Воплощение Жизни

— Меня и богом-то назовёшь разве что с натяжкой, — произнёс За́греус и повертел кубок, прежде чем отпить. — Не говоря уже о боге чего-то конкретного. Я истекаю кровью, как смертный. Я не умею даровать благословений, как мои родственники. У меня нет культа почитателей. Я просто сын бога мёртвых. Принц. Только и всего. — А также сын богини растительности, — напомнил ему Ахиллес. Гвалт в общей гостиной практически заглушал его голос. — Жизни, произрастающей из земли. Да к тому же, наполовину смертной. Что ещё можно назвать точкой пересечения смерти и органической жизни, если не кровь, текущую по венам смертных? — Загреус нахмурился, и на лицо Ахиллеса скользнула нерешительность. — Приношу извинения, если позволил себе лишнее... — Нет, Ахиллес, всё нормально. Мне просто… странно о таком размышлять. — Можешь обдумать мои слова или же отмахнуться от них, на твоё усмотрение, — мягко промолвил Ахиллес. — Я всего лишь озвучил свои мысли касательно твоих отношений с мастером Танатосом. — И я ценю это, Ахиллес, спасибо, — ответил Загреус, однако после разговора он чувствовал себя потерянным. * * * Во время очередного побега он надолго задержался у Эвридики в Асфоделе: заслушался её пением, пока она готовила свежую гранатовую кашу.  — Эвридика? Это для тебя. — Загреус протянул ей бутылку нектара. — Спасибо тебе за аппетитную еду и гостеприимство. Ты всегда так радушно принимаешь меня, что я и сам предвкушаю наши случайные встречи.  — Как мило с твоей стороны, дорогуша. — Эвридика открыла бутылку и поднесла к свету свечи. — Отменное качество. Обожди минутку, я добавлю немного в твою кашу. И спасибо за благословение, Твоё Царское Высочество.  Загреус вытаращился на неё. — Что, прости? — Я про нектар. — В смысле… как ты его назвала? — Благословение. Которым ты меня одарил. Загреус смотрел, как она отмеряет ложку.  — Я… никогда о нём так не думал. — Как о благословении? Но это ведь оно и есть. — Она добавила нектар в котелок. — Дар бога смертному. Как по мне, это самое что ни на есть благословение.  * * *  Загреус тяжело опёрся на Стигий по окончании очередного безжалостного матча с Тесеем и Астерием. Одобрительные возгласы и аплодисменты разносились по всей арене в ответ на впечатляющую кровавую схватку.  Загреус поднял голову и нашёл глазами одну-единственную красную Тень в толпе — та робко ему помахала. Эта Тень неизменно была на своём месте всякий раз, когда сражался Загреус. Ему вспомнились собственные слова. Один фанат — это далеко не культ почитателей, подумал Загреус. Но по крайней мере один у него имелся. Рассмеявшись над самим собой, он с энтузиазмом помахал, после чего вывалился за дверь и направился к фонтану освежиться, едва не забыв на арене свою трофейную амброзию. * * * Скорчившись на снегу, Загреус пытался проморгаться от пелены перед глазами. Ему недолго осталось: он чувствовал, что едва переступит порог, как его прикончат раны. Придётся извиниться перед матерью за то, что вновь не смог добраться до её домика. Оставалось надеяться, что лавандовые кусты не разрослись слишком буйно.  Он едва не проиграл эту битву. Отец был как всегда безжалостен, а Загреус перед схваткой не успел оправиться от ран, полученных в тоннелях сатиров. Он и сам не понимал, как умудрился победить, если быть честным. Вмешательство Мойр, не иначе. Ещё с минуту он тяжело дышал. Красная кровь, сочащаяся из его ран, разительно контрастировала с белым снегом, растапливая крошечные ледяные кристаллики. Её было так много. Интересно, смертные тоже теряют столько крови перед смертью? Тэн наверняка знал. Загреус прижал ладонь к ране в боку, застонал и тут же рассмеялся от шока. И боль они, должно быть, испытывают такую же сильную. Он доковылял до колонн, сделал несколько шагов вверх по холму, мимо маленького пруда — и повалился на снег. Когда он открыл глаза, он уже покачивался на красных волнах. * * * — Что это? Подняв голову, Загреус увидел, как Тэн подбирает лежащий рядом с кроватью кодекс.  — Кодекс Ахиллеса, — сонно пробормотал он. — Он отдал его мне, чтобы я заполнял его заметками из своих побегов на поверхность. Мне нравится, а тебе? Тэн молча пролистал несколько страниц; краем глаза Загреус видел заголовки: Аид, Гипнос, Никта, Цербер, Харон. — Здесь записи обо всех.  — М-м. — Загреус закрыл глаза, а когда вновь открыл, Танатос уже читал заметку о себе. — Не замечал в тебе склонности к тщеславию.   — Цыц, — рассеянно отозвался Тэн. — Ахиллес здесь называет тебя богом крови. — Вот как? — с напускной скромностью отозвался Загреус, целуя Танатоса в горло.  — Жизни.  — Я без конца умираю. — И всякий раз возвращаешься. — Ну да, я бессмертен. Как и любой другой бог. — Ты тёплый, — сказал Танатос. Загреус молча обдумывал его слова. Он чувствовал, что Тэн тоже размышляет.  — Во мне течёт кровь матери, — сказал наконец Загреус. — Но я не знаю, делает ли это меня богом крови. Он утешительно вычерчивал круги на прохладной груди Танатоса. Через некоторое время тот вздохнул. — Что ж, Ахиллес пишет, что я души в тебе не чаю. — Отложив кодекс, он уткнулся лицом Загреусу в волосы. — В этом, по меньшей мере, он прав. * * * В подземном мире дурман всегда был в полном цвету. Заросли этих цветов увивали стены сада в Доме Аида. Загреусу они всегда нравились больше остальных; нравилось, как они робко сжались, когда его мать впервые вошла в сад, и как сейчас они напоминали белые фонтанчики.  — В общем, так написал Ахиллес, — закончил он. — А что ты сам об этом думаешь, дитя? — спросила Никта. — Я не знаю. Непривычно думать, что я могу быть богом чего бы то ни было, тем более такой… смертной вещи. — Нет ничего плохого в том, чтобы быть отчасти смертным, Загреус, — сказала Персефона так же мягко, как говорил Ахиллес. — Дело не в этом. Я просто… Я никогда не встречал живого смертного. Долгое время я и сам не знал, что я на четверть смертный. И если мне суждено быть богом смертной крови… Думаете, он прав в своих догадках? В смысле, Ахиллес. Я решил, что вам двоим лучше знать. Сидящие рядом с растянувшимся на пушистой траве Загреусом, Никта и Персефона переглянулись, словно подначивая одна другую заговорить первой. — Это решать Мойрам, дитя, — ответила Никта. — Зевс не был богом небес, как и твой отец — богом мёртвых, пока так не распорядились Мойры.  — А разве это не та вещь, которую я должен просто… ну, ощущать, будь она правдой? Когда он принял сидячее положение, его мать улыбнулась. — Возможно, это тебе и предстоит выяснить.