Ты снимаешь вечернее платье, стоя лицом к стене, И я вижу свежие шрамы на гладкой, как бархат, спине. Мне хочется плакать от боли или забыться во сне. Где твои крылья, которые так нравились мне? Где твои крылья, которые нравились мне? Где твои крылья, которые нравились мне?
В доме Даулингов они оба были как белые вороны. Оба держались подальше от всех сплетен и заботились лишь о мальчишке, который, как выясниться позже, даже не был Антихристом. Впрочем, что можно было ожидать от ангела и демона, которым дела не было до людских афер, когда на кону значилась судьба всех стран и царств мира? И несмотря на весьма неоднозначную внешность садовника Франциска, все считали, что няня Аштарот отдала своё сердце именно ему. Они часто гуляли вместе, болтали о чём-то своём, и улыбались друг другу как-то по-особенному. Азирафаэль слышал, о чём шептались люди за их спинами, Кроули наверняка тоже, но ему было плевать, в отличие от ангела, которого эти сплетни смущали. Он и демон? Вместе?! Это ведь неправильно! И всё же он не спешил убеждать людей в том, что они не правы. Это было эгоистично, но так было безопасней, ведь зная, что сердце няни уже занято, никто не пытался нахально заполучить его себе. Без попыток, конечно, не обходилось, но мужчины очень быстро отступали, когда видели эту особенную улыбку, адресованную садовнику. Им оставалось лишь завистливо вздыхать и гадать, чем этот простофиля покорил такую женщину. О, Кроули в этом образе был просто прекрасен. Строгий наряд, идеальная укладка, вишнёвая помада, лёгкая соблазнительная походка и тёмные очки, постоянно скрывающие глаза, – всё это заставляло мужчин оглядываться. И всё же было сложно определить, менял ли демон хоть что-то в своей физиологии. Наряды умело прятали всё то, что должно было быть спрятанным, и подчёркивали то, что должны были подчеркнуть, черты лица были по-прежнему острыми, хищными, но всё же что-то было не так. Лишь однажды в жаркий летний день, когда маленький Маг облил Кроули из водяного пистолета, Азирафаэль наконец-то понял, что именно было не так. Няня Аштарот сбросила промокший пиджак, а под мокрой блузкой виднелась очевидно женская фигурка. Кроули изменился и физически. Не сильно. Но достаточно, чтобы взволновать воображение тысяч мужчин и одного невинного ангела. Азирафаэль не хотел этого признавать, но он и сам частенько глядел няне вслед. Возможно, он не так уж и невинен. Однажды в доме Даулингов был устроен приём. Азирафаэль не был в числе приглашённых, но мог с лёгкостью попасть туда, если бы захотел. Что он и сделал. Приятно было выбраться из образа брата Франциска и вспомнить немного об образе мистера Фэлла, который он являл высшему свету в былые времена. Он как раз разговаривал с каким-то конгрессменом, когда увидел её. Няня Аштарот была в списке приглашённых, так как ей надо было присматривать за юным сыном Тадеуша Даулинга, который так радушно принимал гостей. Сегодня на ней было закрытое чёрное платье в пол с длинными рукавами, достаточно облегающее, чтобы подчеркнуть женственность фигуры. Ниже колена юбка, как и строгий воротничок, была гипюровой, виднелись классические чёрные лакированные туфли на небольшом устойчивом каблуке. Лёгкая блёстка. Пара украшений. Ничего лишнего. Всё достаточно строго. Лишь на спине была вшита крупная молния, которая одним своим видом просила расстегнуть её. А длинные рыжие волосы были собраны в низкий объёмный пучок, из которого выбивались некоторые прядки. Но самое главное – это глаза. Они были нормальными. Карими. И пусть это лишь иллюзия, но иллюзия чарующая. – Какая очаровательная женщина, – вздохнул конгрессмен, пожирая Кроули взглядом. – Вы так не думаете, мистер Фэлл? О, Азирафаэль думал, ещё как думал. И ненавидел себя за эти думы. Кроули подошёл прямо к ним, очаровывая конгрессмена ещё больше своей пластичной походкой. Впрочем, улыбка всё ещё предназначалась Азирафаэлю. – Ну, привет, ангел, – усмехнулась няня, глядя на мистера Фэлла в его строгом смокинге. – Рада, что ты смог выбраться. – Здравствуй, дорогая, – как истинный джентльмен, Азирафаэль предложил даме опереться о него и повёл Кроули подальше от похотливого собеседника, слегка морщась. – Люди… – Как будто ты не можешь их понять. Азирафаэль предпочёл проигнорировать эту фразу, решив её обдумать позже, что, наверное, и к лучшему, учитывая её двусмысленность. Тот вечер они провели исключительно в компании друг друга и юного Мага, который, впрочем, быстро был отправлен спать. И Азирафаэлю это нравилось. Нравилось, что никто не мог украсть внимание Кроули у него. Нравилось, что другие мужчины лишь завистливо вздыхали. Это эгоистично. Очень. Но ему не хотелось делиться. Хоть умом и понимал, что это абсурд, ведь Кроули ему не принадлежал. Лишь уже ближе к утру Азирафаэль проводил демона до его покоев. Приём был окончен, но никто и слова не сказал, когда мистер Фэлл и мисс Аштарот остались сидеть в гостиной. Они много говорили в тот вечер, и не о работе. Такое бывало редко. В основном они всё равно скатывались к теме работы. Но сегодня они обсуждали всё, кроме неё. Магу было пять. До конца света оставалось шесть лет. И Азирафаэль ни за что бы не признался вслух, но эти годы в доме Даулингов стали лучшими годами в его вечной жизни. – Ты не мог бы помочь? – спросил Кроули, когда они были уже наверху, неподалёку от его спальни. Азирафаэль и сам себе не мог объяснить, почему пошёл провожать демона. Или, вернее сказать, демонессу? – Конечно, дорогая. С чем? – Это всё это ужасное платье… – Кроули неопределённо провёл рукой. – Не хочется пользоваться магией. Поможешь расстегнуть молнию? Азирафаэль весь похолодел, но кивнул и прошёл за демоном в спальню. Когда Кроули повернулся к нему спиной, ангел лишь молча коснулся молнии. Сантиметр за сантиметром ему открывалось всё больше загорелой кожи. В голове было восхитительно пусто, а руки сами собой помогали няне избавляться от наряда. Хотелось провести носом по тонкой шее, вдохнуть запах духов, хотелось касаться так, как нельзя было касаться кого-либо. Азирафаэль не помнил, когда именно в нём стали зарождаться эти желания, но уже очень давно не было и дня, чтобы он не подумал о Кроули в этом ключе. Он – ангел, и это неправильно, но, кажется, чем ближе конец всего, тем больше ему плевать. Взгляд серо-голубых глаз скользнул по обнажившимся лопаткам и так и замер. Вздувшиеся рубцы и шрамы были почти как свежие, хоть Азирафаэль и знал, что им куда больше лет, чем Земле. Он бы даже сказал точнее, но в то время времени как такового не существовало. Вот такой вот каламбур. Уродливые рубцы на гладкой как бархат спине напоминали о том, что когда-то там были белоснежные сильные крылья. Напоминали о страшной войне. Вопреки здравому смыслу, ангел осторожно коснулся страшных шрамов, что остались с демоном навсегда. Да, он отрастил новые чёрные крылья, не хуже старых, но всё же он скучал по прежним. Азирафаэлю не надо было об этом спрашивать, чтобы знать наверняка. Под его руками няня вздрогнула и посмотрела на ангела вполоборота. Кончики пальцев скользили по заросшим шрамам, что так контрастировали с загорелой спиной. Они были всё ещё ярко-розовыми, почти красными, будто воспалёнными, хоть и прошло уже не одно тысячелетие. Были и более мелкие шрамы, которые всё же побледнели, но их было так мало. Казалось, будто Кроули его старые крылья не отрезали, а вырвали с корнем. – Если продолжишь в том же духе, то лишишься своих белых перьев, – неожиданно тихо произнёс демон, делая шаг вперёд и отстраняясь. – Поверь, оно того не стоит, – няня осторожно обняла себя руками, пытаясь скрыться от внезапного холода в груди. – Уходи, ангел. И Азирафаэль ушёл.Когда-то у нас было время, теперь у нас есть дела. Доказывать, что сильный жрёт слабых, доказывать, что сажа бела. Мы все потеряли что-то на этой безумной войне. Кстати, где твои крылья, которые нравились мне? Где твои крылья, которые нравились мне? Где твои крылья, которые нравились мне?
Они играли в эту игру уже очень давно. И оба знали, чем им грозило нарушение её правил. В ту ночь Азирафаэль не мог ни заснуть, ни сосредоточиться на чтении. Он видел перед глазами страшные шрамы, оставленные безумной войной, повторения которой оба так не желали. До всего этого они были равными, они могли беззаботно болтать и не бояться проводить время вместе. Азирафаэль помнил те времена. Хотел бы забыть, но не мог. Кроули остался в его памяти, даже после падения. Лишь его имя стёрлось навсегда. Богиня заставила их всех забыть имена и заслуги падших, но не смогла стереть воспоминания, не связанные с их работой. Азирафаэль не помнил имени, но помнил, каким Кроули был до падения. И, если честно, он не сильно изменился. Другие бы посмотрели на ангела как на безумца, скажи он это вслух, но Азирафаэль знал Кроули лучше всех, чтобы быть уверенным в своих суждениях. Да, демон больше не радовался всему, что его окружало, как дитя. Да, он стал более хмурым и циничным. Но там, под слоем этой напускной крутости и бесчувственности, он всё такой же добрый, пусть и слегка потрёпанный, ангел, который любит детей и звёзды. Они ещё тогда были друзьями. И уже тогда Азирафаэль думал, что Кроули особенный. По крайней мере, Кроули уже тогда был чуть ли не единственным, кто верил в него, а не относился, как к ничтожеству. Уже тогда с ними было что-то не так. Когда же Кроули начал общаться с Люцифером, он пытался и Азирафаэля заманить в эту ловушку. Тогда они-то и поссорились. Лишь позже, уже на поле боя, Азирафаэль пожалел обо всех словах, сказанных сгоряча. Надо было отговорить Кроули от этой безумной затеи. Или же надо было всё же поддержать?.. Ангел помнил, как Кроули отрезали крылья, помнил его полный боли и отчаяния крик. Кроули лишился крыльев и божественной благодати, а Азирафаэль – единственного лучшего друга. Они оба потеряли что-то на этой безумной войне. Они оба были слишком слабы, а сильные всегда жрут слабых. Позже, уже в Эдеме, Азирафаэль, не рассчитывавший хоть когда-нибудь вновь увидеть своего друга, встретил демона, в котором узнал его. Но они оба притворились, что не знакомы. Не из-за ссоры, увы, нет. Просто правила теперь изменились. Им нельзя было общаться, им нельзя было даже находиться рядом. Но Кроули это не останавливало. Кроули не смог бы остановить ни Сатана, ни Бог, если он что-то решил. В Эдеме Азирафаэль впервые увидел новые крылья Кроули. Чёрные, ухоженные и сильные, но будто чужие. Да и сам Кроули был будто чужим. Они познакомились заново. Они работали вместе, вместе смеялись. И как бы сильно Азирафаэль ни сопротивлялся, очень скоро он понял, почему ему было так больно расставаться с Кроули в прошлом. Он понял, почему Кроули тоже было больно, когда они ругались. Но иногда лучше не знать правды. Она слишком невыносима. Ангелы любят всё, что их окружает, демоны любить не могут вовсе, но из любого правила есть исключение. Лучше бы Азирафаэль остался на Небесах. Может, тогда бы он не стал одним из этих исключений? Они оба наблюдали за людьми и их душевными метаниями и с ужасом узнавали в них себя. Никто не мог любить и ненавидеть так, как люди. Но всё же душевные метания двух ещё тогда ангелов были так похожи на то, что позже назовут человеческой любовью. Тогда они этого не понимали, но теперь люди показали им, что в те беззаботные времена, когда все были равными, их обоих одолевало именно это сильное чувство. Просто они не знали, как его назвать. Теперь знали. Кроули любил его. Демону не надо было говорить этого вслух, за него это твердили дела. Он спасал ангела из различных передряг, поддерживал, составлял компанию и ничего не требовал взамен. Кроули был честен и верен. Кроули ждал и надеялся, но не смел перейти границу. Одно дело дружить, совсем другое – признать, что дружба уже давно переросла в нечто большее. Слишком опасно. Демон не желал своей судьбы для ангела, ведь падать очень больно. Азирафаэль любил Кроули. Не мог не любить. Но, в отличие от демона, предпочёл ложь. Он врал и себе, и Кроули, говоря, что любовь – это его сущность, отказываясь признавать, что его любовь эгоистична и вовсе не невинна. Он отказывался признаваться в том, что влюблён, как человек. Ведь человеческая любовь так слепа и глупа, так жестока. Но в ночь после приёма в доме Даулингов Азирафаэль был близок к тому, чтобы наконец-то сознаться в этом. Но струсил. Ушёл, ощущая их общую с Кроули боль. Почему Бог так жесток? Почему они просто не могут быть вместе? Почему любовь – это всегда, в первую очередь, боль? Азирафаэль не знал ответов и никогда бы не осмелился задать все эти вопросы. В отличие от Кроули, он был трусом. Вот только боялся он не за себя. Он-то падёт за свою любовь, а вот Кроули уничтожат. И он не мог этого допустить.Я не спрашиваю, сколько у тебя денег, не спрашиваю, сколько мужей. Я вижу, ты боишься открытых окон и верхних этажей. И если завтра начнётся пожар, и всё здание будет в огне, Мы погибнем без этих крыльев, которые нравились мне. Где твои крылья, которые нравились мне? Где твои крылья, которые нравились мне?
У них получилось. Три простых слова, а сколько радости. Азирафаэль впервые чувствовал себя столь счастливым. Армагеддон отменён, а они сами теперь свободны и вольны делать всё, что вздумается. Казалось бы, жизнь налаживается! Но проходит полгода, год, и Азирафаэль осознал, что всё не так уж просто. Да, они с Кроули больше не прятались и проводили много времени вместе, однако, они так и не смогли перешагнуть грань дружбы. Отдать должное, Азирафаэль пытался, но Кроули лишь качал головой, с тоской глядя на ангела: – Это правило мы не можем нарушить, – почти с отчаянием шептал демон. – Она не позволит. Она не позволит… Бог жесток и всеведущ. Они могут общаться, дружить, но не любить. За нарушение же этого правила приговор один – смерть. И если начальников своих они провели, то вот с Богиней этот фокус не пройдёт. Азирафаэль много об этом думал. Даже слишком много. И пока что он видел только один выход их ситуации. Ангелу нельзя быть с демоном, так? А что насчёт двух демонов? Да, на этот счёт правила не приложены, а, значит, и запретов нет. Вот только падать страшно. И назад пути не будет. Но если бы Кроули мог снова стать ангелом, он бы стал. И неважно какой ценой. Так почему же Азирафаэль был таким трусом? Год спустя после Армагеддона, так и не найдя иного решения, он наконец-то решился. Когда Азирафаэль не пришёл на их очередной совместный ужин, Кроули заподозрил что-то неладное. В последнее время его ангел был хмур и задумчив, будто вынашивал какой-то план. И ничего хорошего это обычно не сулило. Азирафаэль мог сделать какую-нибудь глупость, и Кроули очень сильно этого боялся. Лишь на следующий день демон застал своего друга в букинистической лавке и выглядел он не очень хорошо. Под глазами залегли тени, лицо осунулось, на одежде образовались складки и заломы. А ещё он горбился, что было совсем уж за гранью. Азирафаэль всегда держал осанку, но сейчас ему будто было больно выпрямить спину. Ангел явно врал в ответ на вопросы о самочувствии, но демон делал вид, что верил. Они погуляли по парку, покормили уточек, и в течение всей прогулки Азирафаэль то и дело морщился, будто от боли. И лишь вечером, когда они сидели в лавке ангела, Кроули решился поднять эту тему. Молясь Богу, чтобы он ошибался, а его догадки были лишь бредом сумасшедшего. – Ты ведь не сделал того, о чём я думаю? – Даже если и сделал, то уже ничего не изменишь, – горько улыбнулся ангел. Или уже не совсем ангел? – Сними рубашку. Азирафаэль ничего не сказал против, лишь молча снял с себя домашний мягкий кардиган. Под пытливым взглядом хищных янтарных глаз он развязал галстук-бабочку, снял жилет, принялся расстёгивать пуговицы рубашки. В другой ситуации демон вряд ли смог бы держать себя в узде, но сейчас ему было страшно, как никогда. Когда Азирафаэль повернулся к демону спиной и сбросил бледно-голубую рубашку, Кроули взвыл от отчаяния. На бледной спине были свежие глубокие раны аккурат на лопатках. Они пульсировали и не кровоточили только чудом. Даже смотреть на это было больно. – Зачем? – Кроули не сдержал слёз, не веря своим глазам. – Зачем ты это сделал? – Так правильно, – мягкая улыбка ангела не должна была ему предназначаться, но всё же Азирафаэль улыбался. – Иначе она бы не позволила нам наконец-то быть вместе. Уж лучше я буду демоном, чем и дальше жить так. Без тебя. – Я того не стою! – Стоишь. Кроули орал, запрокинув голову, проклиная Бога и Её дурацкие правила. А Азирафаэль просто подошёл к нему и обнял. Так не должно было быть! Кроули делал всё, чтобы этого не случилось. Он бы с лёгкостью отдал бы свою жизнь, лишь бы этого не случилось. Ему вполне хватало того, что было! Но Азирафаэль тоже умел был упрямым идиотом, о чём демон иногда забывал. – Я люблю тебя, – Кроули вздрогнул в мягких объятиях, не ожидая услышать это от своего ангела. – Так, как любят люди. Прости, но это так, – шептал букинист, крепко прижимаясь к возлюбленному. – Поэтому я поднялся наверх и сказал, что хочу стать падшим. Они только обрадовались. Сказали зайти, когда вырастут новые крылья для дальнейшего перевода вниз. – Ты не должен был… – Знаю, но думаю, мы оба достаточно страдали. И лишь я мог разорвать этот порочный круг. Так что прости меня. – За что? – За то, что не поддержал тебя, когда ты принял сторону Люцифера. За то, что после делал вид, что не помню тебя. За то, что мучал тебя тысячелетиями. За то, что струсил шесть лет назад и ушёл. Я должен был остаться. – Не извиняйся. В том не было твоей вины. И я сам просил тебя уйти. Я не хотел… – Кроули осторожно коснулся краёв страшных ран, – этого. Азирафаэль вздрогнул от этих прикосновений и сам потянулся вперёд, осторожно касаясь дрожащими губами губ напротив. О, как же долго они оба ждали этого момента, впрочем, этот поцелуй не был ни жадным, ни страстным, скорее солёным и горьким. Кроули целовал своего ангела, именно ангела, что бы там ни говорили наверху, нежно, долго, отчаянно пытаясь выразить всё то, что копилось в нём все эти тысячелетия. И Азирафаэль вторил ему. Лишь когда демон почувствовал, как его тёмная сущность начала свои посягательства на невинность, он отодвинулся, заглядывая в глаза напротив, будто спрашивая разрешения. – Люби меня нежно, – шепчет в ответ ангел и тянется к возлюбленному снова. А потом снова, и снова, и снова. В ту ночь на изуродованной бледной спине не осталось и дюйма не зацелованной кожи. В ту ночь они оба молились, но не Богу, а друг на друга, впервые узнавая, каково это – любить без утайки.Где твои крылья, которые нравились мне?
На следующее утро Кроули наблюдал за спящим возлюбленным и клялся себе сделать всё, чтобы Азирафаэль не пожалел о своём выборе. Он мысленно проклинал Небеса за их жестокость и мечтал обернуть время вспять. Тогда бы он остановил безумца, но теперь уже поздно, и всё, что оставалось, это надеяться на лучшее. Да, его любовь не заменит Её благодать, но он хотел хотя бы попытаться. Он сделает для своего ангела всё, что тот только захочет. Отдаст всего себя без остатка. Азирафаэль же улыбался во сне, а на бледной спине пробивались первые новые перья. Белые перья. Бог жесток, да, но всё же даже в Её правилах есть исключения.