с доносящимися изнутри хорошо знакомыми песенками, и мамами с ребятишками, то и дело выходящими с покупками. Никита невольно переводит взгляд в сторону входа, на глаза попадается красочный плакат, занимающий практически половину стеклянного блока витрины, и вслух зачитывает написанное на нём: «Почта Деда Мороза. Напиши своё желание настоящему волшебнику». — А ты бы что попросил? — спрашивает вдруг Власов, поднимая на Степана глаза. Тот на несколько мгновений задумывается, глядя всё на тот же самый плакат и чувствуя на себе внимательный, не отводимый в сторону взгляд подростка, а после уверенно заявляет: — Зачем мне что-то просить? Всё самое важное у меня и так есть, — улыбается Данилов, заглядывая мальчишке в глаза. — У меня прекрасная жена, замечательный сын, дочка, наверняка, умница. И всё это, в том числе, и благодаря письму Деду Морозу. Не я его правда писал. — В смысле? — не понимает парень, удивлёнными глазами глядя на Данилова. — Не помнишь, как я у тебя из «дяди Стёпы» в «папу» превратился? — уточняет Стёпа. Никита отрицательно мотает головой, глядя с ещё большим любопытством, и с надеждой в голосе просит Данилова рассказать. — До Нового года тогда оставалось около недели, и тебе, Ники, было пять… Запорошенный снегом, Данилов появляется на пороге квартиры возлюбленной так же неожиданно, как из рабочего графика у Риты пропадает смена тридцать первого числа, а у Стёпы — в ночь на первое января (и вроде бы поблагодарить нужно Шустова с Майским, но капитаны этого не делают — всё-таки совершенно не хочется уворачиваться от всего того, что запустят в них оперативники, устроившие в стенах ФЭС несанкционированный запуск фейерверков и властью, данной Рогозиной Российской Федерацией и Министерством внутренних дел, оказались лишены праздника). — Ты ведь говорил, что тебе сегодня по делам куда-то нужно съездить, — удивляется Маргарита, распахнув дверь и глядя на вечернего гостя через порог. Улыбается, заглядывая ему в глаза и отходит на шаг в сторону, кивая: — проходи. — Так я с делами решил вопросы, — отзывается капитан, не спеша переступить порог квартиры. Рита собирается было повторить приглашение ещё раз либо же просто втянуть Данилова во внутрь, но он в ту же секунду чуть скрывается за открывающейся в сторону подъезда дверью и вновь появляется перед Власовой с массивным, больше человеческого роста свёртком. — Вот, выбрал… дело и приехал. От свёртка отчётливо пахнет хвоей, а через мелкую сетку виднеются колючие еловые лапы. Власова ошарашено смотрит то на Степана, то на его неожиданное «дело», принесённое в её квартиру, не зная, что и сказать, и Данилову этих секунд вполне хватает для того, чтобы внести новогоднюю красавицу в прихожую, повернуть ручку замка на входной двери и поцелуем коснуться губ возлюбленной. — Стёпа… ты чего творишь? — Я несу людям праздник, — заявляет Данилов, стягивая с себя блестящую от растаявшего снега куртку и спешно сбрасывая с ног ботинки. Он взгляд поднимает на так и стоящую перед ним Маргариту, в глаза её заглядывает и, «капнув» чуть дальше ещё не успевшего полностью исчезнуть замешательства, спрашивает: — Рит, ты чего грустная? Чем озадачилась? — Никита о чём-то печалится, — признаётся Власова, мимолётно оглянувшись на закрытую дверь комнаты сына. — Мне не хочет рассказывать. Я вон спросила, что случилось, а он к себе ушёл, сказал, что всё хорошо, и дверь закрыл. Воспитательницы не говорили, что в группе что-то произошло, родители в чате тоже ничего не писали. Я не понимаю, что с ним. — Может, я попробую? Стёпа не сводит с возлюбленной внимательно-взволнованных глаз, но взгляда на него Власова не поднимает, глядя куда-то в сторону порожка у входной двери. В ответ на предложение мужчины пожимает плечами и добавляет: — Не знаю, захочет ли он делиться, — и обеспокоенный взгляд всё же взлетает вверх. — Несколько месяцев назад было подобное. Сколько я не пыталась вытянуть из него хоть что-нибудь, Никита так и не сказал, что его тревожит. Потом воспитательница пожаловалась, что Никита несколько дней подряд подходит и целенаправленно высыпает на других детей песок из ведёрка. Поговорили, естественно, что так делать не нужно… и, что удивительно, после этого случая все его неизвестные мне мысли и печали прошли. А сейчас вот опять. — Я хотя бы попробую. А то снега навалило — песок неудобно будет откапывать, — пытаясь чуть развеять обстановку, усмехается капитан. Он приобнимает Риту за плечи и оставляет лёгкий поцелуй у неё на виске. — Не переживай, всё будет хорошо. В комнате мальчишка обнаруживается за письменным столом, едва ли не полностью заставленным игрушками и заложенным пеналами и хаотично «разбежавшимися» карандашами. Никита никак не реагирует на появившегося в его владениях гостя, продолжая старательно выводить что-то на листке бумаги. Осторожно ступая, Стёпа замирает недалеко от занятого рисованием Власова, пытается рассмотреть фигуры на его картинке, но так ничего и не разбирает за скрывающими почти весь рисунок детской ладошкой и неровным рядком сложенными фломастерами. — Привет, дядь Стёп, — не отрываясь от своего занятия, подаёт голос мальчишка, когда Данилов берёт откуда-то со стороны небольшой стульчик, раскрашенный под хохлому, и опускается на него, разместив рядом со столом. — Привет, Никит, — отзывается капитан. Он предпринимает ещё одну попытку взглянуть на рисунок ребёнка, но тот моментально закрывает его ещё сильнее и передвигает по столешнице чуть в сторону, подальше от любопытных глаз Данилова. — Чем это ты таким интересным тут занимаешься? И игрушки у тебя тут, и карандаши с фломастерами… — Рисую просто, — пожимает плечами мальчик. Перевернув листок, Никита разворачивается лицом к собеседнику. — А ребята, — он обводит рукой ряды выстроенных машинок, динозавриков, солдатиков, плюшевых зайчиков… — наблюдают просто. Они ведь не умеют рисовать так же, как я. Вот посмотрят сейчас и научатся. Правда-правда. — Замечательно, — улыбается Стёпа в ответ. — Никит, а я вот тоже не умею красиво рисовать. Если бы мне кто-нибудь показал, как это нужно делать, или научил бы… Покажешь, что ты там рисуешь? — Не сейчас, — машет головой Никита. О чём-то задумывается на пару мгновений, сжимая в руках несколько игрушечных динозавров и «вышагивая» ими по столу, а после вновь поднимает на Данилова взгляд внимательных глаз. — А Дед Мороз любое-любое желание может исполнить? У мальчишки в глазах буквально плещутся волны надежды, он почти что щенячий взгляд не отводит от капитана, едва ли не в самую душу пытаясь пробраться, и Данилов на время теряется. Не желает расстроить ребёнка, не зная от слова вовсе, что за желание у него такое, но и обещать понапрасну тоже не решается. — Я думаю, что Дед Мороз к каждому желанию прикладывает все свои силы, — находится, что сказать капитан. — И если у него и его помощников всё получается, оно обязательно исполняется. Может, не сразу, но обязательно. Нужно просто подождать, — Стёпа поднимается со своего небольшого стульчика и со спины приобнимает Власова за плечи. — Малыш, если верить в чудо, оно обязательно случится. Мальчик задирает на Степана голову, заглядывает в глаза, и от читаемой во взгляде радости и искренней веры в чудо Данилов просто не может не улыбаться ему в ответ. Никита чуть подаётся вперёд, не выпутываясь из объятий мужчины, ближе к себе придвигает отложенный минутами ранее рисунок, но перевернуть его не спешит, осторожно сжимая ладошками его уголки. — Тогда моё желание точно исполнится! — уверенно заявляет мальчишка, поднимая глаза на Данилова, присевшего на краешек стола, но ладонь так и не убирающего с его плеча. — Я сильно-сильно верю в чудо. Дед Мороз обязательно приложит все силы, как ты и говоришь, и исполнит мою просьбу. Никита переводит взгляд на сжимаемый в руках рисунок, вновь поднимает глаза на Данилова и всё же протягивает ему альбомный листок. С секунду помедлив, Стёпа берёт его в руки, переворачивает уже уверено и обнаруживает ещё не до конца раскрашенных человечков — мужчину и женщину, за руки держащих стоящего между ними ребёнка. И ярко-зелёную ёлку, которую, видимо, не успели ещё нарядить, но на макушку её уже водрузили алого цвета звезду. — Я рисую Деду Морозу письмо, — объясняет Власов. — Писать потому что ещё не умею. Пускай он мне папу подарит. У всех в детском садике есть папа… даже у Катьки! А она, знаешь, какая противная? А у меня нет, — с грустью в голосе говорит мальчишка, и у Степана духу не хватает хоть что-то сказать ему в ответ. Он вглядывается в осторожно сжимаемый в руках рисунок и даже не переводит на ребёнка взгляда, хоть и слушая его, но в тоже время блуждая где-то в собственных мыслях. — Пускай Дед Мороз подарит мне папу. Он ведь сможет, правда? Дядя Стёпа, — не получив ответа, он трясёт капитана за руку, — у Деда Мороза ведь хватит сил? — Хватит, — кивает в ответ Данилов, ничего лучше просто не придумав. — Слушай, малыш, — вспохватывается капитан, — я ведь там одну новогоднюю штуку принёс. Пойдём смотреть?---
Когда у Данилова выходной выпадает на субботу, он с радостью забирает Никиту на прогулку, выбирая ближайший лесопарк, в любое время года пользующийся неиссикаемым вниманием горожан. И они оба радостно играют в снежки, гуляют по скованному льдом пруду и в накрытых снежными покрывалами кустах и деревьях разглядеть пытаются всевозможных сказочных существ. — Дружище, ты не замёрз? — уточняет у мальчишки Стёпа, когда их очередной снеговик оказывается снабжён палкой вместо морковки и окончательно закончен. — Не замёрз, — машет головой Власов. Он хлопает одной рукой об другую, стряхивая налипший на перчатки снег, и не отводит глаз от улыбающегося ему снеговика. — Давай-ка я тебе всё-таки поправлю шарф, — говорит Данилов, опускаясь перед ребёнком на корточки. Перевязывает яркий полосатый шарфик и с шапки и куртки осторожно, но при этом уверенно стряхивает снежные пятна. Берёт Никиту за руки и собирается с мыслями, считая момент наиболее подходящим для задуманного им разговора. — Малыш, я хочу с тобой поговорить. Послушай… Стёпа глаза то поднимает на ребёнка, то отводит в сторону, практически буквально ощущает, как путаются мысли у него в голове и на секунду пожалеть успевает, что решил завести этот разговор именно сейчас. «Порепетировать нужно было пару раз», — проносится в голове у капитана, словно последние два дня в подсознании у него не крутились то и дело наброски предложений, разные варианты озвучивания уверенно принятого решения, будто не собственный голос какую-то минуту назад сказал, что к разговору всё готово и более тянуть не стоит. — Помнишь, ты показывал мне свой рисунок? Ну, который Дедушке Морозу вместо письма, — уточняет Степан, не то мальчишке поточнее объясняя, не то время нарочито растягивая. — Я, конечно, не Дед Мороз, но могу попробовать исполнить твою мечту. Никит… — Стёпа вновь берёт небольшую паузу, не отводя от Власова взгляда: внимательного, полного надежды и немного робкого, — если ты будешь не против… и примешь моё предложение… Никита, я хочу стать твоим папой. Стёпа видит, как у мальчишки глаза округляются до размера чайных блюдец и наполняются непониманием. У капитана сердце словно пропускает пару ударов, но уже в следующий миг у Никиты буквально яркие огоньки зажигаются где-то внутри, заставляя взгляд просиять, блеском обдавая и мужчину напротив. — Честно-честно? — уточняет мальчишка, и Данилов, улыбающийся и теперь уже точно уверенный, что момент оказался самым подходящим из всех подходящих, кивает ему в ответ. — Честно-честно. — Ура! — с радостным криком Власов бросается капитану на шею, и Степан только каким-то чудом умудряется устоять на ногах, приобнимая мальчонку. — У меня теперь папа есть! К Данилову Никита прижимается ещё сильнее, оплетая своими ручонками, и снег под их ногами словно в миг становится скользким, проваливается куда-то, и они оба, на ногах не удержавшись, падают в белоснежный сугроб. Задорно смеются, а уже через несколько мгновений друг дружку начинают засыпать не скатанным в снежки снегом.