Больно не будет. Наверно

***

Тяжело. Тяжелее, чем поначалу казалось. Вроде бы: ещё один монстр… монстр, которого пришлось пристрелить… но почему именно она? Девушка, с которой Сэмми, казалось, наконец-то нашёл утешение? Не так много времени прошло с тех пор, как он потерял Джесс – год или около того. И этот год им обоим дался нелегко. В том смысле, что как брат, Дин мало чем может помочь, когда дело касается душевных ран – лишь делать вид, что всё хорошо, да искать новые дела, чтобы хоть чем-то заполнить дни и ночи. Но всё равно тяжело… видеть Сэмми таким. Опустошённым. Ведь парень действительно может решить, что виноват во всём этом дерьме. Дин бы завалился в кабак, да упился к чертям, но Сэмми… с ним всё сложнее. Фитиль тихо тлеет, но рванёт ли пороховая бочка или огонь до неё не дойдёт – известно разве что богу. Ну или дьяволу. А Дину… он даже понятия не имеет, почему Сэм уже около часа торчит в ванной. Не то чтобы это проблема – свою порцию водных процедур Дин уже получил, но беспокойство скребётся по рёбрам и не даёт сосредоточиться ни на одной из сменяющих друг друга программ на ТВ. Наконец шум воды в ванной стихает, а спустя ещё минуту раздаётся скрип деревянной двери. И Сэмми плюхается на свою кровать, обёрнутый в два полотенца: одно еле держится на бёдрах, второе высоким тюрбаном балансирует на голове. Дин приглушает звук телевизора и откладывает пульт: – Всё в порядке? – Ты о чём? Сэмми не особо убедителен, когда пытается улыбнуться. Но улыбка надламывается, и блеск красных, воспалённых глаз становится сильнее. Дин никогда не умел утешать. Потому что сам никогда не нуждался в утешении. Но сейчас его душа рвётся на части при виде этих готовых сорваться слёз. Не существует слов, способных хотя бы отдалённо выразить, как ему жаль, а те, что просятся на язык – слишком банальны и серы. Так что вместо того, чтобы произнести их, Дин скатывается со своей кровати и приземляется рядом с братом. Это чертовски неловко, но обнять его – кажется единственным и наилучшим вариантом. Голова в тюрбане прижимается к плечу, и сквозь тонкую ткань футболки Дин чувствует горячую влагу. Грудь пронзает нестерпимая боль. Уж лучше получить заряд картечи, чем это… Сэм уже не маленький мальчик, и казалось бы, мужчина не должен плакать. Не должен, но… "Кого мне убить, чтобы тебе стало легче?" Спина брата вздрагивает. Дин чувствует, как его локоть сжимают, словно цепляясь за спасательный уступ – и удушливая тяжесть в груди оборачивается плотным сгустком злости: на Мэдисон, на оборотней, на весь мир вообще, посмевший сотворить подобное с его братом. – Я не могу так, Дин… – прорывается еле слышное откуда-то из района подмышки. Сэм скрючился почти вдвое, но Дину остаётся только похлопывать его по спине. Уже замёрзшей после горячего душа. – Тише-тише… всё будет хорошо… – Нет. Не будет. Сэм всхлипывает, отстраняясь, но лишь ровно настолько, чтобы взглянуть Дину в глаза. Тюрбан на его голове съезжает вперёд и обрушивается на макушку Дина. Но тот не двигается. В номере горит верхний свет и всё ещё работает телевизор, но глядя в глаза напротив ему кажется, что весь мир сжался до квадрата метр на метр, лишился звуков и цветов – остался лишь запах дешёвого мыла с вишнёвой отдушкой. – Ты справишься. Собственный голос звучит хрипло. А всё из-за, словно бы, сдавленного невидимыми руками горла. – Нет, Дин… не справлюсь. Столько безнадёги и слабости в этом заявлении, что приходится схватить Сэма и встряхнуть. За крепкие плечи. Но почему-то сейчас этот парень больше напоминает тряпичную куклу – с красным носом, воспалёнными веками и блестящими от слёз глазами… потрескавшиеся губы выглядят очень сухими и бледными. Уставившись на них, Дин не сразу осознаёт, что уже поднял руку и проводит по тонкой и шероховатой коже подушечкой большого пальца. Сэм щурится. Непонимание сменяет невыносимую боль в его глазах, и это подаёт Дину идею. Не то чтобы хорошую, но… если так удастся хоть ненадолго вытащить брата из омута отчаянья… – Чёрт подери. Сэм моргает. Лишь один раз. Он не отстраняется, когда Дин наклоняется, медленно приближаясь, но его губы кажутся мёртвыми, еле тёплыми, неподвижными. "Святое дерьмо, что я творю…" Напряжённый живот вздрагивает, когда Дин касается края полотенца, поддевая заправленный край. Кажется, Сэм готов вскочить, сбежать… и Дин останавливается, дожидаясь реакции. И реакция следует. Только не такая, как ожидалось: губы, которых он коснулся своими, приоткрываются, и очень осторожно, готовый в любой момент пойти на попятную, Дин всё-таки проникает между ними языком, едва не обжигаясь о горячее и влажное нутро. На затылке тут же высыпают крупные, каждая размером с кабана, мурашки. И стадом скатываются вниз по позвоночнику. "Это странно… ведь я определённо не гей…" Но целовать брата оказывается не менее, а может даже и более приятно, чем подвернувшуюся в очередной забегаловке официантку. И уже решительнее забравшись под полотенце на бёдрах Сэма, Дин позволяет своим пальцам сомкнуться на мягком, податливом члене. Совсем небольшом. Но углубив поцелуй, чувствуя, как брат пытается отвечать, Дин поглаживает его живот, бёдра, даже подбирается к напрягшейся мошонке. И в этот момент Сэм внезапно разрывает поцелуй. Сглатывает слюну. Его глаза всё ещё воспалены, веки опухли, но даже если Дин видит в них длинный список вопросов, ответов попросту нет. Поэтому ему остаётся лишь смотреть в ответ – как можно спокойнее и увереннее. – Мы не должны… – еле слышно шепчут припухшие губы. – Если не хочешь… – Дину тоже приходится сглотнуть комок в горле, чтобы продолжить. – Я остановлюсь. Но пока Сэм молчит, руки продолжают блуждать по нижней части его тела, массируя, сжимая, поглаживая – не то лаская и возбуждая, не то успокаивая. – Не знаю, Дин… я уже ничего не знаю… Сэм закрывает глаза. Но его плоть заметно твердеет. Может, благодаря действиям Дина, а может, Сэм себе что-то представил… но в конце концов, какая разница? Главное – результат. Главное, что он наконец-то отвлёкся. Ну почему этот парень просто не может подцепить тёлочку и расслабиться, как нормальный мужик? Не то чтобы Дину противно делать то, что он делает… но и нормально он себя тоже не ощущает. А Сэм уже запрокинул голову и почти окончательно расслабился. Глядя на его открытую шею, Дин облизывает губы и опускает взгляд ниже – к члену, что держит в руке. "Не могу поверить, что я действительно это делаю…" Сэм издаёт лёгкий вздох, похожий на стон, и ощущение власти над ним завладевает Дином сильнее. Он всегда был старше, сильнее… авторитетнее. Но когда Сэм сбежал – это сильно ударило не только по отцу, но и по нему. Не потому что младший брат взбунтовался… а потому что исчез. Когда это началось? Когда присутствие Сэма стало необходимым? Когда Дин впервые понял, что не знает, как жить без него? И теперь ещё это… …желание обладать и контролировать… Сопротивление бесполезно. "Могу я…" Затаив дыхание, Дин забирается на кровать и на коленях придвигается ближе. Сэм приоткрывает глаза, потом косится вниз. По бледному лицу пробегает тень понимания – и Дин едва сдерживается, чтобы не завалить его. Особенно когда Сэм сам отбрасывает полотенце и тоже встаёт на колени. Как две статуи, они замирают друг напротив друга, только один полностью раздет, а второй подрагивающими руками только-только расстёгивает ширинку. Кто больше смущён – большой вопрос. Сэм смотрит бесстыдно. Или скорее – наивно? Чтобы заставить брата перестать таращиться вниз, Дин хватает его за затылок и притягивает к себе. И пока губы заняты, наконец освобождает из плена джинсов и трусов собственный член, чтобы прижать его к члену брата… и испытать нечто особенное, чего не испытывал ни разу за всю жизнь. А Сэм тем временем умудряется впихнуть в его рот свой язык. Его напор удивляет. Но Дин не из тех, кто привык уступать. Однако Сэм продолжает отвоёвывать территорию, и даже пускает в ход руки – и теперь его пальцы вцепились в бёдра Дина. Дрочить становится всё сложней – слишком мало между ними свободного места – но Сэм продолжает прижиматься, умудряясь покусывать его губы, играть в прятки с языком и всё сильнее натягивая ткань джинсов – будто пытаясь разорвать. "Стой-стой, мы так не договаривались…" Отпустив оба члена, Дин разводит руки в стороны, отталкивая от себя руки Сэма. Но прежде, чем тот успевает опомниться – толкает его, падая следом – как раз между разошедшихся в стороны ног. – Эй! – Что? Сэм облизывает губы, косится вниз, явно стараясь подобрать слова, но Дин уже прижимается к горячему пространству, чувствуя, как собственная мошонка проходится по мошонке Сэма. Но даже этого не достаточно, чтобы удовлетворить его жадность. Однако при виде зажмурившегося брата, выгнувшегося, запрокинувшего голову, подставившего беззащитное горло, Дин не сдерживает рвущийсяся рык. Это безумие. Он ведь собирался всего лишь отвлечь младшего братца от душевных терзаний… – …не останавливайся. – Не остановлюсь. Кто мог знать, что секс может быть таким незамысловатым, но при этом настолько приятным и сводящим с ума? Когда важнее не засунуть поглубже, а всего лишь смотреть… наблюдать, как меняется лицо партнёра? Ловить кайф не от удовлетворения себя, а лаская и удовлетворяя другого? Стоя на коленях, Дин покачивается взад-вперёд. У него нет под рукой смазки, но влага из обоих их членов продолжает сочиться – и ладони легко скользят по стволам. Хочется большего. Хочется проникнуть. Насадить Сэмми, заставить застонать в голос, извиваться… но тот и так уже мечется по подушке, словно в бреду. И Дин замедляет движения, растягивает их, продлевая это сумасшествие, насколько только возможно. Сэм смотрит умоляюще, закусив губу, вцепившись в спинку кровати над головой – и кажется, та уже вовсю трещит – но Дин пока не готов позволить ему кончить. Нет, не сейчас. Ещё рано. Он ещё… не успел вовсю насладиться и прочувствовать эту власть над телом и разумом брата. – Дин… "Боже, он всегда произносил это таким голосом?!" – Прошу, я… я больше не… – Я знаю, Сэмми. Я знаю… "Дьявол, теперь мне одна дорога – в ад…" – Дин?! – Смотри на меня. Сэм напрягает ноги, пытаясь свести их, но всё бесполезно: Дин подхватывает их под колени, забрасывая одну себе на плечо, а вторую отводя в сторону. – Что ты, чёрт подери… – Просто позволь мне. – Дин! – Больно не будет. – Что?! – …наверно. Сплюнув на ладонь, Дин смачивает головку своего члена и прижимает к плотно сомкнутому отверстию, которое раньше не вызывало у него ни малейшего интереса, однако сейчас… мышцы Сэма ходят ходуном. Его ноги всё ещё напряжены, губы сжались в тонкую линию, а член расслабился и почти что опал – и Дин поглаживает его, всё никак не решаясь на последний шаг. – Ты сошёл с ума, – произносит Сэм тихо. Не обвиняя, а скорее констатируя факт. – Наверное, – нехотя соглашается Дин. – Как и я. Сэм глубоко вдыхает и медленно выдыхает. И расслабляется. Он всё ещё пристально смотрит на Дина, но больше не выглядит возмущённым. – Готов? – на всякий случай интересуется Дин. – Не тяни резину… Намёк на улыбку служит толчком. Дин сглатывает и, растянув ягодицы брата в стороны, вталкивает себя в узкое, сопротивляющееся отверстие, чувствуя не столько удовольствие, сколько удовлетворение. Он снова встречается с Сэмом взглядом. И видя, как его опухшие глаза опять наполняются слезами, почему-то не испытывает ни раскаянья, ни малейшего желания остановиться. Нет, он продолжает давить. Физическая боль – легче душевной. А если она ещё и не из-за какой-то там левой девчонки, а из-за него, Дина… Есть в этом что-то извращённо-приятное. – Стой-стой, погоди, – отпускает Сэм спинку кровати, пытаясь то ли сесть, то ли дотянуться до Дина. – Погоди… дай мне привыкнуть немного… – Что, слишком толстый? Дин заставляет себя усмехнуться. Ему хочется начать двигаться как можно скорее, но это же Сэм. Его Сэмми. Он просто не может так с ним поступить. Поэтому ждёт. Ощущая, как член сжимает со всех сторон. Внутри брата так тесно и горячо, как никогда не было внутри любой девчонки. Дин уже практиковал анальный секс, но почему-то с Сэмом всё по-другому, иначе… – Придурок… – Сучонок. Могу я уже… начать? – Только осторожно. – Ну, конечно, принцесса. – Тц, я тебе это ещё припомню, Дин! – Ага… а как же… напиши на меня жалобу Санта-Клаусу. – Тсс-с-с-с… я же сказал: потише! – Да я двигаюсь, как улитка! – Что-то я не припомню… чтобы улитки… были такого размера! – Улитки – те же слизни, и во влаге они разбухают… – Что за бред? – Расслабься, Сэмми. Просто расслабься. Мне, знаешь ли, тоже больно. – О-о-ох… – Да, вот так… дыши глубже… повторяй за мной: хо-хо-хо… – Дин, я не рожаю! – А похоже! Дин только хмыкает, когда его обхватывают ногами и сдавливают. Теперь он почти не может двигаться, но зато Сэм, кажется, повеселел. И даже взялся за собственный член, сжав тремя пальцами под самой головкой. – Так вот как тебе нравится? – Заткнись. Его ноги слегка расслабляются и в то же время словно подталкивают – и Дин без возражений возобновляет половой акт, начавшийся совершенно спонтанно и по странной причине… Но что ещё более странно: происходящее больше не кажется чем-то неправильным. Сэмми не перестал быть его братом. Просто стал… ещё ближе. Ещё уязвимее. Но лишь для Дина. И это прекрасно. Удивительно. И безумно приятно. – Скажешь, когда захочешь кончить. – Пока я хочу только врезать тебе, – следует честное признание. – Ну или тоже… засадить чем-нибудь в зад… – Тише, ковбой. Будет и на твоей улице праздник, а пока не забывай дышать. – Придурок… – Сучонок… давай: хо-хо-хо… – Хо-о… о! – Что? – Здесь. Было… неплохо. – Могу повторить. Закусив губу, Дин проходится под тем же углом, что и только что – и Сэм затаивает дыхание, уставившись на него расширенными глазами. – Это простата, Сэм. – Да, я в курсе. Почему ты остановился? – О, так мне продолжить? Вместо ответа Сэм сцепляет ноги за его спиной и сам толкается навстречу. Шлёпнув по обнажённым бёдрам, Дин прикрывает глаза. И о чём он только волновался? Может быть завтра Сэмом вновь овладеет депрессия, может быть послезавтра им снова придётся убить хорошего человека, которому просто не повезло нарваться на монстра и самому стать таким же… но это ничего. Ведь теперь Дин в курсе, как принести утешение своему брату. И как помочь ему сохранить рассудок в этом безумно жестоком мире. – Двигайся, Дин! – Как скажешь, Сэмми, как скажешь…