Middle School

Рука Феникса тёплая, когда они переплетают пальцы. Майлз смотрит в голубое небо: они сидят вместе, прислонившись спинами к самому большому дереву на школьном дворе. Ларри давно перестал держаться с ними за руки. «Вам уже тринадцать, не малявки, блин», — говорил он, — «Держите за руки девчонок, которые вам нравятся!» Майлз чувствует, как Феникс сжимает его руку. Они одни. Они могут держаться за руки. Они никогда не говорят об этом. Это просто то, что они делают; это естественно. Потому что они вдвоём. — Майлз? — Да? — Сегодня Ларри сказал мне… эм… — Что? Лицо Феникса становится такого же цвета, как костюм Красного Сигнала: — Он считает, что я нравлюсь Дженнифер. Ну, той девчонке из соседнего класса. Но я думаю, что он ошибается. Я имею в виду, почему я ей нравлюсь? А почему нет? Майлз моргает. Я рад за него. Но также, мне это… не нравится? Почему? Что это за чувство? — Спроси у неё. Это единственный способ узнать правду, — говорит он. — Н-но…— Феникс подтягивает шарф ко рту свободной рукой. Он всегда легко простужается. — Что если я действительно ей нравлюсь? — Я… — Майлз отводит взгляд, — я… я думаю, это правда. — Никто никогда не был влюблён в меня. — Ты ошибаешься. Их глаза снова встречаются. Майлз надеется, что его собственные щеки не такие красные, как у Феникса. Хотя они, вероятно, такие же. — Майлз… — У тебя нет убедительных доказательств того, что ты ей не нравишься. Единственное, что ты можешь — искать улики. — Майлз, это не расследование. Тебе-то легко, ты многим девочкам нравишься. — Не важно, они не нравятся мне. Не в таком смысле. — Я знаю, — Феникс слегка улыбается. — Ты не любишь все эти романтические штуки, да? Предпочитаешь проводить свободное время изучая юридические книги. — Д-дело не только в этом. — А? — мальчик приподнимает бровь. — Что ты имеешь в виду? — Я… — он сглатывает. — Я не могу тебе сказать. Прости. Феникс надувается. Потом вздыхает. — Ладно. Но если ты передумаешь… — в этот момент он ярко улыбается. — Ты же знаешь, что можешь мне все рассказать, правда? Майлз чувствует, как у него теплеет на сердце. Он может сказать ему. Я должен сказать ему. Они все ещё держатся за руки. Майлз не хочет терять их особую дружбу. Но если он мой друг, он поймёт. Феникс никогда не смог бы ненавидеть меня. Феникс никогда… — Думаю, я гей. Глаза Феникса расширяются. Он молчит. Не двигается. Просто смотрит на своего друга, замерев. — Скажи что-нибудь, — Майлз прислоняется головой к дереву. — Хочешь посмеяться надо мной? Смейся. — Я не буду. — А следовало бы. — Ты мне нравишься, Майлз. — Я сказал, тебе… Что? Феникс смеётся. — Думаю, я тоже гей. Ну, в смысле, я не уверен? Иногда мне нравятся девочки, иногда мальчики, но если я в чем-то и уверен, так это в том, что я влюблён в тебя, — он снова краснеет, отводя взгляд. — Я-я не должен был тебе говорить! Но ты же знаешь, всегда так, я сначала говорю, а потом думаю… Т-ты можешь притвориться, что я ничего не говорил! Настаёт очередь Майлза улыбаться: — Все в порядке, Феникс. Ты… ты мне тоже нравишься. — Я?! — Тебе нужны доказательства? — Нет! То есть, я тебе доверяю. — Хорошо. Ветер приносит несколько листьев к их ногам. Становится холоднее. — Но, эм, Майлз… Что у тебя на уме? — Я… я подумал, что, может быть, мы могли бы… нгх, забудь об этом. — Поцеловаться? Майлз думает, что его сердце вот-вот взорвётся: — У… у меня нет никаких возражений. Феникс смеётся снова. — Снова говоришь будто адвокат, прекрати, — поддразнивает он и кладёт ладонь на плечо своему другу. — Окей. Мы можем это сделать. Майлз поворачивается к нему. Они все ещё одни на школьном дворе. Да, мы можем это сделать. Он нежно гладит Феникса по щеке, когда они наклоняются друг к другу ближе, закрыв глаза. Все беспорядочно, противоречиво. Они почти не попадают по губам друг друга, касаясь только краешками, а шарф Феникса мешает. Майлз на самом деле не знает, что ему делать. Двигаться? Ждать? Сколько должен длиться поцелуй? Но он перестаёт об этом думать. Потому что это хорошо. Хороший беспорядок. Противоречие. Великолепное противоречие. Они по-прежнему держатся за руки. Им не нужно об этом говорить. Это просто то, что они делают; так было всегда. Когда Майлз отстраняется, он может думать только о том, что ему понравился его первый поцелуй. Он снова улыбается. Судя по свету в глазах Феникса, этот поцелуй не станет последним.