я хочу знать столько языков, сколько побывало в ее рту за выходные
Правила просты и известны заранее: клиент может быть конченым уродом, но клиент всегда прав. Он может попросить, чтобы ты лишь поговорил с ним; он может захотеть вставить кляп тебе в рот; может попросить называть себя «папочка», может захотеть увидеть, как ты доводишь себя до оргазма сам и может требовать, чтобы тебя трахнули у него на глазах. Саске знал все это: есть истории, в которых девочки и мальчики идут в проституцию, чтобы срочно заработать на нужды или чтобы устроиться в городе — но его причины были менее радикальными. Саске нравилось жить, не перебиваясь от зарплаты к зарплате, как привыкла его семья. Он приехал в Токио, когда ему было семнадцать. Родители не оставили ему буквально ни-че-го: ни жалких крох на счетах, ни совета о том, как себя реализовать. Саске знал, что у него хорошенькое личико, и когда мужчина в баре предложил это монетизировать, он согласился, не подвергнув это малейшему анализу. У Саске не было высоких принципов, но зато был последний айфон, съемная квартира в центре города и целый ворох одежды — он мог ходить в те клубы, о которых молодежь его возраста вздыхает «дорого», мог ездить в отпуск каждые два месяца и мог заказывать себе такси премиум-класса. Мораль не играет такой уж особой роли, когда ты можешь позволить себе жить так, как видел в фильмах, думалось ему.***
— Не из постоянников, — послышалось из коридора. Саске весь превратился в слух, отвлекаясь от переписки в телефоне, лежа в комнате отдыха на диване с закинутыми на стену ногами. Одет во что-то среднее между сутенером и шлюхой: кожаные лосины на низкой посадке, белоснежные короткие носки и огромная розовая шуба из ламы нараспашку. Саске вообще-то носил ее на улице: но было так приятно надевать ее на голую кожу, она была такая мягкая и так грела его, что он не мог отказать себе в этом удовольствии. — Какие предпочтения? — Хочет посмотреть брюнетов, — ответил первый голос, — позови Саске и Сая. Саске перекатился, вставая на ноги, и к моменту, когда Сасори, главный по продажам в заведении, что-то вроде администратора (у этой должности так и не придумалось название за все годы существования публичного дома), зашел внутрь, уже разглядывал себя в зеркало, поправляя волосы. — Переоденься, — приказным тоном сказал Сасори, и Саске удивленно вскинул брови, переводя на него взгляд. — Зачем? — Выглядишь, как дешевка. Саске пожал плечами, снова отворачиваясь к зеркалу. Если достаточно долго игнорировать Сасори, то он обычно отставал. В основном потому, что времени всегда было в обрез: клиент приходит и должен получить желаемое поскорее — это не обсуждается. А потому под возгласы Хидана, второго по «продажам», о том, что у не-постоянника, как он выразился, целая котлета денег и не так много времени, Саске вытолкали в длинный отделанный красной подсветкой коридор. Он шел босиком по ковролину, чувствуя каждую неровность пола, пока наконец не достиг комнаты, которую между собой с коллегами они называли «отборочной». Освещение было ярким и слепило глаза, у дальней стены стоял кожаный пошлого вида диванчик — обычно клиент сидел на нем и с вальяжным видом перебирал предлагаемые варианты. Но этот клиент стоял, сцепив руки в замок за спиной, и Саске показалось это милым. Парень как будто нервничал. То, что это парень не сильно старше его самого, тоже показалось Саске милым — обычно к нему тяготели мужчины постарше; с залысинами и пивными пузиками, с толстыми кошельками и противными женами — им хотелось юного беззащитного мальчика, с которым можно творить, что угодно. Длинные волосы были собраны в хвост, черная рубашка застегнута на все пуговицы и туфли отполированы до блеска. Он смотрел на Сая, который пришел раньше, и не знай Саске, что тут происходит, решил бы, что это просто сцена из напряженного диалога двух братьев — чем-то они были похожи. А потом этот парень повернул голову и встретился с Саске глазами. Саске чуть вздернул подбородок, пытаясь скрыть смущение, которое на него нахлынуло от этого прожигающего взгляда. Клиент наклонился к Сасори, который подошел к нему и ждал решения, и беззвучно произнес: «этот». Саске прикусил нижнюю губу, пытаясь скрыть улыбку, и быстро посмотрел на Сая, который поспешил отвернуться в досаде. Саске нравились ситуации, когда его главному конкуренту по типажу даже не давали шанса; Саске нравилось чувствовать себя неотразимым. — Переодеть его? — у Сасори был какой-то сдвиг по переодеваниям: будь его воля, он бы, наверное, всех проституток одевал в классические костюмы-тройки. Но парень качнул головой, отчего пряди, не убранные в хвост, тоже качнулись, не отрывая взгляда от Саске, и так же негромко сказал: «нет, пусть останется так». И Саске позволил себе ему улыбнуться. На месте публичного дома до этого располагался отель и планировка выдавала это — длинные коридоры и бесконечные комнаты. У каждой был свой дизайн, буквально на любой вкус и фетиш; хочешь, тебе разыграют сцену в стиле времен инквизиции, хочешь — будет строгий минимализм или красные комнаты боли на верхнем этаже. Среди всех комнат была одна, которая нравилась Саске больше всех, но за все время его работы ни один клиент ее не выбрал. Кроме этого. Первый этаж, три гладких стены выкрашены серым и одна панорамная — даже не окно панорамное, а вся стена. Стекло было с тонировкой, и по всей его длине тянулись неоновые кандзи, выходящие на улицу. Розовый, синий и желтый цвета их подсветки наслаивались на приглушенное освещение внутри. По ту сторону стекла, на улице, гладь казалась почти зеркальной, и люди, проходящие мимо, часто в нее заглядывали, любуясь собой, но не видя, что происходит внутри. Это будоражило воображение Саске каждый раз, когда он оказывался там, слоняясь по публичному дому без дела. В центре комнаты стояло кресло, больше напоминавшее трон — высокая спинка и мягкие подлокотники, и часть пола была выложена чем-то мягким вроде матрасов. Больше в этой комнате не было ничего. Кроме клиента, сидящего сейчас в этом кресле, и Саске, стоящего в тройке метров от него и вопросительно поднимающего брови. Чем займемся? — На колени, — одними губами сказал сидящий. Саске ухмыльнулся, падая на колени так, как будто его толкнули в спину. Резко и со всей высоты роста; останутся синяки. Саске выставил руки перед собой и переместил вес на них, прогибаясь в спине. Клиент сделал жест, похожий на тот, которым подзывают животных, и Саске пополз к нему, не переставая разглядывать. Он замер, не решаясь на инициативу: всегда сложно угадать, что в голове у человека, который молчит. Поэтому Саске сел на пятки, сложив ладони на колени, и опустил голову, рисуясь и изображая смирение. Надо попробовать разные варианты, может этот парень из садистов или любителей потешить самооценку. — Как тебя зовут? — голос был мягким и настолько безопасным, насколько только бывают голоса. Саске поднял голову. — Саске, — произнес он тихо, снова устанавливая зрительный контакт. Клиент кивнул и уголки его губ тронула улыбка. — Рад познакомиться. Меня зовут Итачи, — и он пару раз хлопнул себя по коленке, как будто проверяя, знает ли собачка перед ним команды. Собачка знала. Саске залез к нему на колени, широко расставляя ноги и прижимаясь к паху; расстояние между их лицами стало настолько маленьким, что будь это обычное свидание, Саске, не задумываясь, поцеловал бы его, но нельзя — сначала надо понять, чего он хочет, чтобы не получить травм, как от особенно импульсивных клиентов. Однажды одному из них не понравилось, что Саске улыбается, обнажая зубы, и он вывихнул ему руку. У Итачи были невероятные глаза; обрамленные длинными ресницами они смотрели как будто с ультрафиолетовой подсветкой, как будто в самое сердце, как будто видели все, что хотелось спрятать подальше — стеснение от того, что, кажется, Саске нравится этот клиент не только как ходячая купюра, растерянность от того, что он не может понять, как вести себя. Саске нравилось додумывать глубину. Так было проще смириться со всем дерьмом, которое ему пришлось увидеть в этих стенах. Итачи не двигался, просто смотря на него. Саске решил, что это хороший знак и немного наклонился, втягивая носом воздух возле его лица. — Ты вкусно пахнешь, Итачи, — сказал он. — А ты выглядишь таким невинным. Даже и не скажешь, что шлюха, — Итачи снова слегка улыбнулся. Саске выпятил нижнюю губу, изображая обиду, но обидно не было. Его называли и похуже. Итачи погладил его по ключице костяшкой пальца, и Саске прикрыл глаза, тихо вздыхая. Рука переместилась на солнечное сплетение, широкими мазками проходясь по нежной коже: Итачи гладил открытые участки тела так, как будто боялся поранить. Саске нежился в этих прикосновениях, переставая дышать каждый раз, когда тот останавливался. Он не сдержал тихий недовольный стон, когда Итачи убрал руку: — Сними все, кроме этой шубы и носочков. Они мне нравятся. Саске повиновался, легко соскальзывая с колен, и немного задержался в вертикальном положении, прежде чем сесть обратно, упиваясь тем, как Итачи судорожно сглотнул, проходясь взглядом по его телу. Итачи шумно выдохнул, когда Саске снова к нему прижался, ощущая через ткань брюк, какой он твердый. — А я? Нравлюсь тебе? — тихо спросил Саске, скользя взглядом по лицу Итачи и останавливаясь на губах. Тонкие и бескровные, Итачи облизнул их, прежде чем ответить: — Да. Только я еще не знаю, что мне с тобой сделать, — он поймал руку Саске за запястье и провел по ладони кончиком носа. Саске почувствовал, как по позвоночнику начинают сыпаться искры: ему было странным ждать, пока клиенты соизволят расстегнуть штаны. Обычно все случалось быстро или не случалось совсем, но этот парень вел себя иначе. Он прикасался к Саске так, как будто тот был какой-то драгоценностью, и это одновременно льстило его самолюбию и вызывало диссонанс. С ним не принято было так обращаться. — Что захочешь, — он приблизился к губам Итачи и их взгляды столкнулись. Тот чуть наклонил голову, выдыхая ему в рот, и потянул Саске на себя, обнимая за поясницу одной рукой, а второй продолжая держать запястье. Саске закрыл глаза, когда их губы соприкоснулись: Итачи сжал пальцы на его пояснице, почти впиваясь ногтями в кожу, и Саске, и так почти не державший равновесие, потерял его окончательно, прижимаясь к нему всем телом. Он пару раз проехался по чужой ширинке, срывая с губ Итачи короткий полустон-полувздох, и сам удовлетворенно застонал, когда тот прикусил его за нижнюю губу. Итачи держал его крепко, и это позволяло ему отпустить происходящее: обычно Саске так не делал, обычно Саске оказывался в положении раком с чужим членом в заднице в первые десять минут, и надо было быть начеку. — А что хотели сделать с тобой другие? — спросил Итачи, отстраняясь и глядя на то, как Саске переводит дыхание. — Многое, — Саске снова льнул ближе, но Итачи переместил руку с поясницы на грудную клетку и выдерживал дистанцию, словно отталкивая его от себя, — что конкретно ты хочешь узнать? — Хочу узнать, что было самым худшим, — Итачи закусил губу, а Саске почувствовал, как у него сжимается все внутри от этого зрелища. — Хорошо, — Саске наклонился к его уху, пытаясь сосредоточиться, но ничего, конечно, не выходило, — как-то раз меня выкупил на пару дней очень богатый мужик и увез в загородный дом. — Тебя можно выкупить на время? — Итачи усмехнулся. — Да, — Саске тоже усмехнулся, потеревшись щекой о его висок, — это называется «уволить». Хочешь? Итачи качнул головой в знак несогласия, и Саске вильнул бедрами. Итачи выдохнул через нос и несильно сжал его член, проводя пальцем по головке. Саске вздрогнул, толкаясь в ладонь и протяжно застонал, цепляясь руками за спинку кресла. — Дальше, — коротко приказал Итачи. — Договоренность была на то, что там будет только он, но их было четверо, — Саске быстро смочил слюной пальцы, которые Итачи подставил к его рту после этих слов и приподнялся, садясь на них. Он терял самообладание с каждой секундой, в то время как Итачи, хоть и не мог скрыть свою эрекцию, продолжал говорить абсолютно размеренно, так, как будто они ведут светскую беседу за чашечкой чая. — И что они сделали с тобой? — Итачи резко толкнулся в него пальцами, тут же находя верный угол и повторяя это движение еще несколько раз. Саске упал лбом ему в плечо, пытаясь сдержать стон. — Они… Ах, — Итачи продолжил двигать пальцами, задевая простату, — они обдолбались кокаином и четыре часа трахали меня по очереди, пока не… Пожалуйста, хватит, — заскулил Саске, понимая, что сам против воли ерзает и усиливает трение. — Пока не?.. — Итачи и не думал останавливаться, второй рукой поглаживая его по затылку, как будто пытаясь успокоить, и это несоответствие наполняло жаром каждую клеточку тела Саске. — Пока не кончили и не приехало еще несколько человек, — Саске громко застонал, не в силах сдерживаться, — пожалуйста, Итачи, пожалуйста… — Бедный мальчик, — голос Итачи не дрожал, но зато Саске чувствовал, как у него дрожат ноги, — тебе было больно? — Очень, — Саске вцепился зубами ему в плечо и почти взвыл, — я кончу, если ты не переста… Ах! Пожалуйста… — Пожалуйста что? — Пожалуйста, трахни меня, — Саске поднял голову, чтобы снова увидеть этот взгляд: глаза черные, но как будто потемнели еще сильнее, — пожалуйста, трахни меня, — повторил он. Он кончил мгновенно, едва Итачи убрал руку с его затылка и положил на член. Тот даже не успел ничего сделать, Саске было достаточно простого прикосновения. Он заскулил, жмурясь, жадно хватая ртом воздух и снова опускаясь на чужие пальцы. — Где презервативы? — выдохнул Итачи, и Саске услышал его, как через толщу воды, залезая в карман шубы и доставая один. Итачи наспех вытер руку о мех, мягко снимая Саске с колен и почти бережно опуская спиной на пол. Звук расстегивающейся ширинки, шелест фольгированной упаковки — и Саске почувствовал, как ему раздвигают ноги. Он как будто был не здесь, утопая в ощущении. И когда Итачи вошел в него сразу на всю длину, сам не сдерживая стона, застонал в ответ, раскидывая руки в стороны. Так и лежал, распятый под ним, пытаясь прийти в себя между волнами оргазма и нового возбуждения. Итачи не был так нежен и обходителен, как вначале. Он закинул ноги Саске себе на плечи, до боли сжимая ему бедра и насаживая на себя, и все, что мог делать Саске — это громко стонать, не в силах сопротивляться. Он открыл глаза в тот момент, когда Итачи резко остановился, и проследил за его взглядом, направленным на панорамную стену. Там, за стеклом, прямо напротив них, себя разглядывала парочка пешеходов. — Нас не видно, — Саске облизнул губы, дергая бедрами, прося продолжить, — я… Ах! — Итачи резко толкнулся, переводя на него совершенно дикий взгляд, — Проверял… — Даже немного жаль, — звонко усмехнулся Итачи, пытаясь восстановить дыхание, а потом наклоняясь к его лицу и снова ускоряя темп, — на это стоит посмотреть. Саске слабо улыбнулся, притягивая его за волосы к себе. Итачи оставил на его губах мокрый, полный взаимных стонов поцелуй, и, скинув его ноги со своих плеч, рывком перевернулся, усаживая сверху. Пальцы Саске случайно вытащили резинку из хвоста в этот момент, и, когда он открыл глаза, то увидел, как волосы Итачи разметались по полу. Итачи зарычал, приподнимаясь и садясь, хватая Саске за загривок и тем самым задавая ритм. И смотрел, смотрел, смотрел, как тот кусает губы, как влажный рот шепчет его имя, как пальцы гладят его лицо совершенно бессознательно, в желании прикоснуться. — Посмотри на меня, — глухо прошептал Итачи, и Саске открыл глаза, вдруг резко и четко увидев его аристократичное лицо, на секунду искаженное удовольствием, и кончил одновременно с ним, превращаясь в один оголенный нерв. Они пытались отдышаться несколько минут: Саске безвольно упал Итачи в руки, а тот гладил его взмокшую спину, поддерживая. Лежа на полу после Саске захотелось спросить, увидятся ли они снова, но он не стал, слишком хорошо наученный опытом не привязываться к клиентуре из-за ее непостоянства. Это было бы так наивно и глупо. И они попрощались, коротко коснувшись друг друга ладонями.***
Саске стоял под струями воды в душевой кабинке, раз за разом прокручивая в голове все моменты произошедшего, снова возбуждаясь и не находя в собственных руках и половины того удовлетворения, которое испытал. Дверь ванной без стука открылась, и Сай, которого Саске узнал по голосу, ехидно произнес: — У тебя командировка походу намечается. Сегодняшний клиент тебя увольняет на неделю, — и дверь за ним захлопнулась. — Его зовут Итачи, — тихо ответил Саске, прижимаясь внезапно горячей щекой к холодному кафелю. И улыбнулся.