Замечательно

Не считая поездки до офиса, день проходит замечательно. Пальцы нервно сжимают ручку кейса. Дешевая искусственная кожа противно липнет к взмокшим ладоням. Пастернак поправляет очки, сжимается, стараясь занимать как можно меньше места, и устремляет взгляд в пол. Отслеживает строчку чьих-то ботинок, в попытке отвлечься. Люди, набившиеся в вагон, покачиваются, словно в трансе. Человеческий поток кажется единым извращенным организмом, неторопливо переваривающим зазевавшегося, абсолютно неуместного здесь парня из класса G. Гул колес давит на измотанные сомнениями нервы — уснуть получилось с трудом и лишь перед самым рассветом. Такие неуклюжие сейчас пальцы излишне резко дергают узел ярко-красного галстука. Кажется, петля затягивается еще сильнее и воздуха катастрофически перестает хватать. Брайан пытается незаметно вдохнуть глубже, открывает рот, как рыба, но хватает пересохшими бледными губами лишь чье-то сладкое из-за жевательной резинки дыхание. Пытается отвернуться, невольно ловит блеклый взгляд клерка напротив и практически кубарем выкатывается из вагона, внося хаос в идеально выстроенные колонны входящих и выходящих. Пастернак — лишняя деталь, нарушающая работу всего механизма. Кейс едва не оказывается зажеван механическими дверями. Солнца совсем не видно из-за серых стекол многоэтажек, но дышать становится немного легче. Только нервы скручиваются в тугую спираль — Синтракорп выделяется на фоне остальных офисных зданий настолько, что почти светится кислотно-зеленым от нулевого этажа и до самой крыши. С нее должен открываться волшебный вид. «Пожалуйста, оценивайте свой уровень здраво: падение с недостаточно большой высоты может привести к не летальному исходу» Не считая потраченных нервов, день проходит замечательно. Пастернак не любит, когда на него кричат. Вообще, кажется, мало кто любит, но много кто привыкает. Брайан не считает, что к такому можно привыкнуть и, если уж быть честным, не собирается даже пробовать. Но встреченный в холле блондин меняется в лице с такой скоростью, словно кто-то щелкнул рубильником. Крик расходится по комнатке оставляя практически видимые круги — как брошенный в воду камень. Растерянному парню не остается ничего, кроме как слушать и хлопать широко распахнутыми глазами. Самое время задуматься, не произошло ли революции в создании андроидов и где, в таком случае у них находятся кнопки выключения. В случае с Чемпменом лучше сразу самоуничтожения. Без предварительного сохранения, пожалуйста. Благо, скоро самодовольного придурка приглашают пройти в лифт. Кажется, камера задорно подмигивает красным глазком, наблюдая за Брайаном, невольно, но оттого не менее сосредоточенно отсчитывающего чужие этажи. Сбиться не дано — огонек лифта перестает двигаться, замирая на двойке. В душе просыпается легкое злорадство. Миловидная шатенка улыбается так солнечно, что Пастернак готов простить мегаполису отсутствие настоящего светила над головой. Он очарован, хотя это и нельзя назвать любовью с первого взгляда. Кейт милая и кажется оплотом всего хорошего, что есть в этом здании. Хочется надеяться, что все не настолько плохо. Девушка довольно уверенно утешает мыслью, что вряд ли такая компания как Синтракорп могла допустить ошибку при рассылке приглашений, и скрывается в лифте. Огонек четвертого этажа пробуждает в сердце радость за новую знакомую. Наступившее одиночество позволяет тревожности поднять голову, словно разбуженной перезвоном змее. Она шипит на ухо что-то нелестное. Проникновенно тянет «ш» в слове «ошибка», блестит ярко-зеленым глазом и затягивает галстук туже с каждой минутой, заставляя нервно теребить узел, да наматывать круги по приемной. В этой комнате без окон настолько некомфортно, что кажется словно весь город навалился своим весом на плечи, обтянутые синей дешевой тканью пиджака. Сомнение кусает за пальцы, заставляя ритмично сжимать кулак, бодает под колено лобастой головой. Ноги заплетаются после третьего нервного круга по приемной. Этой комнате однозначно не хватает окон. Хлопок ладони по дереву в попытке смягчить торможение выходит слишком агрессивным для недавнего студента, отчего-то оказавшегося в стенах такой великой корпорации. Дверь манит, но что-то не дает открыть ее и навсегда покинуть мегаполис, превратив поездку в одну из баек для семейного вечера. Позже, Пастернак несколько раз назовет это поразительным идиотизмом. Кажется, кейс все-таки прилип весьма основательно, раз все еще остается в вспотевшей ладошке. Брайан опускает плечи, вновь стремясь стать как можно незаметнее. Камера продолжает подмигивать с насмешкой, но на письмо реагирует весьма благосклонно. Створки лифта распахиваются с шелестом открываемых ножниц и смыкаются с тихим зловещим звоном. В сравнении с грохотом сердца все звуки кажутся абсолютно незначительными. Пастернак едва заметно шевелит губами, отсчитывая свои этажи. В безжизненном свете кабины это больше похоже на безмолвную молитву. Кто может услышать его в этом городе многоэтажек? Брайан не уверен, что хочет знать ответ на этот вопрос. «Уважаемые сотрудники! Напоминаем вам, что выход из Синтракорп не осуществляется через крышу. Чтобы закончить рабочий день, убедительно просим вас воспользоваться дверью на нулевом этаже. Спасибо.» Не считая количество крови, день проходит замечательно. Пастернак не склонен к самообману. По крайней мере, он честно пытается себя в этом отчаянно убедить. Поэтому дорожка из крови на десятом этаже остается дорожкой из крови даже на первый взгляд. Стойкий металлический запах висит в воздухе стеной, дерет глотку и заставляет сердце биться чаще. Людям свойственно тревожиться, чувствуя смерть себе подобных. Конечно, если эта смерть была привнесена не их собственными руками… — но-о Брайан не хочет доводить эту мысль до конца. На удивление язвительное подсознание выталкивает едкие высказывание о вкусе хозяина кабинета. Современное искусство. Как же. Нервные смешки невольно кромсают высохшее горло, но, наверное, еще страннее выглядеть происходящее не может чисто физически. «Убей Ведьму» — надпись неестественно яркая, буквы по цвету словно тлеющие угли костра. Пастернак смотрит на них, кажется, целую вечность, гипнотизирует взглядом, в робкой надежде, что это лишь глюк, вызванный духотой. Возможно, именно поэтому черные чернила на бумаге контракта отливают багрянцем. Роспись выходит кривой — буквы удивленно косятся друг на друга, качают головами и чуть-чуть заваливаются влево. Брайан видит вместо своей фамилии диагноз: азартный, безрассудный придурок — и мазанув, напоследок взглядом по надписи во весь монитор, мысленно добавляет — с суицидальными наклонностями. В подсознание что-то растягивает губы в улыбке: — «Умение разбираться в современном искусстве будет хорошим дополнением к резюме.» Пастернак находит логичным согласиться. «Пожалуйста, не пользуйтесь аварийной лестницей без чрезвычайной ситуации. Корпорация не несет ответственности за потерянные вещи и конечности.» Стойкий металлический привкус преследует его в течение всего — поистине бесконечного — рабочего дня. В отражениях красный галстук видится кровавым пятном на груди. Несколько раз ребра начинают беспричинно ныть, словно вывернутые наружу. Зеленая, но оттого не менее мерзкая, вспышка сканера помогает очнуться от наваждения. Старый механизм скрежещет угрожающе, и Брайан поспешно отворачивается, одергивает руки, глотает порядком остывший кофе. Тот, как и все в этом чертовом здании, отдает металлическим привкусом. Запах крови стелется между рубашкой и дешевым синим пиджаком. Укутывает, словно в кокон, забивается в нос, оседает испариной на висках. Кровь здесь — неотъемлемая часть интерьера. Она сочится из трупов по всему зданию, оседает на языке вместе с остротой специй лапши быстрого приготовления, навеки застывает бурыми мазками между кафельных плиток туалета. Она проступает из глубин истории Синтракорп. Ее так много, что мало кто обращает внимание. Компания истекает кровью и корчится в судорогах. Компания истекает отравленной кровью и корчится в предсмертных судорогах. Сыр в бутербродах перестает казаться достаточно соленым к середине дня. «Запишитесь на прием к хирургу по телефону, пожалуйста.» «Пожалуйста, повисите на проводе, хирург совершает харакири на мотивационном собрании.» Многие сотрудники понимают просьбу слишком буквально, ей-богу. Не считая наличия трупов, день проходит замечательно. Пастернак не считает трупы. Точнее, в начале он честно пытается, списывая этот нежданно возникший спортивный интерес на выверты психики, старающейся как-то абстрагироваться от всего происходящего; но сбивается со счета, когда на него в первый раз несется нечто с примотанным проводами шкафчиком. Начать новый отсчет с бедняги на стуле, которого приходится бросить погребенного под завалами, не поворачивается язык. К середине дня Пастернак не считает трупы чем-то из ряда вон, как, впрочем, и поголовно каждый сотрудник Синтракорп. Корпоративная этика, что с нее взять. После пятого спокойно воспринятого тела Брайан считает себя ненормальным, но старательно не желает в этом признаваться. Что, в свою очередь, считают трупы сказать трудно, поскольку в особой разговорчивости оказывается замечен только один. И то, спешно скрывшийся в металлическом шкафу. Впрочем, разговор с ним позволяет вынести несколько важных истин: Во-первых, те, кто предлагают помощи в этой компании либо новички, либо лжецы — Пастернак может с легким укором отнести себя к обеим категориям. Во-вторых, мины — мутанты по словам нового знакомого — которые так пристально пялятся на Пастернака единственным подобием глаза при каждом приближении, оказывается реально уничтожить. И, в-третьих, если уж Брайан и решится свести счеты с жизнью после завершения работы в Синтракорп, то точно не станет выбирать повешение. Электрик является достаточно полуживым примером ненадежности этого метода. Бонусом ко всему прочему идет минимум суточное отвращение к пицце. Да, пожалуй, прыгать с крыши — тоже не самый лучший вариант. Точно не головой вниз. А еще, трупы абсолютно не против поделиться всем, что имеют. Брайан не отказывается от такого щедрого предложения, памятуя основы продуктивной работы в команде. Корпоративная этика, что с нее взять. На встречу с зомби эмоций практически не остается. Пастернак их банально не отличает от рядовых сотрудников и лишь сквозь зубы благодарит кого-то всевышнего, что эти клерки хотя бы двигаются. От настойчивого подталкивания медленного коллеги в спину, оказывается, можно получить нешуточное удовольствие. Камера мигает, явно забавляясь происходящим. «Проходите по одному в порядке живой очереди, пожалуйста.» Не считая разговоров с живыми коллегами, день проходит замечательно. Пастернак улыбается неловко и немного смущенно, тихо покряхтывает от волнения. Пытается сглотнуть сухим горлом и машинально прикрывается чемоданчиком. Пятый этаж даже можно назвать уютным. Именно здесь появляется неуверенное, робкое чувство защищенности, которого так не хватает во всем этом здании. Брайан не позволяет себе полностью довериться этому ощущению — чертовы трупы в туалете этому только способствуют. «Если у вас есть замечания по поводу работы персонала, пожалуйста, позвоните по номеру XXX–XX–XX…» Все телефоны в здании работают только для Мистера Хьюго. Мистер Хьюго показательно отказывается работать. Дружелюбно болтает с новеньким, помогает освоиться, приглашает на праздник в честь своего дня рождения и возвращает забытый на собрании кейс. Спустя несколько часов Пастернак готов вогнать в глаз Хьюго карандаш. Желательно, прямо сквозь маску-лягушку. Благо, на празднике, в руке оказывается лишь стремительно опустевший стаканчик пунша. Приходится ограничиться лишь не очень внятной обличительной тирадой. Блекло-карие глаза Мистера Хьюго странно блестят, но губы расползаются в привычной мягкой улыбке. Брайан запоздало жалеет, что стакан пуст. После прогулки по архивам Пастернак приходит к выводу, что с коллегами ему очень повезло. Долю сарказма, вложенную в это умозаключение, оценить не удается — разговоры с самим собой не способствуют адекватности, поэтому мысли остаются невысказанными. Нахождение в Синтракорп не способствует адекватности вообще, но об этом упоминать не хочется. Брайан искренне не хочет вникать в причину расставания Ирины и Дженны. И еще больше не хочет начинать близкое знакомство с первой или участвовать в организаторской деятельности второй. Спасибо, не стоит. То, с каким энтузиазмом мисс Соса таскает заваренный не ею кофе, тоже не добавляет ей очков в глазах Пастернака. Но, в отличие от Хьюго, Марта хотя бы не пытается вести свою запутанную игру. Это не может не подкупать. С Мартой трудно говорить, но легко молчать. Написанный от руки пропуск в клуб невольно греет душу. Брайан надеется, что душа все еще остается при нем. Кейт, кажется, надеется вместе с ним. В тихом жужжании камер третьего этажа слышится издевательский смех. Несколькими часами позже, пьяный Пастернак показывает в камеру средний палец и целует Инэя Доши прямо на праздничном столе. Кто-то довольно свистит. Камера Мэппи явно не участвует в этом безумстве, беспристрастно записывая происходящее. Корпоративная этика, что с нее взять. «Скидываться на подарок имениннику — хорошая традиция любого сплоченного коллектива. Главное не забывать уточнять, что речь идет о деньгах.» Не считая работы Охотника, день проходит замечательно. Пастернак болтает с Синтрой и трет уставшие от ядовито-зеленого фона глаза. Отпирается больше для вида, но чувствует, что уже заглотил наживку. Ощущает разгорающийся между ребер интерес — пару раз путает его с болью, конечно; и совсем чуть-чуть себя — психопатом. Былые сомнения тают под лучом фонарика. Желание сбежать исчезает вместе с ними, и Брайан с головой бросается в переплетение этажей, коридоров и реальностей. Словно бессмертный. Ядовито-зеленый свет сканера бьет по глазам. Сидеть за одним костром с Гоблином оказывается на удивление уютно. Маленькие мутанты открывают налитые кровью глаза — красные лампочки, не более — и тени на стенах обретают особо жуткие очертания. Становится понятно, в чем художник выставки «Кровь Дьявола» черпал вдохновение. Пастернак ловит в отражении туалетного зеркала улыбку своего личного Дьявола и игриво подмигивает. Теперь он знает, чей взгляд наблюдает за ним из каждой камеры. Это греет остатки души. Дот-Матрица оставляет сожаление по поводу ее легкой кончины и шрам в опасной близости к виску. Головная боль не проходит до самого начала вечеринки. Как минимум, это означает, что голова всё ещё при нем. За это точно нужно выпить. Тем не менее, карточка одного из легендарных охотников и теплая благодарность Кейт стоят того. Свет заходящего солнца в ее глазах почти ощутимо греет. Даже когда эти глаза находятся на уровне талии. Кейт — практически Дама-в-Красном. Кровь из отрубленной головы заливает подол юбки и полностью пропитала рукава до локтя. Многоэтажки каких-то бумаг кажутся тщательно подобранными декорациями. Брайан сдерживает порыв склониться, словно перед королевой. По левое плечо раздаются отчетливые шаги и видение исчезает. Живая Кейт нравится ему чуточку больше мертвой. Поинтересоваться у девушек из отдела кадров маркой помады банально не хватает времени. Жаль: к моменту посещения выставки «Кровь Дьявола» Пастернак начинает находить в красном особую прелесть. Коктейль с одноименным названием — единственное, что не оседает металлическим привкусом на языке. Это сбивает с толку. Практически отрезвляет. Разочарование вяжет рот. Брайан впивается зубами в кусок подгоревшего сэндвича с сыром и целует Инэя при первом удобном случае. Опять перед камерой. Дьявол из туалетного зеркала грозит пальцем и подозрительно сверкает глазами. Пастернак смеётся беззвучно и пошло подмигивает, не узнавая себя в отражении. «Абонент разговаривает. Пожалуйста, оставьте сообщение после сигнала.» Вскрывать могилу маленькой девочки до смешного легко. Алтари слабо мерцают. Тяжёлый запах плавящегося воска заливается в ноздри и стекает по пищеводу. Мягкий жёлтый свет кажется абсолютно неуместным на фоне кислотно-зеленого. Ведьмина бумага остаётся теплой даже спустя сорок минут после создания скана. Брайан не может вспомнить, были ли у него рога. Бубенчики режут ладонь до крови. Их звон режет слух и нити, сшивающие лоскуты реальности. Пастернак поправляет очки и мечет карандаши не глядя. Пожалуй, острая заточка останется неискоренимой привычкой, даже если этот рабочий день окажется последним в Синтракорп. Белесые черви — змеи? — проникают под кожу, заставляют её бугриться, исходить тенями, трещать от натяжения. Брайан корчится в попытке вскрыть себя короткими ногтями и шепчет-шепчет-шепчет: «Боже, блять, Дьявол, Боже…» — вода хлещет в лёгкие, не позволяет надышаться, хоть и держит в сознании. Чьи-то руки ласково бинтуют места укусов. Дьявол оказывается куда отзывчивее. Ощущение защищённости успокаивает. Пастернак видит, хотя, скорее, чувствует, знакомые жёлтые глаза за красной маской. Жёлтые глаза Синтры абсолютно искусственны. Жёлтые глаза Домори выгорели почти пол века назад. Брайана тянет блевать. Однозначно только из-за количества воды в желудке. Глаза змеи красные и это хоть какое-то разнообразие, спасибо. Домори и Рей играют в чехарду, меняясь телами. Их смех сливается со звоном бубенчиков. Пастернаку жутко, он устал, и его невольно затопляет заразительная, мрачная радость. Смех сдержать не удается. Его голос вторит голосам сестер. Брайан смотрит в неприлично-светлые глаза Хьюго и на несколько секунд чувствует укол совести. Или это Атам колется без ножен? Хьюго чувствует бьющий в лицо ветер, хлопающий за спиной красный плащ и невольные слёзы, собирающиеся под зелёной маской. Хруст ломающегося черепа слышен за несколько секунд до падения. Негромко шелестят шарниры. Чтобы взлететь, нужно научиться прыгать. Пастернак безмолвно оплакивает сломанного ребенка в лягушачьей маске. В качестве закуски на Выставке Крови подаются лягушачьи лапки с томатным соусом. «Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия се…» Синтра — вечно маленькая психопатка с помешанным на ней роботом. Синтра сошла с ума и взошла на престол корпорации. Домори ловит отсвет экрана бездушными желтыми глазами. Брайану кажется, что он случайно перепутал таймлайн. Его личный Дьвол полагает, что о таких вещах не стоит задумываться всерьёз. Кажется, работников ждёт премия. По крайней мере тех, кто смог дожить. Пастернак пьёт мерзкий автоматный кофе, стоя бок о бок с Кейт на самой крыше. После всего увиденного, закат кажется абсолютно лишенным красного, а отблеск заходящего солнца в глазах рядом — на порядок теплее. Голова на плечах ей невероятно идёт. «Номер не существует. Ква. И никогда не существовал. Больше в «Испорченный телефон» на мотивационных собраниях мы не играем.» «Вы уволены.» «Добро пожаловать.» «Поздравляю с повышением.» Брайан чувствует спиной улыбку под красной маской и тонкий запах мужского парфюма. Смех Дьявола колышет волосы на затылке. Отчего-то кажется, что его губы не будут отдавать металлом. Стоит обязательно это проверить. Считая всё это, первый день в компании проходит просто замечательно.